© Linda Green, 2017

© Hemiro Ltd, издание на русском языке, 2018

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», перевод и художественное оформление, 2018

Линда Грин – писатель-романист и завоевывавший премии журналист. Она писала статьи для газеты «Guardian», интернет-издания «Independent on Sunday» и газеты «Big Issue». Линда живет в Западном Йоркшире. Ее предыдущая книга – «Пока мои глаза были закрыты» (While My Eyes Were Closed) – была книгой в мягкой обложке, стала бестселлером и заняла в 2016 году пятое место по объему продаж в версии для устройств для чтения электронных книг «Амазон киндл». Посетите странички Линды в «Твиттере» («@LindaGreenisms») и в «Фейсбуке» («Fans of Author Linda Green»).

Каждый человек рано или поздно теряет маму. Но к тому моменту, когда это происходит, мама должна быть уже старенькой. Морщинистой, сгорбившейся и немощной.

Мамы вроде бы как не должны уходить из жизни в расцвете лет, когда их женский организм все еще нормально функционирует, когда они еще не получили подбадривающих открыток по поводу их сорокалетия и когда, черт побери, они еще даже не начали пользоваться кремами от морщин.

Если жизнь заканчивается так жестоко, так преждевременно, это кажется абсолютно бессмысленным. Мир перестает вращаться. То, на чем основывалась ваша жизнь, куда-то исчезает. Пол у вас под ногами может в любой момент просесть. Это все равно как играть в одну из игр типа «мяч в лабиринте», зная, что в любую секунду ты можешь упасть в яму.

Опасности. Жизнь кишит опасностями. И если люди пытаются убедить вас в обратном, говоря, что вы чокнутые, если так думаете, то вам необходимо помнить, что чокнутыми являются как раз те, кто отрицает постоянное присутствие опасностей вокруг нас. Потому что единственное, в чем можно быть твердо уверенным в нашей жизни, это то, что все мы в тот или иной день умрем. И что этот день может наступить раньше, чем мы думаем.

Понедельник, 11 января 2016 года

Одну-две секунды я ощущаю плохой запах, исходящий у него изо рта, а потом чувствую, как он кладет ладонь на мою задницу. Странно, но почему-то у тех, кто норовит потереться об представителей противоположного пола в общественном транспорте, почти всегда какие-то проблемы с личной гигиеной.

– В чем дело? – кричу я и оборачиваюсь, чтобы оказаться к нему лицом.

Люди, толкущиеся возле турникета, тут же отступают в сторону. Пассажиры, регулярно совершающие поездки из пригорода в город и обратно, ненавидят конфликты в транспорте даже больше, чем опоздания поездов и автобусов.

Этот мужчина с дурным запахом изо рта и чрезмерно проворными руками, похоже, не ожидал подобной реакции. Он поспешно смотрит по сторонам, явно желая свалить вину на кого-нибудь другого.

– Не надо увиливать, это сделали именно вы – мужчина средних лет в блестящем сером костюме. Тащитесь от того, что лапаете женщин за задницу, да?

Он, переступая с ноги на ногу, смотрит в пол, а затем устремляется к турникету.

– Ну да, вы торопитесь на работу. Готова поспорить, что женщины в вашем офисе ждут вас не дождутся. В следующий раз попридержите свои грязные лапы, хорошо?

Я оглядываюсь и вижу, что Сейди смотрит на меня, подняв бровь.

– Что? – говорю я. – Могу тебе сказать, что он еще легко отделался. Тут вообще полно их таких – всяких козлов.

Путь к турникету теперь свободен. Я прохожу через турникет и жду Сейди на другой стороне.

Передо мной останавливается молодой парень с темными волосами.

– Классно вы его обломали, – говорит он с улыбкой. – Хотите, я догоню и уделаю его ради вас?

Парень этот одет в куртку сливового цвета поверх белой футболки – как будто он по ошибке принял понедельник за «вольную пятницу»[2].

– Чего я хочу – так это чтобы все представители мужского пола пошли к черту и перестали меня донимать.

Улыбка исчезает с его губ.

– Понял, – говорит он и уходит прочь.

– Зачем ты так себя повела? – спрашивает Сейди, таращась на меня. – Он всего лишь пытался быть любезным.

– Ну, иногда это не сразу и поймешь.

Сейди качает головой:

– Вот и я тебя не понимаю. Сегодня что, объявлен общенациональный день по откусыванию кому-нибудь головы или что-то в этом роде?

– Предменструальный синдром и голод – это всегда плохое сочетание. Пошли, мне необходимо купить еды.

Завтрак (я ненавижу слово «бранч»[3], а потому отказываюсь называть так этот прием пищи, даже если он начинается после десяти тридцати) применительно ко мне состоит из огромного маффина с голубикой (который, я надеюсь, зачтется как первый из пяти моих ежедневных приемов пищи) и баночки напитка «Танго» (который, возможно, зачтется как второй). Мама когда-то говорила мне, что настанет день, когда я уже не смогу есть подобное дерьмо так, чтобы это не отражалось на моей внешности. Я восприняла эти слова как «зеленый свет» для поглощения как можно больше такой пищи, пока я все еще могу делать это без каких-либо негативных последствий.

Стоя в очереди к кассе, я слышу приближающиеся шаги. Сейди слегка толкает меня локтем. Я поднимаю взгляд. Парень, который намеревался «уделать» мужчину, тронувшего меня за задницу, стоит неподалеку, держа в руке букет цветов. Причем оформлен этот букет очень красиво. Такие букеты, по-моему, называют «связанными вручную», хотя я никогда не видела, чтобы букеты связывали с помощью какого-то механизма.

– Извиняюсь за свои предыдущие слова, – говорит он. – Это от имени мужского пола. Чтобы продемонстрировать, что не все мы придурки.

Разговоры в очереди стихают. Я чувствую, что мои щеки становятся такими же красными, как розы в букете.

– Спасибо, – говорю я, беря у парня розы. – Но вообще-то не было необходимости это делать.

– Я знаю, но мне захотелось так поступить. А еще я хочу пригласить вас на ужин, но не уверен, что это не вызовет у вас бурную негативную реакцию, поэтому я положил в цветы свою визитную карточку. Позвоните мне, если вам захочется принять мое предложение. И спасибо за то, что украсили мне сегодняшнее утро.

Он поворачивается и идет прочь одной из тех в высшей степени самоуверенных походок, которые граничат с явно пижонским поведением.