Он на помощь спешил. И в погоню пошёл.

С ним и мы попросились в погоню идти.

Нас на крупы коней посадили тогда.

Мы три дня по следам догоняли отряд.

По дороге узнали: татары ещё

Две деревни пожгли, перебили мужчин

И невольниц забрали. Немногие те,

Кто имели коней и от бойни спаслись,

С нами вместе поехали, чтоб отомстить.

По дороге в селениях вызнали мы,

Что на стругах ушли они вниз по реке.

Но за Шанзой уже мы в излучине их

Всё ж настигли. И там, где поуже река,

Мы вдоль берега встали, да так, что от стрел

Наших быстрых они уж уйти не могли.

Но едва лишь на выстрел они подошли,

Мы увидели их, и никто не посмел

Даже руку поднять, тетиву натянуть,

И пустить хоть стрелу. Мы застыли, дивясь.

Вдоль бортов переполненных стругов стоят

Наши женщины, плачут, на помощь зовут,

Просят, чтоб наши стрелы оставили их

На родимой земле, чтоб река их взяла.

Не хотят они в плен к иноверцам идти.

Только связаны крепкой верёвкой они,

А за спинами их слышен был смех татар.

Среди женщин узнали мы и Окалче.

Как увядший цветочек стояла она

Среди пленниц марийских и русских. Потом

И она нас узнала. Просила она,

Чтобы метко мы в сердце попали стрелой,

Чтобы быстрой и сладкой была её смерть

На Ветлуге-реке, средь Ветлужских лесов,

На глазах у родных её братьев, сейчас,

А не в дальних краях да в неволе, в тоске.

Но никто не осмелился руку поднять,

Тетиву натянуть и пустить хоть стрелу.

Брат мой нежно любил Окалче, как и я.

Он с ней с детства водился, лелеял, играл.

Он к ней ближе был сердцем, и он понимал,

Что неволя её – это худшая смерть.

И неволю её мы себе не простим.

А её скорбный плач разрывал нам сердца.

И не выдержал брат: натянул тетиву

И стрелу прямо в сердце послал Окалче.

И прервался навеки её голосок.

И упала она, словно сорванный цвет,

Прямо в волны реки. Тут же следом и я

Прямо в сердце того, кто стоял за спиной

Окалче, – смерть крылатой стрелою послал.

И поднялся сильней женский плач над водой:

«Перебейте их всех! Перебейте и нас!

Нам без наших детей, без мужей, без семей

Будет жизнь – словно смерть. Лучше здесь умереть!»

И посыпались стрелы на струги татар

Чёрной тучей, грозой, непрерывным дождём.

И окрасились волны Ветлуги-реки

Кровью русских, татар и марийцев в тот день.

Кровожадные рыбы плескались в реке

Возле тел и глотали их свежую кровь.

Только кони татарские в стругах стоят,

Среди трупов, привыкшие к смерти людей,

К свисту стрел и к войне, ожидали конца.

На излучине трупы течением все

Прибивало на берег, и струги татар,

Уже полные трупами, к берегу шли.

И молили пощады немногие те,

Что остались в живых. Только князь Кельдибек

Всех велел перебить, опасаясь, что слух

До Орды доползёт, и пошлёт хан войска.

Мы забрали коней. А потом приказал

Хитрый князь Кельдибек из воды на песок

Струги вытащить все, и все трупы собрать;

И татар, и невольниц на стругах сложить:

Для невольниц два струга, и два – для татар.

Только мы не могли отыскать Окалче,

Знать: Ветлуга-река Окалче приняла.

А затем нарубили деревьев сухих;

Ими струги укрыли: сложили большой

Погребальный костёр. Но оружие всё

И доспехи велел Кельдибек поснимать.

И пылал тот костёр целый день и всю ночь.

И была от него ночь светла, словно день.

И казалось, что пламя касается звёзд.

И казалось, что слышатся нам голоса

Из огня бедных женщин и подлых татар.

Горше этой победы не знал я ещё.

Но с тех пор замолчал бедный брат мой Акпай.

Стал совсем он немым, словно вырвал язык.

Возвращаться нам некуда было теперь.

Кельдибек дал коней нам, дал сабли, щиты.

Мы в дружину его поступили служить,

И служили мы верой и правдой ему.

Вместе с ним мы на Устюг ходили войной.

В те походы нас вёл хан Орды Алибек.

Много взяли добычи, и в плен привели

На Ветлугу мы много народу тогда.

Среди пленных священники были. Один

Полюбился потом Кельдибеку за ум.

Взял его он для выкупа, но отпустил,

Потому что сам Бог его речью владел.

Говорил он ему: «не убий и люби»…

Но потом мы на Галич ходили войной.

В те походы опять нас повёл Алибек.

Кострому разоряли и Плёс, и ещё

Лух и Юрьевец с Кинешмой. Много с тех пор

Крови выпили жадные наши клинки.

Были мы словно в одури. Часто в бою

Всё казалось мне, будто я подлых татар

В стругах бью на родимой Ветлуге-реке.

Видел я, что и брат мой с такой же тоской

В бой кидается, словно ища свою смерть.

Только он всё молчал. И его уж давно

Звали все Немтырём. Имя знал только я.

Так мы жили тогда, от войны до войны;

Лишь в войне забывая сердечную боль.

Нас за храбрость приблизил к себе Кельдибек,

С ним бок о бок мы бились в кровавых боях.

Стал он нам, как отец, мы – как дети ему.

А потом била нас и московская рать.

И обратно ушли мы к Ветлуге-реке.

Разделилась Ветлуга на Русь и Мари:

Правый берег – у русских, а левый – у нас.

Как и раньше то было, при князе Донском…

Так мы жили. Был мир, мы же ждали войны:

Долго в мире, увы, не живёт человек.

А потом к Кельдибеку народ побежал,

Говоря, что князь русский Василий Косой

Гонит силой мужчин из Ветлужских лесов,

Чтоб набрать себе войско в поход на Москву,

Чтобы князем великим в Москве ему сесть.

И опять за народ свой восстал Кельдибек.

Возле Унжи на поле сошлись мы в бою.

Князь Василий Косой был тогда не один

Кроме рати своей, братьев рати он вёл:

Дмитрий Красный с ним был и Шемяка ещё.

Всё же принял тот бой храбрый князь Кельдибек.

Многим «взятым» мы дали свободу в тот день

И марийцам, и русским. Но вместо того,

Чтобы с нами сражаться, помочь нам в бою,

Те в леса побежали, чтоб скрыться совсем.

Лишь немногие, взяв у убитых мечи

И щиты, вместе с нами в атаку пошли.

Только были и те, кто был рад, что вступил

В войско русского князя: разбойный народ,

Бедняки, бурлаки, что бежали в леса

От хозяев своих. Те пошли против нас.

Долго бились мы. К русскому князю уже

Кельдибек прорывался на буйном коне.

Пеших бил он копьём, и конём их давил.

Рядом с ним бились мы: я – с одной стороны,

А с другой – брат Акпай, как два сильных крыла

Птицы сокола. Соколом был Кельдибек.

На могучих конях мы летели вперёд.

Стрелы роем пчелиным впивались в щиты,

По кольчугам и шлемам звенели, резвясь.

Первым ранен был я арбалетной стрелой,

Что пробила плечо мне, кольчугу прорвав.

Брат Акпай Кельдибека собой заслонил

От копья, что пустил князь Василий Косой.

В бок попало копьё между прочных пластин

Боевого доспеха. Поник брат Акпай,

Но остался в седле и с коня не упал.

Взял Василий Косой тут другое копьё.

На него в этот миг Кельдибек налетел

И ударил он русского князя копьём.

Тот щитом защитился, но сильный удар

Расколол его щит. Тут и смерть бы пришла

Князю русскому, только другой его брат,

Дмитрий Красный, пустил в Кельдибека стрелу

И попал под доспех, в ногу, возле седла.

На секунду замешкался князь Кельдибек.

Но Василий Косой тут ударил его

Изо всей силы в грудь своим острым копьём.

Не пробил он доспех, но сломалось копьё

И под горло вошло древко острым концом.

Так погиб Кельдибек. Не упал он с коня,

Опрокинулся лишь на его сильный круп.

Тут погиб бы и я, но успели как раз

Подойти, чтоб отбить нас у русских князей,

Сыновья Кельдибека, Мекеш и Тугай.