Николай кивнул.

- А я своей крышей, пока ещё не обзавёлся, - признался Николай. - Военный пролетарий. Так что, извини, пока приглашать некуда.

Они обнялись.

Николай уходил, а Влад неожиданно почувствовал, как какое-то гадливое чувство замутило сознание, будто он прикоснулся к чему-то грязному, липкому, после чего не отмыть руки никаким мылом, Но, то руки, а он прикоснулся душой. С этим как быть? Никогда и ни кому он не рассказывал о неурядицах со своей роднёй. Дело житейское, рассуждал, в жизни чего только не бывает. А тут прорвало. Накопилось? Наболело? Потребовало выхода? Ну, поделился, а стало от этого легче? А самое главное, что это меняло? Ведь по сути, если разобраться, только показал свою слабость, считая, что все ему должны, да нет,- обязаны.

Николай подошёл к вагону, оглянулся, помахал рукой. Что он знает о нём, нежданно-негаданно объявившемся троюроднике? Да ничего, какие-то моменты из жизни, промелькнувшие накоротке и то, в самые последние минуты их встречи, но по которым уже можно судить о нём, как о человеке, не в пример ему, Владу, не позволявшему себе слабостей, подобной той, что позволил он.

Влад поднял руку, помахал в ответ. Злая память - коварная штука, уже хотя бы потому, что она разрушает, разъедает душу, как ржавчина, и толкает на поступки, за которые иногда самому становится стыдно, потому что опускаешься до уровня тех, кто своими словами и действом по недоумию ли, преднамеренно ли, ранит душу сильнее остро отточенного ножа. Всепрощение. Вот где выход.

Состав незаметно тронулся. Покатился, и именно в этот момент Влад окончательно решил для себя, что при следующей встрече с троюродником, обязательно расскажет, что недавно навещал своих, и цветы на трёх могилах разложил поровну.

ЗЕМНЫЕ АНГЕЛЫ.

Рассказ.

Бомж был неопределённого возраста. На первый взгляд ему можно было дать и неполные сорок, хотя при более тщательном, пристальном рассмотрении, он тянул и на все пятьдесят. На его прожаренном солнцем и задублённом ветрАми до черноты лице, с русой, слегка вьющейся, неухоженной бородкой, на лбу, что наполовину прикрывали ещё мокрые после купания, такие же светлые, выгоревшие волосы, и даже на коже, обрамляющей голубые, с зеленоватым оттенком глаза, не просматривалось ни единой морщинки. Рукава вылинявшей, до непонятных узоров и расцветок рубашки, видимо, наскоро постиранной, подобранные по самые локти, оголяли загорелые, со вздувшимися венами руки, наводившие на размышления, что свой кусок хлеба он, скорее всего, больше зарабатывает какими-то временными заработками, нежели попрошайничеством и промыслами на рынках. Старые, светлые джинсы, с намечающимися на коленях и кое-где на бёдрах поперечными прорехами, образовавшимися не как дань нынешней моде, а по причине самой изношенности, придавали ему вид беззаботного отдыхающего, позволяющего себе передохнуть после праведных трудов. Он сидел на плоском камне, добротно уложенном чьими-то заботливыми руками, на массивных камнях, напоминающем очень удобную лавку. Рядом с ним на разогретой плоскости камня лежала наполовину початая пачка ''Донского табака'' (тёмного) и зажигалка. А у самых его ног, где-то в полуметре плескалось море. Невысокие, с бирюзовым отливом волны, ритмично катились и катились к невысокому, скалистому, отвесному берегу, и отторгнутые, откатывались назад, предоставляя возможность следующим попытать счастья быть обласканными им.

- Другого места всё-таки не нашли? - недовольно бросила Раиса, усаживаясь на скалистый выступ повыше, предварительно застелив его свернутым пополам махровым полотенцем.

- Почему, ''всё-таки''? - бомж повернулся к подошедшей женщине и стал заинтересованно рассматривать её.

Она была красива до неотразимости. Её высокая причёска каштановых волос, уложенная не без помощи лака, видимо, ещё утром, уже несколько утратила первоначальный вид, хотя особый шарм полноватому, ухоженному лицу, являвшему собой наличие дорогой косметики в виде теней и румян, придавала не она, а, естественные, скорее всего, завитки волос, опускающиеся с висков к щекам, с небольшими продольными, едва заметными чёрточками, наверно, превращающимися в неглубокие ямочки при улыбке, расположенные чуть повыше от уголков рта с припухлыми губами, напомаженными слегка потускневшей со времени нанесения перламутровой помадой, и не так вызывающе смотрящимися, как первоначально. Лёгкий, несколько легкомысленной расцветки халатик, - какие-то ярко красные, с жёлтым и оранжевым цветы на тёмно-синем фоне, - облегал её не потерявшую привлекательности фигуру с высокой грудью, талию, подчёркнутую пояском, и крутыми, придающими телу умеренную полноту, бёдрами. И всё бы во внешнем облике этой женщины было благопристойно, привлекательно и неотразимо, что при беглом рассмотрении, вольно или невольно отмечается опытным мужским изучающим взглядом, если бы не глаза. Тёмные, с каким-то недоверием и даже трудно скрываемым презрением, они рассматривали бомжа из за густых, длинных, вызывающе загнутых к верху ресниц, подведённых, похоже, экстралонговой тушью. Это были глаза женщины, хорошо знающей себе цену, чтобы извлечь прок из чего бы там ни было, что касалось её пребывания в этом суетном, жестоком и похотливом мире.

- Только не делайте вида, что Вы не знаете, что это место облюбовано мной, к Вашему сведению, ещё много-много лет назад. Вчера вечером я видела Вас вон на том плато, - Раиса указала рукой, - и Вы долго и безотрывно наблюдали, как я выхожу из воды.

- Прикажите заплатить за погляд? - спросил бомж, криво усмехнувшись.

- Было бы чем, - ехидно парировала Раиса, автоматически натягивая полы халатика на колени стройных, словно выточенных искуссным мастером, слегка загорелых ног.

- Ну, почему же. На сегодня, на кусок хлеба хватит, а завтра, будет день, будет и пища, - без всякого признака игривости отозвался бомж.

- Легко живёте, как птичка божья. И что, никогда не приходила в голову мысль, попытаться жить, как живут все нормальные люди? - она выговаривала своим приятного тембра голосом эти слова, но они были совершенно лишены какого-то участия, наоборот, в их тональности звучала трудно скрываемая ирония, не лишённая наставления.

- Почему же, приходила и не раз, и не два, - просто ответил бомж, и, может быть, в другой раз он не выдержал бы такой, даже не завуалированной, а целенаправленно нравоучительной издёвки, прервал беседу, спокойно поднялся и удалился бы, но не сегодня и не сейчас. - Только скажите и Вы, как есть, на духу, - зачем?

- Чтобы жить, по-человечески.

- А по Вашему, я живу не по человечески? И, вообще, какой смысл Вы вкладываете в это понятие?

- Не цепляйтесь за слова. Вы же хорошо понимаете, что я имела в виду. Вот скажите откровенно, причиной всему, вот это, - и Раиса указательным пальцем звонко щёлкнула чуть сбоку горла.

- А-а, - улыбнулся бомж, - тут я вынужден Вас немного огорчить. - Нет, не без этого, разумеется. Бывает, скажем, по поводу встречи хорошего знакомца, или когда хочется отвлечься от навязчивых мыслей.

- Словом, было бы желание, а повод найдётся, так? - улыбнулась она и на её щеках действительно обозначились приятные взгляду ямочки, так украшающие её лицо .

- Я не собираюсь Вас в чём-нибудь разубеждать, - ответил бомж и, как бы обидчиво, отвернул голову в сторону моря.

- Вот Вы и обиделись, - констатировала Раиса, а сама подумала: ''Его бы обмыть, откормить, приодеть, а что, не плохой бы мужичёк получился'', - тут же, с каким-то потаённым страхом внутри, -''Господи, всяко-разные бывали, тебе, дуре, бомжа только и не хватало!''

- Люди ведь тоже живут по-разному, - донеслось до её слуха. - Посмотришь на иную семью, со стороны всё, вроде бы, благопристойно, даже более того, а на самом деле, там такие, как теперь говорят, скелеты в шкафу, с ума сойти и не воскреснуть. Кстати, Вы в курсе, что вот это - ''скелеты в шкафу'', позаимствовано из лексикона обитателей старинных английских аристократических особняков, о чём упомянул в своём романе ''Анна Каренина'' ещё Лев Толстой, а нынешние умельцы, засоряющие до умопомрачения русский язык иностранщиной, перелицевав знаменитое выражение, пустили её в русский обиход разговорной речи?