А тут время подошло и стало понятно, что решаться надо и как можно быстрее. Как-то по доброте душевной поделилась содержанка с Натальей сокровенным и лишний раз та убедилась, насколько права была в своих предсказаниях. Перестала Мария выходить к обедам. День голодная ходит, другой, третий. Только и того, что утром, как птичка поклюёт, да и то, потому, что завтрак почти всегда проходил в узком кругу, без хозяина. А Афанасий Серафимович, знай себе, только посмеивается. Поначалу Наталья подумала, приболела басурманка, но ещё больше встревожилась, когда купец запретил отдельно кормить её. Что такое? Бросилась с расспросами к Марии, та и призналась, что купец предложил ей руку и сердце. Похолодела Наталья.

- А ты што? - спросила она.

- В горы убегу к своим, - решительно заявила девушка.

- К родственникам?

- Нет у меня родни, - призналась Мария. - Может и есть, да только я их совсем не знаю.

- Так куды бежать, милочка. К кому? Не дело говоришь. Ладно, не плачь, авось чего-нибудь придумаем.

В тот же вечер состоялся разговор Натальи с Савелием. Не сразу понял парень чего от него хочет Наталья.

- Вот так вот привезу я её к отцу-матери и что скажу?

- Так и скажешь, нехай девка поживёт пока у них и объяснишь почему.

- Верхами или на линейке?

- На линейке, так меньше подозрительней будет.

- Воровство получается.

- Какое воровство, на линейке и вернешься.

- Ну да, только порог переступлю, а меня под белы руки и в ''Белый лебедь''.

- Я тебя ждать буду в условном месте. Линейку вернём и в бега. Есть у меня на примете село одно мужицкое, Солдато-Александровское называется, неподалёку отседова. Там первое время и перебудем, а дальше видно будет.

. . . . .

Как Наталья и обещала, ждала она Савелия в условном месте и не одна, а с племянником фаэтонного мастера ''Божеупаси''. Ранним утром, поправив на согнутой в локте руке плетёную корзину, Наталья вышла с ним за пределы двора и, пройдя всего квартал они свернули, но не в сторону рынка, а к месту условной встречи, где их уже поджидал вернувшийся из э...Нска Савелий. Племянник заправски влез на линейку со стороны возницы, лихо взмахнул кнутом и кони, выбивая дробь коваными копытами по булыжной мостовой, понеслись к особняку. А в особняке тем временем уже вовсю бушевал переполох. Афанасий Серафимович рвал и метал. Вымеряя нервными шагами из угла в угол пространство своего огромного кабинета, он кричал грозно в сторону стоящего у дверей приказчика, покорно склонившего изрядно облысевшую голову.

- Полицию вызывать? - Иронически скривил купец губы. - С ума сошёл? Опозорить меня, вконец, хочешь на весь Пятигорск. Что значит, - не обойтись? Ты мне этого Савелия, хоть из под земли достань, слышишь, и сюда, сюда! - Афанасий Серафимович согнутым указательным пальцем указал на середину многоцветного, дорогого ковра, лежащего посредине кабинета, на котором стоял.

Сквозь тяжёлое дыхание, он неожиданно услышал, как с той стороны кто-то скребётся в дверь.

- Кого там ещё нелёгкая принесла? Ну-у?!

Дверь слегка приоткрылась и в узкой щели её притвора показалось испуганное лицо Герасима.

- Чего тебе? - бешено закричал купец.

- Так это, линейка прикатила. С этой самой. С корзинкой. А в ей кошель, а в кошеле, того, деньги.

- С какой корзиной, дурак, с каким кошелем?

- Так это, Наташка, с ранья, с корзиной и кошелем на базар собиралась.

- Кучера сюда! - взревел Афанасий Серафимович.

- Мальчонку, што ль?

- Какого мальчонку? Этого удальца- шельмеца!

- Так это, самого Савки нема...

А беглецы, тем временем, уже вышли из Пятигорска и окольными путями быстро уходили на юг, в сторону засушливых ногайских степей.

- 6 -

Полковник Берестов ещё за несколько лет до выхода в отставку, как человек целеустремлённый и последовательный в своих жизненных планах, не раз и не два подумывал, чем он будет заниматься в новой, не совсем понятной для него гражданской жизни. Как запасной вариант он держал в голове имение принадлежавшее отцу, пять лет назад почившему в бозе, в глубинке Рязанской губернии, куда мог вернуться в случае крайней необходимости, но два обстоятельства сдерживали его в этом намерении. Во-первых в имении доживала свой век его тётушка Елизавета Степановна, некогда состоявшая в бездетном браке с председателем дворянского губернского собрания и поселившаяся у родного брата сразу после кончины супруга. Нарушать привычный, устоявшийся быт тётушкиной неторопливой, размеренной провинциальной жизни, Павел Степанович посчитал крайне неприличным, даже не смотря на то, что с каждым годом хозяйство приходило всё в больший и больший упадок, и срочно нужно было предпринимать какие-то кардинальные меры, с другой стороны, ему самому хотелось начать новую гражданскую жизнь если не с ''нуля'', то, по крайней мере, с тех начинаний, которые соответствовали его пытливому уму и неугомонному характеру.

От своих хороших знакомых и приятелей по офицерскому Собранию, Павел Степанович знал, что в последнее время царская администрация способствуёт активному заселению пустынных степных земель Ставропольской губернии, что многие из его собратья по оружию воспользовались этим обстоятельством, а некоторые уже переселились в означенные места не дождавшись полной отставки. Отзывы переселенцев, по рассказам, естественно, были самые разные, но когда он услышал, теперь уже и не упомнит от кого, хвалебные, из зоны рискованного земледелия губернии, Павел Степанович тут же обзавёлся, скудной правда по тем временам, литературой, чтобы не по наслышке знать, что это такое - зона рискованного землепользования. Каково же было его удивление, когда и тучные отары овец, и бескрайние арбузно-дынные бахчи, и плантации виноградников - всё это являлось результатом труда рук человеческих в этой зоне, он загорелся идеей переселения именно туда и только туда, настолько, что приступил к исполнению плана её реализации незамедлительно. Прежде всего, необходимо было найти толкового управляющего хозяйством и такой человек был найден не без помощи приятелей по тому же офицерскому Собранию. Это был двоюродный брат его хорошего приятеля из обедневшего старинного дворянского рода Глазовых, Евгений Викторович, получивший в своё время приличное университетское образование в столице и теперь служивший в сельскохозяйственном ведомстве в комитете землепользования. Мужчина средних лет, слегка начинающий полнеть и лысеть, изнывающий на рутинной работе в ведомстве, сводящейся к каким-то подписям на бумагах с гербовыми печатями, с целью их дальнейшего перемещения в кабинет этажом выше, чиновник Глазов на глазах настолько оживился, услышав из уст Павла Степановича предложение стать его управляющим хозяйства, что даже устыдился обговорить вопрос об увеличения размера будущего жалования, не превышающего по договору нынешнего месячного содержания в ведомстве. Он всегда рвался к практическому применению своих познаний в каком-либо настоящем деле и вот теперь, когда такая возможность представилась, ухватился обеими руками за перспективное, на его взгляд, предложение.

Заручившись необходимыми в подобных случаях юридически-нотариальными документами и даже имея на руках проект будущей помещичьей усадьбы, управляющий в срочном порядке выезжает на юг и начинает свою кипучую деятельность. Рисковал ли Павел Степанович, доверив все хозяйственные дела, начиная от покупки земель в личное пользование, взятие крупных денежных кредитов в сельхоз банке под льготный процент и постройки той же усадьбы, человеку, практически незнакомому, наслышанный о его репутации только из уст хорошего знакомого? Естественно, рисковал. Но это был именно тот случай, когда риск необходим именно сейчас и диктовался он рядом обстоятельств, промедление или затягивание которых в какой-либо сделке имели бы негативные последствия в будущем, край-то заселялся стремительными темпами. Так или иначе, но выйдя в отставку, Павлу Степановичу уже было куда ехать и приниматься за неведомую для него работу, которая принесёт, как думалось, тогда ему, в ближайшем будущем не только моральное, но и финансовое удовлетворение. Однако, прежде было прощание с о ставшим родным за два десятка лет службы полком.