- Толково. Миша, скажи, а тебе вкладыши не приходилось баббитом заливать?

- Не-а, - признался подросток, - но я бачил, як это отец робыв. И шабрил як. Дядя Коля, я ведь и ездить умею, - не без гордости похвалился подросток.

- Тогда почему же раньше трактор не собрали?

- Я про то казав Дуда.., то есть, эта, Серафим Иванычу.

- И он что?

- А вин замахав на мэнэ рукамы. Не суй, кажэ, носа нэ у свои дела.

- Так и сказал?

- Так и сказав. И ще добавыв, пиды, кажэ, в сторонку, талучше сопли высморкай .

Поотстав немного от ребят, они последними вкатывали колесо в мастерскую.

- Гляньтэ, шо воны роблють, дядя Коля - возмущённо сказал Миша и Николай посмотрел в ту сторону, куда был направлен взгляд подростка.

Несколько ребят, под руководством деда Первака уже пытались посадить зубчатое колесо на левую ось трансмиссионного вала.

- Непорядок, конечно, - согласился Николай и, уже обращаясь к Перваку, крикнул. - Анисимыч, отставить! - И всё таким же, громким голосом, - Тебе задача будет немного другая. Бери пару-тройку ребят и быстро, одна нога там, другая - здесь - два дышла, покрепче, несите. Всем остальным ребяткам задача будет такая. Вот ту половинку ворот, что на земле валяется, как можно быстрее надо разобрать на доски. Всем, кто живёт рядом - по домам! Тащите топоры. Миша, ты побеги к нам, под навесом, рядом с сараем, на стене должна висеть двуручная пила. Сюда её! Остальным такая команда: до войны, за кузней был сложен кирпич. Выбирать целиковый, стараться не бить, таскать сюда по два и аккуратно складывать по левую сторону от трактора.

Николай боковым зрением увидел, как в мастерскую входит председатель колхоза, но повернулся к нему, только когда Дударик уже стоял за спиной.

Долгим , безучастным взглядом тот рассматривал лежащий на боку трактор.

- Думаешь, надёжа есть? - скептически скривил узкое лицо председатель.

- Я дело делаю, - просто ответил, Николай, - а думать, это по твоей части

- По-твоему, мы тут в бирюльки играем?

- Не знаю, во что вы тут играете, - пожал плечами Николай. - Только у кого-то сейчас шкура на спине трещит, а кое-кто в штанах шары гоняет. Разницу чувствуешь?

- Но-но, я бы предостерёг, с председателем колхоза разговариваешь, не забывайся! - пригрозив пальцем, построжавшим голосом, но с опаской поглядывая по сторонам, не подслушивает ли кто, сказал Дударик.

- А ты меня не пугай, пуганый. Такая война идёт, там отцы, мужья, братья гибнут под огнём и пулями, - продолжал чеканить Николай, - тут, бабы и подростки, как проклятые жилы рвут, глаза на лоб лезут а ему, хоть бы хны! Ты почему ребятам не разрешил с трактором поковыряться? Небось, по другому бы думал, если б самому пришлось в лямку впрягаться. И откуда вы, вот такие берётесь? Хотя, понятно откуда, чего от гнилого корня можно было ждать? Молчишь. Потому что сказать нечего!

- Ну нет, сказать мне есть чего. И скажу. - Председатель рубанул рукой воздух. - Правду, как она есть. Вот ты, танкист, до войны в передовиках-стахановцах ходил, переходное красное знамя - на твоём тракторе постоянно прицеплено было. Так? Так! Почёт, уважение, слава, благодарности, рукопожатия под духовой оркестр - всё тебе! А где моё место было? В сторонке, подальше, там где ни похвал, ни рукоплесканий не слыхать, потому как моим делом были циферки. Так? Так! А теперь фактик небольшой. Ты, при твоих заслугах, где нынче? В пекле, под пулями. Бронь-то, не дали. А моё место где? А тут вот, по бля бабьих подолов. И голодновато порой, и холодновато, но, самое главное, самое основное, я за жизню и здоровье своё не боюсь, и бабами, как командовал раньше, так и буду командовать. Вот потому-то ты и бесишься. Не так ли? - Дударик пытливым взглядом, с прищуром, посмотрел на Баринова

- Нет, - отрицательно покачал головой Николай с полуулыбкой на губах. - Я, как все, на защиту Родины встал, а ты за свою шкуру дрожишь, потому за бабьими подолами и прячешься. Деловым хочешь показаться, а на самом деле душа у тебя с гнильцой. Пройдёт время и жизнь всё расставит по своим местам и каждому воздастся по делам его. Этой истине меня ещё в детстве бабка учила, говорила, так в Писании сказано. Вот, живи и помни слова мои!

В мастерскую, через боковой дверной проём со стороны двора, уже вбегали мальчишки с кирпичами в руках, в главном проходе показался с топором и пилой Михаил. Дударик, круто развернувшись, пошёл на выход.

- Чего это вин? - глядя председателю вслед, спросил Михаил.

- Да вот, спрашивал - заведётся ли?

- И што ты ему сказав, дядя Коля?

- Да так и сказал, что с такими орлами, как ты, да твои друзья, не только заведётся, но и пахать будет!

- 5 -

На пятый день, к вечеру, трактор завёлся. Сначала, как-то нехотя, оглашая разовыми выхлопами, будто пушечными выстрелами замкнутое пространство мастерской, стальная махина стала на глазах оживать, а потом вдруг, затряслась, задёргалась, затарахтела, выбрасывая прерывистые чёрные клубы дыма из выхлопной трубы и рокот заработавшего на повышенных оборотах двигателя, отражаясь от кирпичных стен мастерской поглотил в себя возбуждённые крики восторженной малышни, что подпрыгивая, забегала вокруг заработавшей машины. Михаил с серьёзным лицом шагнул к трактору, отстраняя липнущих со всех сторон мальчишек, потянулся к рычагу дросселя, сбросил обороты до минимума. Трактор затарахтел ровно, словно набираясь сил для предстоящей работы.

- Ну, что, - прокричал ему в ухо Николай, - полчаса на притирку деталей, и - выгоняй?

- А може завтра с утра, дядя Коля, темнеет уже, та и подустали сёдня - прокричал в ответ Михаил.

- Нет, Миш. Сегодня же и плуг прицепим, чтобы завтра с утра время не терять, сразу в поле. Кончилась, Михаил, твоя спокойная жизнь, - крикнул Николай и по-товарищески похлопал парня по плечу.

Заслышав, как ожил трактор в помещении, как выехавший потом в эМ ТээСовский двор огласил он окрест ровным, ритмичным гулом работающего двигателя, устремились к мастерской люди. Бежали женщины и девчата целый день работавшие на пахоте. Поспешали старухи в окружении детворы. Степенно шли старики, пыхтя раскуренными самокрутками. Поначалу Николай, только что успевший подцепить плуг, улыбнулся, увидев как трактор плотным кольцом окружают люди и помахал им рукой. Он был готов к тому, что женщины придут и будут благодарить его и подростков, и он уже придумал, что скажет собравшимся: ''Ну вот, мы своё дело, бабоньки, сделали, теперь слово за вами!''.

Женщины и девчата что-то кричали ему, размахивая руками, в рокоте работавшего мотора было не разобрать - что? В темноте не было видно их лиц, но многие из них, скорее всего, плакали. Тут уж ничего не попишешь, так устроена тонкая женская натура: слёзы у них и в печали, и в радости. И всё это было ожидаемо, все это было понятно, как вдруг неожиданно, словно по команде бабы упали на колени.

Николай оторопел. И вот тут он сделал ошибку, за которую ему потом было стыдно, которую не любил вспоминать, а уж коль вспоминал, чувствовал, как горячая волна озноба тут же пробегала по спине. Он дал отмашку молодому трактористу и Михаил послушно заглушил мотор. И вторглись во внезапно воцарившуюся тишину и женские голоса, и крики, и возгласы, и радостный плач, а одна из баб, лица её было не разглядеть, подползла к нему на коленях и стала целовать сапоги. Её примеру последовали остальные.

-Бабоньки, женщины вы мои дорогиее, не надо! - крикнул Николай и сам упал перед ними на колени. Он гладил их головы, плечи, говорил что-то невнятное и чувствовал, что ещё немного, чуть-чуть, какая-то малость, и он сам в голос заплачет, потому что беззвучные слёзы заливали лицо, а горло железным обручем сдавил спазм. Спас ситуацию Михаил. Он быстро завёл трактор и дал три длинных хриплых гудка.

А руки всё тянулись и тянулись к Николаю, и эти руки, простые прикосновения которых к сапогам, одежде, крепкие ли рукопожатия, означали несоизмеримую ни с чем, не сравнимую ни с чем искреннюю благодарность своему избавителю, от нежданно-негаданно обвалившегося на бабьи плечи лиха.