За Булаксами, даже за Юром ещё,
Красногорье найдёшь. Ещё ниже оно.
Там монаха Варнаву найди. Ты о нём
Уже слышал, как ночью старик говорил.
Вот к нему и иди. Да про нас расскажи,
Что его навестим мы, как только дойдём.
Но дойдём мы не скоро. Ты так и скажи.
Да покайся ему, о своих всех грехах.
Если примет, так ты и служи у него.
А не примет, так скажет, что делать тебе… –
Так расстались они. И ушёл Спиридон.
А монахи в деревню пошли с кузнецом.
Было в этой деревне семнадцать дворов.
Называлась деревня Починками, в ней
Жил простой православный народ. Это всё
Записал на куске береста, чтоб потом
Вставить в рукопись и ничего не забыть,
Инок Тихон. В деревне решили они
Не задерживаться:
– Для дерзания здесь
Нет нам дел никаких: всё у них хорошо,
Слава Богу, – Варнава сказал. – Надо в путь.
– Может, мы Спиридона догоним ещё?
Всё идти веселей, – инок Тихон сказал.
Так решили они, и уж вышли совсем
Из деревни, как слышат вдруг крики: «Пожар!»
Оглянулись, а с дальнего края изба
Вся объята огнём. Все к пожару бегут.
– Надо людям помочь! – и кузнец Тихомир
Поспешил на пожар, а монахи – за ним.
Возле дома, что пламенем страшным объят,
Суетится народ: носят воду и льют,
Разбирают дворы, чтоб пожар не пошёл
На соседей; кричат. А пожар всё сильней.
Перед домом в разодранном плате кричит,
Убивается женщина, рвётся в избу.
– Дочка там у меня! Отпустите, прошу…
Её держат едва трое дюжих мужчин:
– Да куда ж ты! Смотри! Всюду пламя! Сгоришь!.. –
Но она, как безумная, рвётся в огонь
И твердит лишь одно:
– Дочка там у меня… –
Подбежал тут кузнец, и монахи за ним.
Вдруг Макарий, услышав, что в доме дитё,
К дому ринулся. Только к крыльцу подбежал,
Как к нему из проёма дверного во двор
Сполох пламени вырвался, обнял крыльцо.
Люди в улице ахнули.
– Стой! Не ходи! –
Слышит крики Макарий. – Сгоришь ни за что! –
На мгновенье Макарий застыл и, едва
Уклонившись от сполоха, крестным себя
Осенил он знамением; снова хотел
В пламя броситься, чтобы ребёнка спасти.
Тут услышал он сбоку:
– Холстину накинь,
И тогда не сгоришь! – Обернулся монах:
Рядом женщина в белой одежде стоит
И холстину ему подаёт. Он скорей
С головою укрылся холстиной и – в дом!
Всё пылало вокруг. Веселился огонь,
Аж гудел от восторга да пир свой творил,
Всё, что было вокруг, в спешке он пожирал.
Наклонился пониже монах да пополз
По углам через жар, через дымный угар,
Да сквозь кашель и слёзы всё звал:
– Есть тут кто? –
Но ответа не слышал. И вдруг под скамьёй
В самом дальнем углу видит: свёрток лежит
В одеяле завёрнут, а с боку его
Поедает уж пламя. Макарий – к нему.
Пламя сбил, посмотрел: в одеяле лежит
Полумёртвый ребёнок, не дышит уже.
Взял Макарий ребёнка скорей, да – назад.
А как девочку вынес, все люди – к нему.
Мать в безумии бросилась к дочке своей,
Бабы ей помогли, откачали дитя.
– Ну, Макарий, ты видно в рубашке рождён! –
Говорили Варнава и Тихон ему. –
Ты же в самый огонь просто так залетел!
Да и вышел, волос даже не опалил…
– Братцы, кабы ни женщина в белом… она
Подала мне холстину, чтоб жар-то меня
Не достал. А не то бы я, точно, сгорел…
Ух, и жар же там был!.. Да и нечем дышать…
– Да какая холстина? Ты так залетел!..
– Что за женщина? Не было там никого.
– Как же не было? Кто же холстину мне дал?
– Ну и где же она?.. Где холстина твоя?..
Да и женщин, смотри: в белом нет никого… –
И Макарий лишь тут огляделся: на нём
Та же ряса, какая и раньше была.
А притом, даже волосы целы его.
Он застыл, поражённый, и больше сказать
Ничего уж не мог. Догадались тогда
И друзья его: видели чудо они,
И ему сто свидетелей было вокруг.
Тут к Макарию ринулась девочки мать
Да и в ноги упала:
– Спаситель, отец!
Вечно буду молить!.. –
Ей Макарий в ответ:
– Полно… полно… вставай! Как же дочку-то звать?
– Маша… счастье моё… – отвечала ему,
Плача, мать. – Ох, и мне без неё бы не жить…
– Ну и ладно… и полно… встань, встань! То не я,
То ведь Дева Мария спасла твою дочь
И меня вместе с ней! И тебя, стало быть,
Раз без дочки своей ты и жить не могла…
Ну, вставай. Да её лишь и благодари… –
А пожар ещё долго потом бушевал,
Ещё долго боролись с ним люди, боясь,
Чтобы ветер огонь не унёс на дома,
Что стояли поблизости. Тут мужики,
Бабы, дети, монахи, кузнец Тихомир,
Все тушили пожар, каждый дело нашёл.
Только к вечеру пламя смогли загасить.
И теперь уж в Починках пришлось ночевать
У родни погорельцев монахам троим
С кузнецом. Ещё долго в деревне потом
Говорили о чуде, которое всем
На пожаре явилось. Решили тогда
Всей деревней: поставить на месте избы,
Что сгорела, – площадку и памятный крест,
В честь явления Девы Марии, и в честь
Того чуда, что всем показала она;
Погорельцам же – выстроить новенький дом.
И потом, по прошествии множества лет,
Долго помнили в этих забытых краях,
Это чудо, которое в жарком огне
Странник инок Макарий тогда совершил.
Ну а девочка Маша, спасённая им,
Ещё семьдесят лет в той деревне жила,
Божий дар был ей дан: по молитвам лечить.
И в Починки везли даже из Костромы,
Даже из Ярославля к Марусе везли,
А потом, как узнали, везли из Москвы.
Всем Маруся сначала велела к кресту
Поминальному, к Деве Марие идти
Да молитву творить, да прощенья просить,
Да в молитве Макария упоминать…
11. Решение судьбы
Там, где табор стоял, как-то к вечеру вдруг
Проскакал на коне, со вторым под уздцы,
Одинокий ездок, пролетел, как стрела.
Посмотрела на всадника Ра́джи, потом
Головой покачала, сказала себе:
– Вот и вести дурные летят к кузнецу…
Что же, видно, судьбы не дано избежать… –
А Цагар посмотрел на неё и сказал:
– Нам пора уходить. Завтра тронемся в путь… –
Это было уж после пожара. Прошло
Три, четыре ли дня. Уж монахи тогда
Из Починок ушли. Путь их дальше лежал
Вдоль Ветлуги-реки, по течению вниз.
Дни за днями летели. В деревни они
Заходили, смотрели: какой там народ.
Если были марийцы, монахи тогда
Слово Божье несли им; крестили людей.
Также помощь иную могли оказать:
Дать совет, разъяснить, научить ли чему;
Где поправить избу, где и печку сложить;
Тихон ложки из липы точил, да ковши;
Делал также свистульки и дудки, потом
Продавал их, или же менял на еду.
Тем и жили они. Путь был дружен у них.
Но кузнец Тихомир всё без дела скучал.
Он со всем управлялся свободно, легко:
Что ни скажут ему, быстро всё исполнял.
Только ратного дела не мог он найти.
А иное всё дело – не дело ему,
Славных подвигов только хотел Тихомир.
Их однажды в дороге застала гроза,
И под дуб одинокий укрылись они.
Дуб огромный, и пышная крона на нём,
Но листва ещё в силу свою не вошла.
Вспомнил тут Тихомир, как цыганка ему
Говорила, что смерть он найдёт на дубах.
Призадумался: что бы то значить могло?
– Кто там скачет? – спросил вдруг Варнава, и вдаль
Указал, на дорогу. Действительно, там
Мчался всадник лихой под дождём проливным.
– Не жалеет коня. Что за спешка теперь, –
Говорил инок Тихон. – Грязища кругом…
Поскользнётся и шею сломает коню,
И себе заодно… мчится прямо сюда. –
Всадник ближе всё, ближе. И тут Тихомир
