У Михаила сразу похолодело внутри. Все, ушла Римма, вот, доигрался. Но все же сначала прошелся по дому, и, удостоверившись, что нет вещей и документов жены и дочери, вышел на крыльцо и тяжело опустился на крыльцо. «Какой же я дурак, и чего разорался вчера? Она же не заслужила такого обращения». Вспомнив жену, всегда веселую, всегда старающуюся угодить ему, он невольно застонал и ударил себя по лбу кулаком. «Дурак, балбес, – ругал себя последними словами мужчина. – И чего мне не хватало».
Но тут животные подняли такой визг, крик, ор, что пришлось встать и идти управляться по хозяйству. Он так давно ничего не делал по дому, что даже не знал, в какой стайке какая корова ночует, начал бестолково загонять всех подряд, но коровы, недоуменно покосившись на хозяина, сами разбрелись по своим местам. Затем подоил корову, накормил всю оставшуюся живность и пошел домой. Ему было так непривычно заходить в пустой дом, где не носилась со звонким смехом дочурка, не хлопотала у стола жена, торопясь накормить любимого мужа, вернувшегося с работы.
Ему была так пусто и одиноко, что даже не стал ужинать, хотя Римма приготовила ему перед отъездом ужин, его любимые пельмени. Он, не раздеваясь, только скинув обувь, прошел и лег на кровать. Непривычно было не слышать дыхания жены, не ощущать объятия ее нежных рук. А он еще часто недовольно отворачивался, ссылаясь на усталость.
С чего все началось? Он же любил ее и любит до сих пор. Так почему он допустил такое, что его семья покинула его?
Он лежал и припоминал все подробности семейной жизни. Переехав в деревню, они зажили так счастливо и дружно, он был готов с нее пылинки сдувать, все всегда делали вместе. И, когда мама начинала ругаться на Римму, он защищал ее поначалу, пока та не легла в больницу с инсультом. И тогда он перестал вмешиваться между ними, вставать на защиту жены, предпочитая уходить в тень, предоставил им право самим между собой разбираться.
Сколько себя помнил, он всегда слушался маму. Она была для него авторитетом, он считал ее самой главной в семье. Действительно, его мать была «железной» женщиной, всегда решала все вопросы, разрешала семейные проблемы, отец, скромный, молчаливый трудяга, предпочитал отмалчиваться, молча выполняя свою работу. Когда в детстве он, случалось, дрался с мальчишками, мать бежала в дом к обидчикам и устраивала скандал, даже если был виноват сам Михаил. Она никогда не слушала его доводов, что сам виноват, чтоб не ходила, не скандалила; мать дотошно выпытывала, с кем он дрался и бежала разбираться. Отец, бывало, говорил матери: «Не вмешивайся ты, пацан растет маменькиным сыночком, а он должен сам отвечать за свои поступки, пусть растет мужиком», – но мать и слышать не хотела. Когда он закончил школу, он даже не знал, куда будет поступать. Ему ничего не хотелось, у него было никакой цели в жизни. Он предпочел бы жить на отаре с родителями. Но мать, к тому времени немного начинающая понимать, какого оболтуса вырастила в слепой своей материнской любви, опять-таки взяла его за руки, повезла в город и устроила на курсы водителей, которые он закончил. Неожиданно ему понравилось водить машину, учился он с удовольствием, получил права. Тут его призвали в армию, он два года прослужил в танковых войсках. И тут ему повезло. В его полку не было дедовщины, ему не пришлось быть битым или униженным, так как командир у них был очень справедливый, мудрый мужик, Сергей Иванович Буркин, а попросту Дед, как его все называли. Он так умело поставил дело, его не то чтобы боялись, а все уважали. Раз Дед сказал, значит, тому и должно быть. И еще, Дед очень трепетно относился к учебе, всегда говорил подчиненным, что учеба – это главное в жизни, что без образования никогда не выбиться в люди. Именно от него Михаил набрался ума, и, закончив службу, на следующий год поступил в сельхозинститут. Он уже учился на четвертом курсе, вернее, заканчивал, когда встретил Римму. После он перевелся на заочное, окончил институт, чему очень поспособствовала Римма, которая чуть ли не силком отправляла учиться, а сама оставалась одна дома на такое большое хозяйство. К сожалению, работать по специальности он не захотел, да и мест не было, было у них уже два ветеринара, лет им обоим хорошо за сорок, но до пенсии далеко. Мише больше нравилось крутить баранку. Никаких заморочек, получил утром путевку, и дави на газ, крути баранку. Забрал груз, доставил груз. Голова не болит, никаких проблем. Если б еще машину поновее бы дали, было б вообще прекрасно. Он был уверен, что дадут ему новую машину, а пока потихоньку катался на своей «ласточке», приезжал домой и отдыхал, тогда как жена в это время тянула одна все хозяйство.
Миша и сам не заметил, как отвык от домашней работы. Придешь с работы, все уже сделано, скотина обихожена, дома чисто, уютно, вкусная еда на столе, и постепенно он совсем обленился. И когда в последнее время Римма начала робко ему намекать, что нужно помочь по хозяйству, все-таки мужская работа всегда найдется, а после болезни и смерти отца Римме никто уже не помогал, он так не хотел ничем заниматься, лень шла впереди него. А хозяйство возросло в последнее время, жена уже не раз говорила, может, все продадим и уедем в город? Работу водителем и там найдешь, и жить есть где, у Риммы была квартира, которую ей отписала бабушка. Пока ее занимали какие-то дальние родственники. Римма так и не закончила институт, оставалось учиться год, родилась дочка, и Римма уже не поехала на сессию. Ее родители как могли уговаривали дочку закончить институт, они были даже согласны брать отпуск и жить у них, пока Римма сдает сессию, но Михаил не хотел, чтобы Римма уезжала так надолго. Ведь это означало, что ему придется вечерами самому работать по дому, не будет же он лежать при тесте или теще. Поэтому он уговаривал ее повременить с учебой, и Римма, которая всегда и во всем соглашалась с мужем, оставила учебу.
И сейчас, лежа в темноте, один, в опустевшем доме, он вспоминал слова отца. «Миша, сынок, береги свою жену, ты должен бога благодарить, что тебе досталась такая жена, умная и добрая, трудолюбивая и уважает старших. Другая бы на ее месте, хотя б даже Тасю взять, давно бы с твоей матерью разругалась в пух и прах, может еще и помахались бы», – улыбался отец. «Да, с Тасей все возможно», – подумал Михаил.
Но недаром говорят, бог все видит, Тасе он дал добрую, милую свекровь, а доброй, скромной Римме досталась его мама, которая поедом ела ее все эти годы.
И тут Михаил представил себя на месте жены. Каково же ей было все это время? Огромное хозяйство, маленький ребенок на руках, вечно недовольная свекровь, непонятно из-за чего взъевшаяся на бедную женщину, абсолютно равнодушный ко всему муж, который даже на ребенка внимания не обращал. Миша любил дочку, но ему было лень ею заниматься, он предпочитал валяться на диване перед телевизором, а Аня все время мельтешит перед глазами, не дает досмотреть фильм, или, еще того хуже, футбол, поэтому он старался побыстрее ее спровадить к матери. И Римма вынуждена была брать с собой дочь, чтобы подоить корову, накормить животных. И бедная маленькая девочка, спотыкаясь и падая, находилась вечерами на улице, тогда как дома лежал обнаглевший папаша. Лишь отец понимал Римму, жалел ее, всегда старался ей помочь. И после его смерти Римме стало совсем туго.
Михаилу до того стало стыдно за себя, он даже присел на кровати, и запоздалые слезы стыда потекли из глаз. А Михаил, здоровый и сильный мужик, плакал, потому что не от кого было скрываться, он остался один-одинешенек. И в этом виноват только он один, сам разрушил своими руками семью.
А на другом конце села без сна ворочалась тоже одна-одинешенька его мать, которая в силу своего вздорного характера, не смогла ужиться с невесткой, и теперь прозябала дни в одиночестве. Она знала, что Римма и Аня уехали в город, донесли деревенские кумушки, которые видели, как они садились в автобус с чемоданом в руках. И еще они сказали, что Римма была очень грустной, что говорило о том, что не по своей воле покидает она дом. Значит, повздорили с Михаилом. И сейчас женщину раздирали противоречивые чувства, с одной стороны ей было очень жаль, что Римма и Аня бросили ее сына; все-таки, в глубине души соглашалась женщина, Римма хорошая хозяйка, любящая жена, отличная мать. Но с другой стороны ее точил червь зависти, почему чужая женщина должна владеть моим сыном всецело, я для нее его растила что ли?
