А то что происходило между нами можно уподобить возникновению канала связи между двумя суперкомпьютерами. Когда начинается обмен информацией, и поток чувственной информации от каждой клетки, друг друга, ещё не распознанный непонятный, сметает всякое соображение своей мощью. Причём информация эта содержит в себе множество сигналов, подобно тому, как ТВ сигнал несёт в себе сигнал цветности, синхроимпульсы, звук. То, в обмене между нами оглушающее количество каналов... Я лежал потрясённый, в шоке. Это не секс, а что-то непостижимое...

Лента в магнитофоне давно кончилась и теперь бобина быстро вертелась, и только шелестел кончик ленты.

- Катя. Катя, - пытался я осторожно вытянуть её из какой-то бездны, куда у неё получалось прятаться: - Катерина, возвращайся.

Крутнула недовольно головой, и чуть шелохнулись губы- Не хочу. - но ни звука... Догадался только по губам.

- А мама с папой, глаза выплакали, свою доцю ждут. А она понимаешь...- подначивал, я её, поглаживая. Она только досадливо кривила свои губки:

- Ещё минутку.- тянула жалобно.

- Да хоть и до утра. Только ж твои родаки меня возненавидят.

Она слабо оттолкнула меня рукой, мол, не мешай.

- Ты сон смотришь?

- Я облачко. Плыву себе во вселенной, а ты мешаешь.

Наконец, открыла глаза.

- Облачко, а может скорее тучка, ты дождливая. Надо бы привести в порядок последствия твоего дождика. - начал я ей намекать на некоторые обстоятельства.

Она решительно откинула одеяло, наклонилась, откинула и мои семейные, которыми я попытался защитить пододеяльник, рассматривая последствия у меня на животе. Прикоснулась пальцем и посмотрела на меня.

- И на простыне? - спросила испуганно. Я приподнялся, заглянул.

- Есть чуток.

Она опять упала мне под руку.

- Я заберу, постираю.

- Нет уж тайное похищение чужого имущества. Статья восьмидесятая, пункт третий, приговор: пожизненное заключение в моих объятьях. - импровизировал я грозно, стараясь напугать.

- Согласна. - пискнула.

- Катя. Облачко, давай вставать.- выклянчивал я.

- А сколько времени?

Я поднёс часы к свету:

- Почти десять.

Она откинула одеяло и встала голенькая, наклонилась и начала выискивать своё кружевное бельё. Это было невыносимо, и я похлопал её по такой соблазнительной попе.

- Антон. - пискнула, разворачиваясь со своими кружевными в руках.

У меня сил не оставалось смотреть на неё, ещё секунду и всё начну по новой... Что избежать соблазна, нашёл в себе силы отвернуться, выдернул простынь с красным пятном, обтёр себе низ живота, количество пятен увеличилось:

- Наш флаг! - произнёс торжественно, расправив её.

- Отдай, - ухватила она простынь. Перетяжки с полуодетой дивицей быстро закончились моей полной победой, и я выскочил из комнаты. Там кто-то что-то прошипел, но на такие происки слабаков, я внимания обращать не стал. В ванной налил в таз холодной воды и замочил простынь.

Вдруг под ухом:

- Ты ранен?

Мама стояла за спиной, вглядываясь в моё тело, отыскивая раны. Вода в тазу порозовела, и она это привычно истолковала. Я скорчил ей угрожающую физиономию, кивнув подбородком в сторону комнаты, и прошипел:

- Не моя.

У неё глаза полезли на лоб:

- Антон, не дай бог обидишь!

Я начал мягко выталкивать её из ванной:

- Ты меня не так воспитала, что бы обижать слабых и... - хотел добавить и убогих, но сама мысль об убогости Катьки-облачка, показалась настолько дикой...

Мама тихонечко прокралась мимо комнаты, повернувшись на пороге гостиной, погрозила мне кулаком. Отец, сидел в кресле, повернулся и недоумённо поглядел поверх газеты.

Я в своих запятнанных семейных зашёл в комнату, она уже включила свет одетая, наводила красоту, заглядывая в маленькое зеркальце.

- У тебя всё класс?

- Нет ни класс. - сказала озабоченно, продолжая смотреть в зеркало. А я начал натягивать джинсы:

- Катерина, не пугай. - решил и сам перейти в нападение, которое гораздо лучше обороны.

- Простынь моя.- заявила решительно:- Завтра принесу замену.

Я нагло кивнул на небольшое пятно на матрасе:

- А матрас - мой! - перекривил я её.

- И мой. - прижалась.

Я уже натянул свитер, собирался выходить. Она испуганно:

- Они меня увидят? Надо попрощаться?

- Как хочешь.

- Ни как не хочу, Мне стыдно. Подай сапоги.

- Да, ладно, я их сейчас отгоню.

Вышел в гостинную, где отец, сидя в кресле, читал газету, поглядывая в телевизор, ему коридор хорошо просматривался, по этой причине его надо было куда-то отправить. Но я поступил круче, задёрнул дверную занавеску и закрыл дверь. Ох уж эти девичьи прихоти:

- Выходи.

Быстро выскочила уже в сапогах, а я уже держал на готове её шубку. Она прямо влетела в рукава. Но разве от мамы что-то или кто-то ускользнёт:

- Катенька, вы уже уходите?

- Да, да, торопится она, ей ещё уроки делать, домашнее задание...- усиленно я начал оправдывать её. И старательно отгораживал её от мамы.

- До свидания.- пискнула, выскакивая из квартиры, уворачиваясь от маминого пытливого взгляда. Я прихватил куртку и за ней. В дверях, повернулся и состроил маме гримасу, пытаясь донести до мамы неуместность её выхода. Она погрозила кулаком. Ну, это мы проходили.

Не буду описывать сюси-пуси, как мы спускались по лестнице, как она прыгала ко мне с высоты ступенек, всяких там поцелуйчиков и зажималок-обнималок...

Когда подошли к её подъезду, я остановился, рассчитывая, что на этом проводы закончились. Но, ни тут то было, она потянула меня в подъезд. Когда зашли в квартиру, к дверям уже выскочили и папан и маман:

- Катерина, ты где была? - строго прикрикнула маман: - Мы с отцом совсем извелись.

- У бабушки.- чирикнула.

- Не правда, мы звонили. - взгляд маман был строг и пылал праведным гневом:- Ты ушла от неё около семи, а сейчас... Знаешь сколько времени?

- А мы у Антона его записи слушали. - и глазом не моргнула. Актриса. Подвергся и я внимательному осмотру. Смотрю, успокоились, я вежливо поздоровался с маман и поручкался с папан. Знали б они какие и как, мы "записи слушали"?

- Ты ужинать будешь? -строго посмотрела маман:- А вы Антон?

- Спасибо, я дома поел.- хотел уже откланяться. Но хитрая дивица, тут же заявила:

- Мы у него его записи послушали, а теперь я познакомлю его с моими. - безо всякого смущения заявила, затягивая меня в свою комнату. И мне сразу захотелось слушать записи, так же, как мы их слушали в моей коечке. Она быстро разделась, оставшись в белье, и упорхнула в ванную. Если бы хоть на секунду задержалась, то не скоро бы туда попала.

Подробности уже не интересны, мы "слушали записи", потом засыпали, потом опять "слушали записи", репертуар был неизменным, но потрясающим каждую клеточку организма.

Но и её кровать, не чета моей коечке, полуторный шедевр кроватного искусства, со всякими, как там их, балясинами и прочим наворотами, такое произведение искусства уже койкой не назовёшь. Рядом стояла высокая импортная дека, по-моему. Так что музыка мурлыкала всю ночь. А уж, что там маман и папан думали, догадаться было не трудно. Пошла единственная доця в разнос. И попробуй останови...

Насилу упросил, что бы в начале четвёртого выпустила. Выскочил на улицу, глянул на окна их квартиры, горит окно на кухне. Видно начался разбор полётов, жалко мне её стало, но так сама виновата. Сразу бы отпустила...

Ну а дальше, как в таких случаях, Витёк называет это - показать чудо любви. Встречались почти каждый день, уже больше двух недель, кроме дней когда я был в карауле. По выработанной традиции усиленно "слушали записи", то у меня, но чаще у неё. Я как-то даже испугался, что, наверное, её метода "слушать записи" постепенно, со временем, сойдёт на нет, и придём к традиционным методам.

- Как это у тебя получается? - спросил как-то, раздувая её кудряшки.