А ответа услышать уж времени нет.

Что ж, бери скакуна. Вёл его я к тебе.

Твой теперь он, возьми. Конь бывалый в боях.

– Ты, отец, извини за горячность меня.

Горе там у людей. За коня же тебе

Вот мой низкий поклон. Как же имя твоё?

– Я и сам уж не помню. Зовут все меня

Вещим Дедом. Скачи ж по дороге вперёд

И деревню увидишь. Мальчишка уж пусть

Твою лодку пока стережёт без тебя…

– Как же звать скакуна? – Фёдор тут уж вскочил

На лихого коня. Дед ответил ему:

– Конь не мой. А хозяину имя – Бакмат.

После встретишься с ним. И коня ты ему

Непременно верни! А пока же его

Сам, как хочешь, зови. Лишь бы слушался он.

– Ну, спасибо, отец! – и, пришпорив коня,

Полетел по дороге Шарьинец вперёд.

Вот уж скоро деревню увидел, а там

Бой жестокий кипел у мари и татар.

Бились насмерть марийцы, деревню сдавать

Не хотели, чтоб в плен дочерей их и жён

Злой татарин забрал. Вилы взяв, мужики

Защищали дома. Только стрелы татар

Доставали сердца их не в ближнем бою.

Но тогда от погибшего мужа жена

Вилы те поднимала и шла на татар.

Словно воины, женщины дрались в бою,

Смерть им краше была, чем неволя и плен.

И другие мужчины, увидев, как в бой

Рвутся жёны погибших мужей, не могли

Биться хуже, чем каждый за семь человек.

Всё же силы неравные были у них.

И теснили татары сильней и сильней.

Но деревня погибнуть готова была.

Приготовили девушки косы, ножи,

Чтоб в последнюю битву вступить и принять

Как спасение смерть от татар ли в бою,

От себя ли самой, лишь бы в плен не попасть.

Фёдор тут же пришпорил коня и влетел

Прямо в гущу татар, меч Олегов достал

И как мельница начал мечом он махать

Влево, вправо, везде, где ему на глаза

Попадался татарин на резвом коне.

А марийцы, увидев такой оборот,

Подбирали мечи, луки, стрелы татар,

И пускали всё в ход. Вот татарин один

Натянул тетиву, чтоб в Шарьинца стрелу

Запустить, чтобы ей крови русской испить.

Но ему на глаза с неба брызнуло вдруг

Чем-то едким, вонючим; стрела у него

Сорвалась и со свистом вонзилась в бревно

У венца, что под крышей горящей избы.

Только сокола крик прозвучал вышине.

В тот же миг и татарин нашёл свою смерть

От марийской руки, от татарской стрелы.

– Не давайте уйти им! – Шарьинец кричал.

Он летал, как орёл, и татарам нёс смерть.

Мужики окружили деревню свою,

Не пускали татар никуда отступить.

Всюду стрелы и вилы, как чёрта рога,

Их встречали, и негде уж было спастись.

Вот последние встали вокруг вожака,

Чтоб его защитить. Говорили они:

– Прошлый тот богатырь предвещал, что придёт

За него отомстить и другой богатырь.

И сбылось предсказание: смерть к нам пришла. –

И тогда закричал предводитель у них:

– Погоди, богатырь! Вижу, как ты силён!

Но с тобой говорит ханский евнух Катрус!

Набираю я девушек в ханский гарем.

Если нас ты убьёшь, нам на смену придёт

Преогромная сила из ханской Орды;

Все деревни пожжёт, города разорит.

Будет то для марийцев и русских беда

Не сравнимая с этой. Подумай о том!

Если будешь за нас, князем сделаю здесь.

И убитых батыров тебе я прощу…

– Мертвецам не служу! Ну а ты уж – мертвец! –

Так ответил Шарьинец и, меч свой подняв,

Полетел на Катруса. Охрану он смёл,

Словно сор со стола. И Катрусу мечом

Тут же голову ссёк. Полетел тот с коня;

Загремел на Катрусе доспех кузнеца,

Что велик был ему, и не в пору сидел.

Ликовала деревня. Спасителю все

Воздавали хвалу. Но и горечь была

О погибших в бою за деревню свою.

А спасителю все угощенье несли

И подарки, и много добра, кто что мог.

– Как тебя называть нам, спаситель ты наш? –

Вопрошали марийцы. А Фёдор сказал:

– Фёдор я, сын Ивана Вершины, что жил

В Соколово. Шарьинцем меня все зовут,

Потому что река там, Шарья, и на ней

Днями я пропадал. Берега у Шарьи

Будто рай на земле… Ну а это мой друг! –

Фёдор свистнул слегка и ему на плечо

Сокол с неба слетел. Все дивились тому.

– Это Финист, мы с ним неразлучны всегда. –

Из всего, что Шарьинцу теперь нанесли,

Фёдор разных припасов в дорогу набрал,

От подарков же он отказался совсем:

– Вы мне дайте-ка лук бусурмана того,

Что последним сразил. Лук хорош у него.

Да колчан полный стрел. Пригодится, авось.

Да доспехи его. Вижу я, что они

Не его: велики по размеру ему.

Сам он, видно, с кого-то, паршивец, их снял.

И рисунок на них не татарский совсем.

Ну-ка, дайте мне щит. – Щит подали ему,

На котором по кругу струится река,

Над рекой ясный сокол летит в облаках,

Задевая крылом своим солнца лучи,

Солнца, что посредине большого щита

Яркой медью горит. А под солнцем, внизу

Деревенька у леса стоит над рекой –

Символ русской земли. Парень с девушкой там

В лёгкой лодке плывут по спокойным волнам.

Изумившись, Шарьинец на это сказал:

– Глянь-ка, Финист, тебя мастер выковал тут…

Нет, доспехи-то русские! Где ж он их взял?

Ну-ка, дайте мне меч. Он тяжёл для него.

Русский меч, сразу видно. – Подали и меч,

А на ножнах меча бой кровавый кипит:

Бьются русичи с силой татарской Орды,

В середине летит на буланом коне

Впереди своих войск предводитель лихой.

Изумился опять богатырь и сказал:

– Эти ножны достойны великих князей.

Рукоять у меча как изба в кружевах.

Я доспехи возьму. А подарки свои

Уберите, принять их у вас не могу.

Еду я не домой, чтоб добра набирать,

Еду я, чтобы помощь свою оказать

Трём монахам, которых ищу по реке.

Их зовут: брат Макарий, брат Тихон, ещё

Брат Варнава. Да с ними охранник один

Был сначала. А есть ли? Не ведомо мне.

Должен я их проведать. Хочу вас спросить:

Может, кто-то из вас что-то слышал о них? –

И в народе шушуканье, споры пошли,

На марийском, на ломанном русском потом.

Тут ответил Шарьинцу мариец один,

Мужичок разбивной, что сражался как чёрт:

– Приезжали купцы к нам. И, будто, они

Как и ты, с Соколова. Старуха у них

Вроде главного. Верой себя назвала.

Про монахов они говорили и нам.

Говорили, что есть и охранник у них,

Тихомиром зовут. Только будто они

Не монахи, а жулики, верить, мол, им

И не стоит, обманут, убьют ни за что…

– Бабка Вера? Я знаю купечество их, –

Засмеялся тут Фёдор. – Вреднее её

Нет у нас в Соколове ни баб, ни старух.

Ей людей оболгать, что попить молочка.

Это Шишкины! Знатные наши купцы.

Колька Шиш, её батя, прескверный старик,

На своих сундуках так и помер; теперь

И она вот в купцы, как и он, подалась

Вместе с сыном своим. Да себя-то они

Величают как Шишкины… Что говорить…

– Верно, Шишкины! Так называли себя, –

Подтвердил мужичок. Тут к нему подошёл

Седовласый старик. Сразу люди вокруг

Расступились, умолкли. То, видимо, был

Их старейшина. Фёдору так он сказал:

– Вот тебе мой подарок. Купил я его

У купцов тех, у Шишкиных. Цену им дал

Столь великую, сколько не стоит он сам.

Для меня ж он бесценен, – и нож протянул.

Фёдор взял в ножнах нож, да из ножен достал.

Острый длинный клинок заблестел на свету.

На клинке по ребру, где был выкован дол,

Шёл премудрый марийский орнамент чудной,

Волки скачут на нём по обоим бокам,

Гонят зайцев они по чащобам глухим;

А на пятке клинка как цветы – письмена;

Рукоять из лосиного рога с концов

Серебром вся покрыта, узорным, резным;

Три заклёпки серебряных в виде сердец;

В виде глаза отверстие для темляка.