14. Знакомец

Братья так и решили. Поднялись они

На коне вдоль реки по течению вверх.

Видят, лодки стоят на другом берегу.

У костров отдыхает разбойничий люд.

Льётся тихая песня: поют голоса

Про любовь, про разлуку, про удаль в бою…

Только девушек пленных не видно нигде.

– Что ж, видать, не солгал… – проронил Тихомир.

– Не дождаться теперь предводителя им.

– Надо нам поспешать. Скоро солнце зайдёт.

Где-нибудь заночуем, как станет темно… –

Повернули коня братья прочь от реки,

И отправились дальше, на Нюрюг-реку,

Чтобы след отыскать вероломных татар.

Ночь застала в лесу их. Наутро, чуть свет,

Снова в путь поспешили, где тропкой лесной,

Где и так, без пути, через дебри лесов.

Птицы трели свои выводили в ветвях;

Лось, увидев пришельцев, стремглав полетел:

Затрещали кусты под копытом его,

От ветвистых рогов затрещали сучки

На деревьях лесных. Вот он был и исчез.

Зайцы юркали, тут же скрываясь в кустах;

Белки, видя пришельцев, спешили скорей

Выбрать ветвь, что повыше, оттуда они

С любопытством глядели, уже не боясь.

Братья долго плутали в чащобе лесной,

А потом вышли вдруг на дорогу они.

Видят: там, где суглинок, следы на земле

Человеческих ног, лошадей и колёс.

Подогнали коня, чтоб бежал поскорей.

Вскоре братья добрались до стана, глядят:

Ни татар нет, ни пленниц, марийцы одни

Мирной жизнью живут. Всё спокойно кругом.

Возле речки две бабы полощут бельё.

Ребятишки, увидев в доспехах людей,

За плетнями укрылись, со страхом глядят.

Вышли трое мужчин, из ближайших домов.

Тихомир к ним подъехал и спрыгнул с коня,

Звякнул крепкий доспех. Так спросил Тихомир:

– Подскажите нам, добрые люди: сюда

Приезжали татары, что пленниц вели?

– Ничего мы не знаем, – мариец сказал,

Что стоял впереди. Он был старшим средь них.

В лисьей шапке, и в куртку одет он; под ней

Расписная рубаха, и пояс расшит

По-марийски; из кожи штаны, сапоги.

Длинный посох в руке. Видно, староста тут.

Он добавил ещё: – Мы здесь мирно живём.

Воевать не хотим. Вы ступайте себе… –

Так ответил марийцу кузнец Тихомир:

– Вы скажите нам только, коль были они,

То какою дорогой пошли и куда.

Мы пришли к вам сюда по следам, а следы

Нам сказали, что много здесь конных прошло;

Были там и повозок следы, а ещё

Были пешие с ними. Я думаю, то

Наших женщин следы. Так что лучше скажи,

Вижу я, что ты знаешь, да только молчишь. –

А меж тем подходили ещё мужики

Из соседних домов; бабы тоже пришли

Посмотреть, кто приехал в их угол лесной.

Только старый мариец твердил всё своё:

– Ничего мы не знаем. Мы мирно живём.

Воевать не хотим. Вы идите себе… –

Понял тут Тихомир, что не скажут добром,

Не укажут дорогу, куда им идти.

Закипела в нём злость. Он схватился рукой

За меча рукоять. – Говори, а ни то…

– Погоди, богатырь! – вдруг он слышит в толпе.

Тихомир посмотрел, кто там голос подал.

Видит, вышел мариец; на левой щеке

У него сильный шрам, красный, в виде креста.

– Погоди, не свирепствуй, – мариец сказал. –

Я уж знаю, каков ты в кулачном бою;

Можешь толпы людские косить, как траву.

Здесь тебе равных нет. Только ты среди нас

И врагов не ищи. Я тебе помогу,

Потому что тогда ты меня отпустил… –

И по шраму марийца узнал Тихомир:

– Вижу, старый знакомый! Ты что, здесь живешь?

И чего ты весь бледный? Никак, заболел?

– Всё тебе расскажу. А пока что коня

Вниз по Нюрюгу, ты, по теченью веди.

Я же вас догоню, только в путь соберусь.

Не замедлю. – Потом он марийцам сказал:

– Это друг мой, я жизнью обязан ему. –

А кузнец Тихомир снова сел на коня,

Да к реке повернул. Так двух братьев опять

Конь усталый понёс по тропе над рекой.

15. Опасная погоня

Не проехали братья ещё и с версту,

Как нагнал их на резвом татарском коне

Бывший воин Бакмат. Конь под ним словно бес:

Чёрным глазом поводит да гривой трясёт;

Отбивает чечётку по твёрдой земле,

Так копытом и бьёт, так и хочет лететь,

Он не может стоять, не желает шагать,

Хочет только нестись, словно ветер в степи.

– Ай да конь у тебя! – Похвалил Тихомир.

– Конь и, правда, хорош. Много лет меня ждал.

Застоялся. Мы были во многих боях.

Но, теперь я не воин. Поклялся себе,

Что я больше не буду ни с кем воевать.

Не могу я забыть, как монах, что меня

Спас от смерти, твердил мне не раз и не два:

«Не убий и люби». Он мне много тогда

Говорил о Христе, о любви, и о том,

Что когда-нибудь сам я Христа восхвалю.

Но не стал он меня к вашей вере склонять,

Потому что, сказал: я ещё не готов.

И послал он меня посмотреть на тот храм,

Что когда-то я сжёг, по приказу князьков.

– Слышал, слышал тебя я у храма тогда. –

Отвечал Тихомир. – Ты мне лучше скажи,

Где татары теперь? Надо нам поспешить…

– Мы успеем. К татарам я вас и веду.

Только должен понять ты: тебе я помочь

В этой битве никак не смогу, хоть и был

Я когда-то отличным бойцом. Но теперь

Дал я клятву себе: больше в руки не брать

Ни меча и ни лука, с тех пор, как меня

Ты тогда пожалел и оставил в живых.

– Ничего, – отвечает ему Тихомир. –

Бог поможет, и сами управимся мы…

– Нет, послушай. Я должен тебе рассказать.

Отыскал я коня своего у друзей,

И невесту себе я в деревне нашёл,

И теперь мирной жизнью пожить я хочу.

Вот, смотри. – И Бакмат повернулся в седле,

Да, рубаху задрав, спину выставил вдруг.

А спина – в красной сетке кровавых рубцов,

Что подсохли едва, сплошь – кровавая сеть.

– Это кто ж так тебя?

– Те, к кому вас веду.

Сыновья Кельдибека Мекеш и Тугай.

Я узнал, что они, как остались одни,

Так решили князьями стать вместо отца.

Чтобы власти добыть, убежали в Орду,

Там служили. Теперь их обратно послал

Хан Кичи-Мухаммед, чтобы правили здесь.

С ними вместе пришёл ханский евнух Катрус,

Чтобы в ханский гарем русских девушек взять.

Когда пленниц в деревню они привели,

Тут Мекеш и Тугай опознали меня

И хотели, чтоб снова служил я у них,

Как служил Кельдибеку ещё, их отцу.

Я тогда им сказал, что служить не могу,

Что теперь не могу никого убивать.

И тогда приказали меня привязать

К старой липе, что возле колодца стоит,

И нагайкой стегать, пока в разум приду.

Так стегали, что сгрыз я у липы кору,

А потом и сознанье совсем потерял.

Мне Сайлан говорила, невеста моя,

Что меня, и когда без сознания был,

Очень долго стегали, хотели засечь.

Я, наверно, уже и дышать перестал,

Потому что за мёртвого только сочтя,

Перестали хлестать и оставили так,

Не велели отвязывать. Только Сайлан

Упросила Тугая, чтоб он разрешил,

В память старого князя, которому я

Верой, правдой служил, отвязать, отпустить…

Только в память отца, Кельдибека, за то,

Что служил я ему, разрешил ей Тугай

Отвязать. Если жив, мол, так пусть уж живёт;

Ну а если не жив, так сама схорони.

И потом уж забыли они про меня.

Ханский евнух Катрус всё князьков торопил,

Чтобы пленниц к Ветлуге скорей отвести,

Да на лодках отправить до Волги, а там

Уже дальше, в Орду. И сегодня чуть свет

Ваших пленниц погнали всех вниз по реке.

А Сайлан кое-как отходила меня.

И за это я стал для неё женихом.

Так что я и в седле ещё еле держусь.