Разрывы стоят стеной в деревне. Это добавляет жару батарея сорокапяток. Но вот они прекратили огонь, можно по своим попасть. Танки врываются в деревню. Десант ссыпался вниз. Только по одному стрелку осталось на броне Т-60. Они кричат в открытый верхний люк, где немцы.

Немцы перебегают то тут, то там. Вот с чердака ударил пулемёт по нашей пехоте. И сразу же по нему влупили скорострельные пушки Т-60. Взлетели вверх обломки досок, накренилась и упала разбитая кирпичная труба, только вырвался из неё столбик чёрной сажи.

Один КВ закрутился на месте. Всё таки немецкие артиллеристы умудрились перебить ему гусеницы. К нему бросились немецкие солдаты с гранатами. Один бежит с канистрой.

Т-60 даёт несколько очередей из пушки. Немцы залегли и отползают под укрытие домов.

Сзади, по следу, пробитому танками в снежном поле, бегут наши пехотинцы. И снова по ним лупят пулемёты. Горит один Т-60.

Десантники закидывают гранатами пулемётное гнездо в подвале дома. Огонь уменьшается, но немцы дерутся стойко. Оставшийся целым КВ, отвернув пушку, таранит дом, из чьих окон ведётся плотный автоматный огонь. Немцы разбегаются, по ним палят десантники.

Пехота добегает до деревни, и сразу бой стихает. По дороге и по сугробам немцы убегают в лес. Забравшийся на крышу десантник бьёт по ним из ручного пулемёта. Тёмные пятна остаются на снегу.

Несколько домов горит. Пехота проверяет оставшиеся дома. То тут, то там слышны выстрелы и крики.

Наконец, ожесточение боя стихает. К деревне лошади тащат сани. Это медсанбат, начинают собирать раненых.

Танкисты осматривают подбитый КВ, и слышны удары кувалд – чинят сорванную гусеницу. Благо, что светло от горящего рядом дома.

В деревню пробирается батарея сорокапяток. Для них готовят позиции. Наверняка немцы опомнятся и контратакуют.

А пока уже задымила полевая кухня. На востоке розовеет небо. Оттуда катится рассвет.

Голкин зевает, и достав планшетку из танка, пишет донесение в штаб бригады. Взглянув на обгорелый Т-60, слюнит химический карандаш и выводит: Подбито два танка. КВ восстановлен своими силами. Т-60 оставлен для ремроты.

Потом он идёт осматривать, как его танкисты починили гусеницу и приказывает замаскировать танки от воздушного налёта. Выставляет часового и велит танкистам отдыхать.

Атака захлёбывалась. От железнодорожной насыпи не умолкая бил пулемёт. Он с правого фланга расстреливал идущих в атаку бойцов. Артиллеристы не могли в него попасть, не хватало угла прицела. Снаряды то перелетали через железную дорогу, то ложились очень близко от залёгшей пехоты.

Снайперская пара Зиновьевой и Вехоткиной ползком пробрались в цепь. Окапываться было нельзя. Пулемётчики били по любому движению.

– Где же танки? – возмутилась Вехоткина. – Ведь комиссар обещал, что танки будут.

– Когда будут, тогда и будут, – отрезала Зиновьева. – Работай!

Они аккуратно направили свои винтовки в сторону немецкого пулемёта и приникли к прицелам. Прошло около минуты и бойцы услышали, как в грохот разрывов и стрекотание пулемётных очередей вплелись два выстрела.

Огненная струя трассеров, летевших от насыпи, вдруг оборвалась. Выждав несколько секунд, вскочил ротный. Он дунул в свой свисток, поднимая бойцов.

– В атаку! Вперёд, гвардейцы! – закричал он.

Бойцы бросились вперёд. Вскоре они ворвались в деревню. Начался жуткий рукопашный бой. Девушки-снайперы в деревню не сунулись, там обзор закрыт домами. Они остались на месте, выбрав позиции получше и быстро роя себе окопчики.

Сзади послышался нарастающий рёв. Это наконец-то подошли «тридцатьчетвёрки». Они промчались совсем рядом с залёгшими девушками. Четыре машины были уже на окраине деревни, как вдруг у одной из них слетела башня. Танк вспыхнул. Затем скособочился ещё один.

Зиновьева подняла голову, оглядываясь.

– «Тигры!» – ахнула она. Тяжёлые чёрные стальные коробки выползали из деревни. Оставшиеся Т-34 закрутились, пытаясь зайти им сбоку, там, где броня потоньше. В тоже время они хотели не подставить себя. Снаряд «тигра» прошивал Т-34 насквозь.

И тут же, не выдержав немецкого напора, из деревни побежали обратно наши солдаты. В дыму горящих домов показались немцы. Они перебегали, стреляя наших в спину.

Зиновьева с Вехоткиной буквально срослись со своими винтовками. Сейчас наступала их работа. Им надо было вышибать офицеров.

Отличить их было легко. Офицеры махали руками, гоня своих солдат вперёд.

– Есть один, – прошептала Зиновьева. Рядом ударил выстрел напарницы. Потом ещё один.

С неба послышался гул. На деревню обрушились ИЛы. Сразу залегли все, и наши, и немцы. Бронированные штурмовики ударили реактивными снарядами. Поднялась стена огня. На втором заходе в ход пошли пушки и пулемёты.

Ротный, упавший рядом с девушками, приподнялся. И сразу упал. Немецкий снайпер свалил его пулей в грудь.

– Где он? – повернула голову Зиновьева к напарнице. – Ты видишь его?

– Да, – ответила Вехоткина. – Второй дом справа. У колодца.

Девушки замерли в ожидании, не обращая внимания на бой. Вот кто-то шевельнулся у колодезного сруба. Сразу два выстрела. Больше никто не дёргается у колодца.

– Гвардейцы! За мной! – услышали снайперши крик. Это поднялся комиссар. Впереди горели танки и наши, и «тигры». Поредевшая цепь бросилась в сторону деревни.

И снова по ним ударил пулемёт. Точка была в каменном фундаменте дома. Девушки выстрелили по ней, раз, другой, мимо, мимо. И тут пулемётчик ударил по ним. Очередь прошла прямо по брустверам наскоро вырытых окопчиков. Винтовку Зиновьевой зацепило пулями, вырвало из рук. Искорёженное оружие валялось в метре от снайперши.

– Лежи, Света! – закричала Вехоткина. И та, уже было дёрнувшаяся за винтовкой, замерла.

Щёлкнул выстрел, погас огонь, бивший из ствола пулемёта. То ли зацепила Вехоткина, то ли позицию сменили, но в эту передышку снова поднялись бойцы и ворвались в деревню.

Но к вечеру пришлось отступить. Немцы подвели резервы и мощным ударом вновь откинули наших.

Отступая, Вехоткина взяла на прицел любопытного немецкого офицера. Тот. Высунувшись из-за угла дома, в бинокль рассматривал поле боя. После выстрела немец ничком рухнул на землю, выронив бинокль.

Следующую атаку назначили на утро. За ночь должны были подтянуться рота танков и батарея самоходок.

А Зиновьеву отправили в госпиталь. Оказывается, ей, когда немец попал из пулемёта по винтовке, сломало палец на руке. А она и не заметила в горячке боя.

Медаль «За отвагу» ей вручили, когда она вернулась в свой взвод.

Селиванов резал сало перочинным ножом и накладывал ломтики на кусочки хлеба. Сухой паёк, выданный на станции Великие Луки три дня назад, заканчивался. Не успел он дожевать сало с хлебом, прибежал связной.

– К комроты давай, – тот поддёрнул штаны. – Давай скорее иди.

Командирам взводов довели задачу – занять позиции на вершинах высоток, что большим полукругом охватывали заросшее берёзками поле.

– Там уже есть линия обороны, – ротный провёл грязным пальцем по карте, показывая, где она. – Наши там вчера окопались. Мы с вечера начнём, чтоб немец не видел. Как раз там кустами всё поросло.

За ночь успели вырыть только стрелковые ячейки, да проложить неглубокие ходы сообщения, так, ползком только по ним пробираться. Ротный наказал строго-настрого огня не открывать, стрелять только по его команде. Немцы не должны знать, что подошло подкрепление.

На передней линии обороны готовились к бою. Селиванова же комбат со всем его взводом определил в резерв.

– Будешь находиться тут! – комбат ткнул рукой на противоположный склон высотки. – Не высовываться, не стрелять без команды и никуда не отлучаться. Ясно, Селиванов? Сидеть и ждать приказа! За боем наблюдать, но и только.