– Вернись-ка! – окликнула ее бабушка. – Я тебе что-то скажу.

Юля вернулась, просто из вежливости.

– Я твою карточку посмотрела, – продолжала бабушка. – У тебя сегодня день рождения?

– Да. Я ничего, всё в порядке, просто настроение дурацкое.

– Это видно, – радостно сообщила бабушка. – Ну не плачь. Будет тебе от меня подарок. Вообще-то это секрет, но… В доме есть книги, которые не жалко?

– Вроде есть, – ответила удивленная Юля.

– Тогда слушай внимательно. Возьмешь бумажку. Напишешь на ней название той книжки, которую хотела прочитать, и поставишь такой значок, как птичка, – старушка быстро нарисовала на клочке бумаги «галочку».

– И что? – недоумевала Юля.

– Положишь бумажку в ту книгу, с которой не жаль расстаться, и всё вместе засунешь под подушку. Утром увидишь, что будет.

– Хорошо. Обязательно сделаю, большое вам спасибо. Я, пожалуй, пойду, – Юля поспешно отступила от киоска.

«Сколько их в городе, таких тихих сумасшедших, – подумала она. – Не смогли пережить перестройку, понятно. Но хоть плакать перестала, и то хорошо, маме скажу, что от ветра глаза покраснели».

– Добро пожаловать в наш Тайный книжный клуб! – крикнула ей вслед киоскерша.

Юля вернулась домой. Мама была на работе, но в своей комнате на кровати она оставила кастрюлю гречневой каши, завернутую в одеяло и всё еще чуть теплую. Юля поела, а когда мыла посуду, увидела на полке банку сгущенки и вдруг подумала: «А почему бы не испечь кексик?»

Она отыскала тетрадку, в которой мама записывала рецепты. В холодильнике нашлись яйца и сметана, в шкафу – сода, уксус и мука. Юля быстро замесила тесто, вылила в форму и поставила в духовку. Рядом со сгущенкой обнаружилась банка соленых огурцов. Юля, как в детстве, достала огурец, обмакнула в остатки сгущенки и с аппетитом схрупала. Потом вдруг вспомнила, как маленькой любила облизывать солонки: те, что напоминали граненые бутылочки, закрытые металлической крышкой с дырочкой, через которую сыпалась соль, и однажды в летнем кафе, прежде чем мама успела ее остановить, схватила со стола такую бутылочку и облизала крышку, только та оказалась не солонкой, а перечницей. Припомнив это, Юля расхохоталась и сама удивилась: как давно она не слышала своего смеха.

Потом пришла мама, принесла Юлино любимое печенье курабье. Они пили чай и болтали, и Юля почувствовала, как невидимая теплая и душная серая тяжесть упала с ее плеч.

Перед сном она взяла с полки книгу Достоевского «Идиот» – прошлогодний папин подарок, аккуратно написала на бумажке «Анн и Серж Голон. Анжелика в Квебеке», нарисовала птичку и положила книгу под подушку. «Конечно, ничего не получится, – думала она, засыпая. – Но если я попробую, виновата буду не я, а та сумасшедшая бабушка».

Утром под подушкой лежала другая книга. На обложке не было картинки с «нежностью», а просто тисненый узор из французских королевских лилий и числа 10. Но это оказался тот самый текст, та самая Анжелика в том самом Квебеке. Произошло настоящее чудо. Впрочем, как отметила ошалевшая Юля, оно не нарушало законов сохранения материи. «Идиот» пропал, «Анжелика» появилась.

Юля рассмеялась. Ее не волновало, каким именно образом случилось чудо, хватило понимания, что Мироздание – не равнодушное, не немое, что его можно о чем-то попросить, а оно отзовется. И не важно, что просьба была пустяковой – радовал сам факт, что о ней позаботились. В этом чувстве было что-то религиозное, и, самое приятное, новая религия Юли не требовала от нее ни поступаться совестью, смирившись с жестокостью, которая происходит в мире и объясняя ее «божьим промыслом», ни тратить много времени и сил на соблюдение ритуалов. Она требовала лишь одного – честного обмана и гарантировала лишь одно – что ей всегда будет что почитать, пока она коротает «промежуток между двумя вечностями». Доказательство – вот тут, перед ней. И Юля с благодарностью его приняла.

В тот же день, прямо с утра, она побежала на станцию метро благодарить бабушку-киоскера и, может быть, узнать у нее что-то еще о Тайном книжном клубе. Но киоск был закрыт. А вечером, когда Юля возвращалась домой, там сидел длинноволосый студент, который устроился сюда на работу только сегодня и ничего не знал о своей предшественнице. Старушка исчезла без следа.

Со студентом у Юли позже даже завязался роман, который так ничем и не кончился. Встречались полгода, разошлись. Но жизнь всё равно постепенно налаживалась. Гайдар отпустил цены, и в магазинах появились продукты. Это случилось после Нового года, и «парень из киоска», которого она называла новым модным словом «бойфренд», купил на радостях целый ящик «Жигулевского» и, напившись, пришел с товарищами к Юле под балкон, вызывать ее, «как Ромео Джульетту». Все еще гуляли после Нового года, и соседи не сильно рассердились на «внезапного Ромео», но Юля, воспользовавшись случаем, обиделась на пьяный дебош и порвала с парнем: он ей надоел.

Вместе с мамой они съездили в Финляндию и на пароме в Швецию. Поездка получилась скомканная, общались в основном со своей же группой, но посмотрели красивые иностранные города, а Юле больше всего запомнились скалы в море, такие мощные и чужие, такие равнодушные к людям, глазевшим на них с палубы парома, и такие прекрасные. Юле хотелось кричать, чтобы прикоснуться к ним хотя бы голосом, чтобы скалы ответили ей хотя бы эхом, но она постеснялась и унесла это желание в своей душе. В тот вечер Юля написала на бумажке «Роман о викингах» и положила под подушку вместе с книгой, которую только что дочитала. Утром там лежал роман Терезы Скотт «Обрученная с мечом». Аннотация гласила: «Юная красавица Уинсом из индейского племени, сама находясь в плену, выхаживает раненого викинга. В знак благодарности Брендон предлагает ей стать его… наложницей». Так Юля поняла, что, во-первых, не обязательно знать точное название, можно просто дать описание, пусть расплывчатое, тебе что-нибудь подберут (кто подберет, она предпочитала не задумываться), и что «тайная библиотека» работает даже посреди Балтийского моря. Мама читала «Кристин, дочь Лавранса».

Юля окончила институт и пошла работать в турагентство. Платили хорошо, в отпуск она часто ездила за границу по дешевым путевкам, исколесила всю Европу, посмотрела «малый туристический набор», потом «расширенный туристический набор», свозила маму во Францию и в Италию. У нее даже появились друзья в разных странах, которые показывали ей места, куда редко забредали туристы. Но всё равно это были лишь кусочки, выхваченные из огромной мозаики. Из этих кусочков можно при желании сложить свою картинку, но это тоже был бы обман. Юля спрашивала себя: если в России смотреть только достопримечательности и злачные места, что узнаешь? Но, с другой стороны, повседневная жизнь, даже в какой-то экзотической стране, – это просто борьба за выживание и воспроизведение, более или менее напряженная, это не то что скучно, но как-то безрадостно. Об этом интересно только читать в романах.

Юля понимала, что для того, чтобы узнать о стране больше, чем написано в туристических брошюрах, нужно прожить в ней несколько лет, а на это у нее не было времени. Да и как выбрать страну? Где жить? Кого узнавать? Юля отказалась от этой мысли и сосредоточилась на карьере. Время благоприятствовало амбициозным и энергичным. Юля поднималась по служебной лестнице, ее зарплата росла. Но в то же время росло и беспокойство. Опять серые тучи начали собираться на горизонте, опять Юля задавала себе вопрос: «Для чего всё это?»

На вопрос ответила мама:

– Замуж тебе, Юлька, пора и ребенка. Вижу, ты созрела.

– Пора, – согласилась Юля.

«Аня поежилась, кутаясь в тонкую дешевую мантилью. После долгой тряской дороги в рассветном сумраке, когда из серого тумана за окном медленно проступали серые, гладкие и безотрадные равнины, на которых не за что было зацепиться взгляду, кроме разве что изморози на жесткой жухлой траве вдоль дороги, она была готова расплакаться от усталости. Всю дорогу она надеялась, что согреется в вагоне, но, видно, проводник поленился набить ящики под сиденьями горячими углями, к тому же из окна немилосердно дуло. Но Аня всё же сидела, повернувшись к окну, буквально уткнувшись в него носом, потому что сидевший напротив нее пожилой мужчина в котелке и клетчатом пальто бесцеремонно раскуривал страшную вонючую сигару. Ане очень хотелось обратиться к нему с теми же словами, с какими дядюшкин возчик Артем обращался к заупрямившейся лошади, от чего тетя обычно краснела и переходила на французский, но она понимала, что при столь «удачном» начале поездки только скандала в вагоне ей не хватает.