-О чем ты? - хрипло переспросила я. Но мне уже некому было отвечать. Сильное птичье тело вытянулось и обмякло.

***

Рассвет еще не занялся, только небо на востоке медленно окрашивалось в серо-голубой, как опущенная в белила ткань. Видеть меня было некому.

Я в тишине закрыла двери, не помня, куда запихнула ключи от комнаты, и со свертком в руках спустилась вниз по лестнице. Думаю, хозяин простит пропажу этого покрывала. Скажу, что его купила.

Я ушла за околицы, через поля и за рощу, не желая, чтобы кто-то видел пламя. Там и наломала нужный запас сухостоя для костра.

Змею испепелила простым прикосновением, превратив в угольки за один удар сердца. Понятно, что виновата во всем не она, а наложивший проклятие некромант, но разжигать погребальный костер ради какой-то гадины я не собиралась.

Все это время меня не покидало странное чувство повторения. Раскладывая ветви в форме особого знака, я не глядя потянулась рукой вправо, за флаконом огненного эликсира, а только потом поняла, что в этот раз еще не вытаскивала его из кармана. Когда зажгла огонь, он не сразу разгорелся, и я снова подумала, что это нормально, на сырой-то после оттепели земле. И только потом в оцепенении пощупала почву пальцами. Абсолютно сухая.

Сверток тоже разворачивать не стала. Так и стояла, глядя на то, как его постепенно обнимает и скрывает огонь. Потом прижала ладонь к груди, даже сквозь куртку почувствовав, как сердце ходит ходуном.

Да что со мной? Почему я так волнуюсь? Едва ли не трясет...

Я стояла, как в полузабытьи, глядя на то, как вверх уходит густой белый дым, и голова была пуста от мыслей. Огонь разгорался, плясал на ветвях, словно иглами вонзаясь в дымные клубы. А потом меня как-то разом накрыло.

...Тот костер был давно. Помню его смутно. А помнить и вовсе не хочу. Тот костер был больше, дым от него лез в горло и от этого меня душили слезы. И несоизмеримо большая тяжесть давила на плечи, клонила к земле.

***

Хватка чужих рук на шее просто мертвая, и это даже не метафора. Над ухом раздается надсадное хрипение, чужие волосы щекочут лицо и лезут в глаза, заставляя меня отплевываться. К спине прильнуло ее холодное тело. Но я не разжимаю ответной хватки на горле нечисти.

Мои ноги скребут по каменному полу склепа, но обе мы уперлись в стоящий сзади саркофаг, и дальше пятиться некуда. Ситуация патовая: я не могу ударить ее, потому что для этого нужно отпустить ее горло и дотянуться до оружия, а она, пока я держу, не может меня укусить.

Я хватаю ее руки покрепче, резко дергаюсь вперед вместе с ней, а потом разгибаюсь и бью ее затылком о камень. Еще раз. И еще, изо всей силы. Из ее глотки вырывается стон, хватка ослабевает, и я разрываю ее, кувырком уйдя в сторону.

Упыриха набрасывается сзади, но я отшвыриваю ее в сторону и с места бегу по склепу в ту сторону, где раньше был выход, прыгая по огромным обломкам.

Сейчас вторая половина склепа в подвале разрушена, потолка и верхней части стен нет, а там, где был проход, только гора расколотых камней из остатков стены. Понятия не имею, то за маг тут в свое время веселился, но теперь мне очень на руку эти завалы, через которые я перепрыгиваю, а мертвая девушка за моей спиной только спотыкается.

Под ночным небом я останавливаюсь, переводя дыхание, и жду ее. Она уже не бежит, а крадется, приволакивая правую ногу, и хрипит.

Взмах кинжалом, удар, уход, еще один удар лезвием в горло, под основание черепа. Она медленно падает на пол и больше не движется. Путаные рыжие волосы застыли, как брошенная рваная ткань.

-Ты понимаешь, что она могла тебя убить? - Спрашивает меня голос сверху, с полуразрушенной замковой стены.

-Меня много кто в последнее время пытается убить - язвительно говорю я, не поднимая головы. Как обычно, он оставляет мое замечание без внимания. Отчего оно кажется еще более глупым.

-Я видел, как ты медлишь с ударом. Ты могла покончить с заданием еще внутри. А вместо этого сначала позволила себя придушить, а потом играла в догонялки. Не надейся: эта не споткнется, и без твоего участия сама себе шею не свернет.

Он ждет ответа, пока я, сопя, отряхиваюсь от пыли.

Я ведь говорила с ее родными. Она умерла совсем недавно. Еще такая молодая, и красивая. Играла на клавесине, пела, и при этом могла обыграть в шахматы кого угодно. Ее могло ждать такое будущее, а вместо этого... И даже после смерти ей не дали покоя: проклятие отвергнутого поклонника, наложенное еще при жизни, привело к тому, что однажды склеп обнаружили открытым, а ее - сбежавшей в старый замок. Может, что-то в ней еще осталось, отчего она не пошла к жилью добывать еду, а поспешила спрятаться. Бить ее было все равно, что бить живую. И пока она всерьез не попыталась меня сожрать, я не могла заставить себя даже поднять на нее руку. К тому же...

-...она похожа на мою сестру. - Закончила я вслух.

Вопрос семьи у нас не поднимался ни разу. Я не хотела выставлять напоказ прошлое, он тоже никогда в душу не лез. И сейчас тоже не продолжает тему.

-Я понимаю. Правда, понимаю. Но и тебе нужно кое-что понять. Она БЫЛА живой, юной и невинной, но этого не вернуть. Теперь это только нечисть, ничего больше, и от прежней жизни осталось только тело. Никакой жалости оно уже не стоит. Жалость тебе вообще мало где пригодится.

Наше с ним общение давно свелось к такой схеме: он поучает, а я вяло отговариваюсь, в основном для вида и не по делу. На самом-то деле я слушаю его внимательно, и верю каждому слову. Просто выслушивать наставления молча, не вставив ни одного слова, не дает мой гонор.

-Кто не знает жалости, тот ее и не заслуживает - бурчу я чужую фразу, прочитанную в книге.

Однако от него крылатыми выражениями не отделаешься.

-Это лишь одна сторона правды. А есть и другая: жалость не поможет тебе, если ты узнаешь в чудовище некогда знакомого тебе человека. Или даже дорогого тебе человека. Твоя жалость только поможет ему тебя съесть.

На это я не нашлась, что ответить. А он, склонившись над провалом, коим для него являлся подвал, продолжает:

-Лучше, чтобы никогда не пришлось пережить такое. Но никто не знает своего будущего. Ты должна быть готова ко всему, даже к тому, что придется убить того, на кого не мыслишь даже замахнуться. Потому что смерть для такого человека будет лучшим выходом. Забудь о сомнениях. Забудь о лишней жалости.

Я вытираю лезвие меча пыльным покрывалом, брошенным когда-то на пол, потом все-таки решаюсь спросить.

-Но ведь даже с нечистью, если она разумна, можно договориться? Я не говорю об упырях. - Я махнула в сторону застывшего тела. - Но нечисть ведь бывает разной. Понимаю, что исключения очень редкие, и знаю, что некоторые охотники потом жалели о своем помиловании. Но... Нам недавно говорили о трактире Дедушки Ива. Это правда? Такое место существует? Там за стойкой сидит старый лич, чей хозяин давно умер, и строго следит за порядком. И под его крышей никто не может убить другого, даже охотникам этого нельзя. И нечисть сидит там, как обычные люди в обычном кабаке.

-Тех, кто сорвется, хозяин убивает сам, потому что ценит свою репутацию. И кто попало туда не ходит. Это все нечисть, которая раньше была кем-то из людей, и помнит это. Но никто из них не был охотником.

Он наклоняется пониже, и проникновенно, строго чеканит:

-Любая смерть лучше участи охотника, обращенного в нечисть. Запомни это. Если встретишь такого, убей не задумываясь. Хельдин... - Он сделал паузу, и я поднимаю глаза.

-Хельдин, я хочу быть в тебе уверен. Я хочу точно знать, что если меня постигнет такая участь, ты сможешь прийти ко мне на помощь.

-То есть... убью. - Не веря своим ушам, переспрашиваю я.