Девушка сидела и смотрела перед собой. Была еще одна историческая справка, которую она не хотела говорить Ивану, потому что сама не верила: будто бы этот некрасивый Эйе, похожий на Хрущева, толстый, обрюзгший, был отцом Нефертити, то есть дедом Анхесенпаамон. Если бы эта версия из другой эры была правдой, то мотива для кражи у советника не находилось, дед не пьяница, чтобы у внучки украшения воровать.

Но Маше в голову пришла и еще одна идея:

— А что, если девушка мечтала о троне при живом муже, что если она прикончила Тутанхамона ради этого, и…

— Постой, — перебил ее Иван, — женская логика убийственна! При чем тут серьги? Да и фараон не такой дурак, чтобы…

— Да уж, Дураков тут только два — мы с тобой, — вздохнула сестренка.

Они еще долго обсуждали Анхесенпаамон и ее серьги. Каким только нехорошим человеком они ни сделали жену фараона: то она сама украшения спрятала, заподозрив мужа в измене, чтобы он на нее внимание обратил; то царица решила переплавить их в браслет с ядовитым покрытием, чтобы отравить мужа; то… впрочем, чего гадать, если не мешало бы допросить потерпевшую.

Маша просто-напросто уломала брата, чтобы он взял ее с собой, потому что быть в Кемете и не посмотреть на царский дворец изнутри, когда ее брат это делает каждый день, для нее, студентки-искусствоведа, — грех. Брат просто не мог устоять перед умоляющими карими глазами сестренки. Да и к тому же, один Дурак — хорошо, а два — лучше!

Первый раз в жизни Маша видела ворота дворца при дневном свете. Она, вообще, с момента разметки города, так вышло, ни разу не проходила даже по проспекту Ленина.

Вот закончилась аллея выстриженных под одинаковый рост пальм, и взору Маши гостей из будущего открылись ворота и два стражника, верно несущие свою службу.

— Секретный агент его Величества Тутанхамона Эхнатоновича, Иван Дурак с подмогой, — вышколенным еще на курсе военной подготовки голосом громко и четко протараторил гость из будущего. — Мы…

— Мы с личным визитом к Ее величеству Анхесенпаамон, — встряла Маша, чтобы братец не начал нести ахинею.

Ведь исковеркать имя Первой Леди Кемета у Ивана получалось отлично. Причем, когда остальные деятели эпохи имели по одному истолкованию своих имен, Анхесенпаамон он всегда называл по-разному. Спел бы Бутусов и про нее песню…

Один из стражников кивнул Ивану и сказал:

— Я вас провожу.

И процессия из трех человек двинулась внутрь. Те коридоры, которые Иван посчитал подобием компьютерной игрушки, просто поразили Машу своей красотой, так что она чуть не отстала от стражника и брата, рассматривая росписи на стенах.

— Ты кончай комиксы читать, не за тем пришли! — возмутился Иван, оттаскивая сестренку от красивой фрески, на которой был изображен Тутанхамон на колеснице, занимающийся отстрелом уток из лука.

— Я тебе дам, комиксы! Манга еще скажи! Это же произведение искусства, не дошедшее до наших дней! — возмущению гостьи не было предела.

Иван бубнил себе под нос ругательства в адрес сестры и тащил любопытную Марью-искусницу дальше и дальше по коридору.

Идти пришлось недолго. Царица сидела на балконе в первом же здании, а ее верная служанка Мерит медленно опускала-поднимала опахало из павлиньих перьев над головой госпожи. На служанке была короткая полупрозрачная накидка, закрепленная на груди и талии золочеными тесьмами. Что правда, то правда: фараон жаловал дорогие вещички слугам. Когда стражник и гости вошли на балкон, Мерит отвлеклась от своего занятия и окинула на пришедших любопытным взглядом. Девушка была ничего так, симпатичная, и даже высокая по местным меркам, волосы у нее кудрявые, а кожа темная. Наверное, она — рабыня из Пунта, что в двадцать первом веке называется Эфиопией. Служанка потупила взгляд и ждала указаний госпожи.

— Мерит! — тоненьким ласковым голосом окликнула ее Анхесенпаамон. — Продолжай, радость моя!

— Но к вам гости, Ваше величество! — в отличие от голоса правительницы низким, грубоватым тоном сказала служанка.

Царица встала и откинула длинные, чуть ли не ниже пояса волосы, завязанные в хвост, за спину. Когда Анхесенпаамон обернулась лицом к пришедшим, Маша обомлела: та выглядела точь-в-точь, как на рисунках с ларцов, тронов, колесниц, которые в начале двадцатого века нашли в гробнице Тутанхамона. Только ее теоретически можно взять за руку, посмотреть в глаза, с ней можно поговорить.

— Госпожа Мерит, — обратился Иван к служанке, — мы пожаловали к Ее величеству с личной беседой.

— Когда чужеземные гости, — начала та, — приходят к Её величеству по личному делу, Мерит становится глухой.

"Ню-ню, звуковую карту отключит", - в шутку подумал программист.

— Будьте добры, госпожа Мерит, — еле сдерживая смех, сказал он, — пока вы не успели оглохнуть, послушайтесь меня и подождите окончания нашей беседы с госпожой Аней у входа на балкон в компании с, надеюсь, уже оглохшим кавалергардом… то есть, охранником. Иначе мне придется не в самом лучшем свете рассказать о вашем неправильном регуляторе громкости звука господину Тутанхамону.

— К чему же такая секретность? — повела бровью царица.

— Понимаете ли, госпожа Аня, — начал Иван, когда послушная служанка отошла в сторону, — можно я буду вас называть по-нашему, мне так, ей Богу, легче.

Анхесенпаамон кивнула. Возможно, ей и самой за двадцать лет жизни на земле уже надоело длинное имя.

— Ваш муж, — продолжил Дурак, — дал мне поручение найти ваши любимые серьги, и я просто не могу…

Не успел он закончить мысль, как царица встрепенулась и начала выгораживать Мерит, что та не брала, и нечего было отводить служанку в сторону.

— Уж поверьте, госпожа, но если расспрашивать всех по одному без присутствия оглохших на время слуг, то серьги найдутся куда быстрее. Практика показывает, что не все еще и глохнуть правильно умеют! Лучше расскажите мне, что случилось в ночь пропажи.

А что было? Все как обычно. По словам Анхесенпаамон, Мерит проводила ее в комнату, помогла раздеться. Потом она начистила все украшения и положила хозяйке в ларец. После этого служанка ушла. А Ее величество еще долго лежала на кровати и смотрела в потолок, не могла уснуть. Почему — она распространяться не захотела.