– Что-что построить? – не понял я.

– Свой аппарат я назвал Элдридж, – пояснил он, – в честь того эксперимента Эйнштейна.

Квартира действительно была в ужасном состоянии. Ободранные обои. Везде мусор, и строительный и бытовой, жуткая вонь. В общем, с образом успешного коммерсанта этот интерьер не гармонировал. Квартира была двухкомнатная. В одной комнате ничего, кроме пустых деревянных ящиков из-под строительных материалов и вездесущего сора, не было. В другой – его Элдридж. Не скажу, что агрегат меня потряс или изумил. Отнюдь. В центе комнаты стояло простое кресло из зубопротезного кабинета, и его окружали какие-то лампы, сильно напоминающие софиты, стоящие на высоких штативах. От них тянулись толстые силовые кабели, которые сходились в небольшой серой коробочке. По моей догадке, это был пульт управления агрегатом. И – всё! Ничего такого, что напоминало бы современную лабораторию: ни компьютеров, ни какой другой техники, только одно кресло и четыре софита. «Хм, – молча усмехнулся я, – это и есть машинка для перемещения во времени? Не хватает бормашины и плевательницы сбоку».

– И как это действует? – не без сарказма спросил я.

– Сейчас всё увидишь, – загадочным шёпотом ответил он.

Он закрыл окно листом фанеры и в комнате наступили сумерки. Подошёл к пульту управления Элдриджем и нажал на кнопку. Софиты, направленные в центр сидения кресла вспыхнули. Один из них заискрился, и из него посыпались искры. Иванов меня заверил, что в этом нет ничего страшного – процесс пошёл нормально.

На месте пересечения лучей образовалось некое подобие овального экрана. И на этом экране стали вырисовываться нечеткие силуэты.

– Можно подойди ближе, – прошептал Иванов. – Только не касайся – засосёт.

Я подошёл ближе и увидел странный мир, непохожий ни на что, виденное мной в «родной» вселенной. Такое не снилось ни Сальвадору Дали, ни другим великим мастерам сюрреализма. Настолько все здесь было необычно. Я понял только одно – что вижу живые существа. Они там парили, проходили сквозь друг друга, срастались, делались невероятно большими или невероятно маленькими. Иногда становились похожими на людей или животных из «нашего» мира. И – почти полное отсутствие цвета. Как в черно-белом кино. Более того, все они были какими-то полупрозрачными. Были видны их внутренние органы и кровеносная система с голубоватой, почти бесцветной жидкостью. В общем, то, что я увидел, не поддается описанию: это необходимо видеть самому.

– Что это? – заикаясь, произнёс я.

– Десятый мир, – пожав плечами, спокойно ответил он.

– Почему «десятый»?

– Не знаю. Так. Просто я нашёл его сканером десятым по счету.

– Это и вправду реальность?! – я получил впечатления такой силы, что сказать, что я был ошеломлен, значило бы, не сказать ничего.

Прошло, быть может, полчаса, пока мой ступор начал проходить. Тут я вспомнил, что Иванов говорил о какой-то просьбе, с которой он хотел обратиться ко мне.

– Я собираюсь пройти через тоннель, – спокойно сказал он.

– И?!

– Помнишь, что сталось с теми матросами на эсминце Элдридж, когда корабль возвратился из тоннеля?

– Что?

– Все они сошли с ума. А почему? – он сделал эффектную паузу. Я долго трудился над этим вопросом, анализировал все данные, и установил, что все, случившееся с ними – и то, что они лишились рассудка, и то, что многие срослись, как ты помнишь, с палубными переборками, – из-за того, что они проходили через туннель живыми.

– А какими они должны были переходить – мёртвыми?

– Мёртвыми, – закивал он.

– Что, их должны были бы убить, а потом засунуть в этот тоннель? В своём ли ты уме?

– Да, убить. – его спокойствие было подобно граниту. – Но убить лишь на время.

Честное слово, я чуть в осадок не выпал, услышав такое. Но после демонстрации «десятого королевства» готов был поверить во что угодно.

– Понимаешь, – стал он пояснять, видя на моем лице полную растерянность, – Человек, находясь в предпереходовом состоянии, когда на него уже оказывает воздействие поле, пребывает в отличном от обычного физическом состоянии. Давай я тебе сначала объясню, что такое смерть. (одно лучше другого, подумал я, подбирая свою отвисшую челюсть). Смерть – это когда энергетический фантом рассеивается и разряжается в среде. А так как поле не даст фантому под действием всех магнитных полей рассеяться, то при возращении тела в нормальную амплитуду колебания, соответствующую земной, тело снова соединится с энергетическим фантомом. Ему некуда будет деваться: всякая материя в нашем, да и других мирах не может существовать без энергии. Оно, попросту говоря, сразу же притянет к себе эту энергию, и тело оживёт.

– Ты в этом уверен?

– В этом не может быть сомнения, – заявил он. – Фантомный образ останется по эту сторону мембраны, а материя ведь и здесь, и там – одна и та же, и я перемещусь в иной мир. И вся информация, увиденная мной там, как на магнитную плёнку, запишется на частицы, которые составляют клетки моего мозга.

– И что ты этим хочешь сказать, что тебе необходимо… на время… умереть, – произнося это, я чувствовал, как дрожь прокатывается по моей спине. Всё это было крайне нелепо и странно.

– Да. И кто-то мне в этом должен помочь. Ну, не могу же я, находясь под действием луча, сделать это сам!

– И, конечно, – догадался я, и от этой догадки стало жутко и мерзко внутри, – ты хотел попросить меня, чтобы я тебя убил?

– Да. Тебе не нужно будет стрелять в меня из револьвера, душить бечевкой… Когда я буду сидеть в кресле, пристёгнутый ремнями, введи мне в вену вот из этого шприца (он вынул из кармана и показал мне орудие своего предполагаемого убийства) несколько кубиков воздуха. Воздух всё сделает сам.

Хотя и говорил он это бодро, с улыбкой на губах, но я заметил, как сильно задрожали его руки, как его стало шатать: он чуть не падал от нервного напряжения. Он старался не показывать, но было видно, как он напуган собственными словами. Меня они тоже повергли в непередаваемый шок.

Иванов очень долго убеждал меня совершить этот бесхитростный поступок. Говорил, как необходим он для науки. Говорил, как он прославит нас – его и меня. Говорил, какой это важный шаг для всего человечества… Он еще много чего говорил, но я уже не слушал.

– Нет, парень, это уж как-нибудь без меня, – наконец произнес я. И как он ни старался, убедить меня, буквально, из кожи вон лез, я упорно твердил: – без меня…

…За три недели эта история почти стерлась из моей памяти. Работа, хлопоты, семейные заботы – всё это оттеснило её на дальней план. Да я бы о ней и не вспомнил, если бы о ней не заговорил мой знакомый.

По смешной случайности с Алексеем Жарковым, с этим самым знакомым, я встретился в том же кафе, что и с Ивановым три недели назад.

– А ты помнишь Иванова, что у нас в ДК киномехаником работал? – спросил он меня за рюмкой коньяка. Я хотел, было, сказать, что встречал его недавно, но он перебил меня: – Знаешь, его на прошлой недели убили!

– Как?! – я чуть не опрокинул бутылку коньяку.

– Занятная, скажу, история, – выдохнул Алексей, – просто уникальная. Смешная и нелепая. Конечно, если смерть может рассмешить. Всё-таки как бы это ни было кощунственно, история действительно смешная. И её необходимо рассказать с самого начала…

Жарков тоже принадлежал к братству по перу, поэтому и изъяснялся так сложно, с манерной вычурностью.

– … итак, всё началось задолго до этого, – помпезно начал он, а я разлил в рюмки ещё коньяку. – Ты же слышал, что Иванов занялся бизнесом. И действительно, он занялся бизнесом и довольно успешно. Но пять лет назад связался с криминальными структурами. Участь любого коммерсанта в нашей стране, который вышел за рамки малого бизнеса. Дела, конечно, пошли в гору. Но три года назад на него сильно наехала налоговая, а его дружки из криминала, как сейчас говорят, попросту кинули его. Все бы ничего, но он ещё и остался должен этим браткам, и должен по-крупному. Жена и две дочери у Иванова во всей этой истории оказались совершенно лишними. Когда Иванов отказался выплачивать долги, они при странных обстоятельствах погибли в ДТП. Менты, правда установили, что ДТП не было подстроено. Всё случилось само собой – таков был вердикт гаишников. Иванов быстро разорился и опустился. После гибели семьи он ушел в глухую депрессию, долго лежал в больнице.