…всем моим близким, любимым, дорогим

В оформлении обложки использован рисунок автора «Лунная танка», бумага, карандаш, акварель, 2008 г.

Он не смог бы объяснить, почему это вошло в привычку. Даже не в привычку, а в какую-то неодолимую страсть, навязчивую идею. Почему это делало его жизнь осмысленной и дисциплинированной, а его самого решительным и энергичным.

Всё началось с того, что он банальным образом потерял работу: попал под сокращение штатов. Частная компания, на которую он честно «горбатился» не один год, не выдерживая дикой конкуренции, грызущей её со всех сторон, сворачивала свои дочерние предприятия. И он, как и многие, занятые доселе нужным трудом, занимающие какие-то должности и вдобавок ко всему этому получающие зарплату, остался не у дел. Это жестоко ударило по его самолюбию. Что-то надломилось в нём. Работа, которая ему нравилась, которой он посвящал почти всё своё время, выходя иной раз и в выходные, и в праздники, в один прекрасный день закончилась. Закончилась простым уведомлением о расторжении трудового договора. Он и не подозревал, насколько до этого был болен работой. Радея за каждую мелочь, стараясь всячески угодить начальству, предоставляя отчётность с немецкой пунктуальностью, занимал доверенную ему должность. И вот теперь ему катастрофически не хватало этой работы. Конечно, можно, и даже нужно было бы найти работу не хуже а, может быть, даже и лучше. Здоровому человеку средних лет, за плечами которого два высших образования, безработица не грозит. Но он ушёл в себя, замкнулся, никого не желая слушать. Друзья, знакомые, бывшие коллеги по работе, даже жена не могли ничего добиться от пустого места, которое он собой в данный момент представлял.

Жена, не связанная с ним ни детьми, ни тем чувством, что испытывала к нему три месяца до свадьбы и два после, бросила его. Оставшись один, он бесцельно ходил по квартире, не думая ни о чем ином, как о том злополучном дне, когда по электронной почте пришло письмо о ликвидации ряда подразделений фирмы. Он возненавидел этот день и эту фирму. Он со злостью строил планы подорвать всю компанию, или хотя бы её головной офис. Но, когда возбуждённый мозг касался деталей терракта, он понимал всю безрассудность этой затеи, и вскоре и вовсе отказался от неё.

За неделю запасы еды в холодильнике истощились. Всю неделю он жил в бредовом состоянии: не понимал, чем питался и питался ли. Всё происходило как во сне: обрывки телепередач, огонь газовой плиты, звонки в дверь… Всё казалось каким-то надуманным, слепленным из чужих пересказов чьей-то жизни, склеенным из нелепо подобранных эпизодов видеофильмов, подобно анонсам вначале «пиратских» кассет на непонятном языке…

И только сильнейшее чувство голода смогло вывести его из этого состояния. Точно щёлкнули выключателем, и доселе непроглядная тьма обернулась уютной комнатой. Он сидел на диване, уставившись в телевизор, когда сознание вернулось к нему в полноценной форме. Шла передача, где приводились статистические данные: сколько людей в нашей стране добровольно уходят из жизни. Мысль о суициде, до этого незнакомая и пугающая, сейчас поразила его своей простотой и логичностью. В ней не было ни жалости к себе, ни обиды на жизнь, ни истеричности кому-либо отомстить или что-либо доказать своим поступком. Была просто решимость. Нужно сделать – и всё. Нужно-то, нужно, вопрос в другом – как? В каждом из нас где-то глубоко-глубоко сидит художник. И теперь этот глубоко сиделец вылез на свет. Ему безумно захотелось обставить свой уход красиво. Он даже обрадовался, что можно это сделать красиво. Перебрав множество вариантов поквитаться с белым светом, он остановился на одном, как он сам назвал, – элегантном. Купить (благо в наше время это вполне реально) на чёрном рынке револьвер системы Нагана… Именно «наган», ни ТТ, ни «Макаров», ни какой-либо иной пистолет – а «наган»… И застрелиться. У него даже перехватило дыхание от восторга, когда он представил этот легендарный пистолет. С юношеским задором он представил себя офицером, которому выпала честь застрелиться. Всё только упиралось, как всегда, – в сумму, которую необходимо выложить за «элегантную смерть». Через час у него даже потемнело в глазах, настолько он напряженно думал, лихорадочно ища решение, где же взять деньги. И, кажется, он готов был выбежать на улицу и задать этот вопрос первому встречному. Он так бы и сделал, в отчаянии вскочив с дивана, если бы его взгляд не упал на компьютер, вот уже которую неделю пылившийся без дела. Решено. Но сначала нужно поесть, как-то недостойно «красиво» уходить из жизни на пустой желудок. Нужно купить еды и… шампанского.

Револьвер лежал в ладони как влитой. Вороненый, пахнущий оружейным маслом. Сжимая рукоять с немного истёртыми черными накладками, он чувствовал скрытую мощь смертоносного оружия. Сила, которая заставляет трепетать тебя всего, ощущать непонятное волнение, всецело охватывающее и заставляющее сердце биться быстрее. Вопросы, подобные тому: «смогли бы вы убить человека?», – становятся жалкими и несерьёзными в такие моменты. Возьмите в руки настоящее, готовое к бою оружие, и я уверен ваш ответ будет утвердительным. Давно подмечено, что именно оружие делает из простого человека воина, внушает ему уверенность, превосходство над другими, подчиняет своей воле. Удивительным образом меняется мировоззрение, точно ты обладаешь той властью, которая возвеличивает тебя над остальными. Вы никогда не задумывались, почему люди, в совершенстве владеющие одним из видов искусств рукопашного боя, настолько уверены в себе, спокойны в любых ситуациях, и их невозможно вывести из эмоционального равновесия? А ведь это тоже оружие. Нечто подобное чувствовал сейчас и наш герой. Злорадная улыбка не сходили с его губ, когда он гладил его, целился в предметы домашнего обихода, эмитировал отдачу от выстрелов. И при мысли, что когда-то (вполне вероятно) кто-то был убит из этого «нагана», возбуждала необъяснимое чувство радости, гордости за честь держать его в руках.

Только об одном он сейчас жалел: нельзя было заполнить комнату музыкой – проданный компьютер до сих пор ощущался каким-то опустошенным уголком. К данной мистерии подошла бы классика: проникновенная, нагнетающая и пугающая. Он откупорил бутылку с шампанским, налил фужер и задумчиво посмотрел сквозь него на зажженную свечу. Затем, сделав глоток, поставил фужер на стол и закурил. Он наслаждался ясностью и пустотой в голове. Впервые за многие годы он ощущал свободу. Он готовился умереть, и это его не пугало. Его не мучила совесть, не тяготила привязанность к жизни. Он докурил и снова взял в руки пистолет. Нажал на рычаг – барабан «отошёл» в сторону. Вынув патроны, долго и внимательно смотрел на них, изучая и пытаясь понять, как такие маленькие с виду пули несут такую колоссальную энергию, убивающую человека. Наугад выбрал одну из семи смертей и вложил её в патронник.

Ствол неприятным холодом коснулся виска. Нет, так слишком просто. Он допил шампанское и крутанул барабан – а теперь будь что будет… И всё-таки что-то дрогнуло в нём. Он задрожал, всё внутри сжалось и лихорадочно забилось. Его бросило в пот. Нет, он не испугался, быть может, это только волнение, какое всегда бывает перед важными поступками в жизни, поступками, определяющими жизнь, или, как в его случае, определяющими смерть. Стоило невероятных усилий заставить себя положить указательный палец на спусковой крючок. Он долго не решался нажать его, чувствуя в груди ураган противоречивых эмоций. Если бы кто-то видел его в эти секунды со стороны, то мог бы предположить, что он просто растягивает удовольствие. И всё же… он нажал…

Раздался сухой щелчок. Он всё ещё был жив. Удивлению не было предела. Он просто был уверен, что барабан остановится на том из семи патронников, в который вложен боевой патрон. Неужели удача пришла к неудачнику? Что ей нужно, этой строптивой деве, у него? Или это адская насмешка над несчастным перед смертью? Крутанув ещё раз барабан, он уже без колебаний дёрнул крючок, и – вновь курок с тихим треском ударился в пустоту. Снова и снова он вращал смерть вокруг оси. Он даже сбился со счёта. Но ничего не происходило. Проверив, на месте ли патрон, он поменял его, подозревая, что первый отсырел. Всё повторилось. Третий, четвёртый, пятый, шестой, седьмой… Ни один из них не давал положительного результата. Тогда, взбешенный, разъяренный от негодования, готовый собственными руками удавить того, кто продал ему этот револьвер и эти патроны, он вложил их все и выпустил в стену… В стене зияло семь углублений. Колдовство какое-то! Он повторил всю комедию от начала до конца. Налил… Глоток… Закурил… Зарядил один патрон… Частые щелчки вращающегося барабана… И – ничего. Вторую партию проверять было бессмысленно: он просто подогнал так, чтобы курок наверняка ударил капсюль. Выстрел – и абажур настольной лампы в дальнем углу разлетается вдребезги. Он долго сидел не двигаясь, ошарашенный, боясь что-то вспугнуть. А вот что это «что-то», что-то мистическое, безусловно важное, значимое?… Он задумался, потом откинулся на диван и засмеялся. Смеялся долго и истерически надрывно, слёзы текли из уголков глаз, и сквозь их туман мир стал казаться не таким, как прежде. Это как какое-то озарение или прозрение. Что-то в нем начало движение в противоположную сторону. Проблема, которая до сих пор была катастрофична и ужасающе непреодолима и которая своей мнимой несовместимостью с жизнью толкала его на суицид, сделалась незначительной настолько, насколько может быть атом незначителен перед вселенной. Он открыл в себе то, что до этого ни коим образом не проявлялось. Да я, с моим везением, рассуждал он вслух, могу горы свернуть… Я, которого даже пуля не берёт…