– Проходите, проходите, садитесь с нами завтракать. Я вот мяса наварила, пирожков нажарила с картошкой, сметанка домашняя, молочко утрешнее, парное, теплое еще. А если хотите, я вам чая налью зеленого.
Доржо не заставил себя уговаривать, сел за стол и в охотку подкрепился. Мясо было что надо, в меру жирное, сваренное по всем правилам, непереваренное, сохранившее свой вкус. Пирожки таяли во рту, а домашняя сметана была выше всех похвал. А потом все пили зеленый чай с молоком и мятными пряниками. Мальчишки развеселились, Жалма Бодиевна очень интересно рассказывала разные истории, им всем было очень весело. Потом мальчишки убежали на улицу играть, а Доржо начал осторожно выспрашивать женщину о Наташе.
– Вы не скажете, кто эта девушка, где живет, с кем?
Словоохотливая женщина охотно отвечала на его вопросы. Живет с матерью, отца у нее не было, вернее, был, но женатый человек. У того в своей семье тоже росла дочь. И через год с небольшим после ее рождения его жена узнала, что муж ей изменил, и у любовницы тоже родилась девочка. И тогда жена выставила его за порог и больше замуж не выходила, так и жила с дочерью. А мужчина тот уехал тогда из села, и больше его никто не видел. Поговаривали, что любовница тоже указала ему на дверь, вот он и остался у разбитого корыта, а потом и вовсе покинул родные края. И мать Наташи тоже забрала дочь и уехала куда-то, только года два, как вернулись обратно.
– Не зря говорят, за двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь, – вздохнула женщина. – Испортил жизнь обеим женщинам, обе так и не вышли замуж. Законная жена уже умерла, и дочка ее тоже умерла там, в городе. Говорили, что вышла удачно замуж, родила детей, а потом умерла. Такая хорошая была девочка, никому слова дурного не скажет, всегда приветливая. Она же с моей дочкой училась, вот поэтому я ее хорошо знала, Оленьку-то.
Доржо сидел и не верил своим ушам. Он встретил женщину, которая хорошо знала его Олю, а что речь идет о ней, он даже и не сомневался. Оля тоже рассказывала, что отец изменил матери, что у нее есть сводная сестра, только она ее никогда не видела. Теперь Доржо был уверен, что Наташа – сестра Оли. Вот откуда такое сходство, все-таки у обеих один отец. И тогда Доржо сказал женщине, что он муж Ольги. Жалма Бодиевна заахала, всплеснула руками, потом достала откуда-то початую бутылку дорогого коньяка и налила в два бокала.
– Помянем Оленьку, светлая девочка была. Вот теперь я поняла, кого мне напоминают твои сыночки. Они ж на мать очень похожи.
Оба выпили, помолчали немного. Потом Доржо поднялся и пошел за мальчишками. Как ни странно, он нашел их в том самом магазине. Они стояли перед витриной и рассматривали товар. Доржо прислушался к их разговору.
– Давай купим ей эту гребенку, – азартно шептал Баинка, – ты видел, у нее сломанная гребенка в волосах.
– Нет, давай лучше одеколон, они, женщины, любят, когда от них вкусно пахнет, – сказал Баирка.
Доржо невольно улыбнулся, услышав их разговор. Было понятно, что они хотят купить кому-то подарок.
– Ааа, вот вы где, – подошел к сыновьям Доржо. – Кому вы хотите купить одеколон?
– Пап, ты подслушивал, так нечестно, – закричали мальчишки.
– Простите, ребята, я нечаянно, просто вы так громко шептались, что я все услышал. Так кому хотите купить подарок?
– Бабушке Жалме, она хорошая. Пап, можно?
– Можно, конечно, только женщинам не дарят одеколон, им дарят духи. Вот, например, эти, «Красная Москва», их очень любит ваша бабушка. Интересно, в городе их с днем с огнем не сыщешь, а тут свободно на витрине стоят.
– Наташа, а можно три флакона? – спросил Доржо. – Нет, лучше четыре.
– А зачем вам столько? Хотите перепродать втридорога? И потом, нам нельзя отпускать в одни руки столько сразу.
– Ну что вы, – оскорбился Доржо, – как так можно. Мы их подарим бабушке Эмме, тете Римме, бабушке Жалме из гостиницы, а четвертый флакон мы подарим одной очень хорошей тете. И у нас не одни руки, у нас их целых шесть. Да, ребята?
И с этими словами Доржо поднял обе руки, за ним тут же подняли руки близнецы. Наташа взглянула на них, звонко рассмеялась, и опять ее смех напомнил ему смех любимой и больно кольнул в сердце.
Наташа вынесла четыре заветных флакончика. Мальчишки обрадовались, схватили один и убежали в гостиницу.
– Хорошие у вас мальчишки, забавные. И добрые. Вы наверно, тоже добрый, или мама. А где у них мама?
Доржо смешался поначалу, не знал, что и сказать, потом рассердился на самого себя, стоишь, мол, мямлишь и, глядя прямо в глаза Наташе, сказал:
– Она умерла, умерла более шести лет назад, когда они были совсем маленькими. Кстати, она была отсюда, поэтому я и привез их на родину матери, пусть побегают по улицам, где когда-то бегала их мама, полюбуются природой, как когда-то любовалась их мама.
– А как ее звали? Простите за любопытство, но, может быть, я ее знаю.
Доржо немного помедлил и сказал:
– Ее звали Олей, Олей Мунконовой. А отца звали Даржа. Ольга Даржаевна Мунконова.
Услышав ее имя, Наташа побледнела, хотела что-то сказать, но Доржо опередил ее:
– Да, Наташа, это ваша сестра. Мне об этом рассказала Жалма Бодиевна. Но я раньше, кажется, догадался, когда пришел утром сюда. Вы поразительно схожи с моей Олей, а смех у вас не различить. Мне даже показалось, что смеется моя Оля. И она рассказывала мне, что у нее есть сестра, очень хотела познакомиться, только не знала, где ее найти.
Наташа, казалось, потеряла дар речи.
– Значит, эти мальчики мои родные племянники? – наконец Наташа нашла в себе силы заговорить.
– Выходит, так.
И тут случилось то, чего никак не ожидал Доржо. Наташа вышла из-за прилавка, подошла к нему, положила голову ему на грудь и горько-горько заплакала. И ее плач так напомнил ему плач любимой, что Доржо стиснул зубы и приложил все усилия, чтобы сдержать слезы.
Оба не заметили, сколько они так простояли, очнулись, когда на крыльце послышались шаги. Наташа быстро отстранилась от Доржо и прошла за прилавок. Тут открылась дверь, и в помещение буквально влетели близнецы.
– Папа, а бабушка Жалма заплакала, когда мы ей дикалон подарили, – громко закричал Баин.
– Да, пап, она заплакала, и мне тоже захотелось плакать, – добавил Баир, – а почему она заплакала, мы же ее не обижали.
Доржо, находящийся во власти какого-то непонятного чувства, не сразу услышал их слова, а потом, поняв, взграбастал сыновей в охапку, поднял на руки и закружил.
– Хорошие вы мои, что бы я без вас делал, – горячо сказал Доржо.
– А почему без нас? Ты что, хочешь нас отдать кому-то? – испуганно спросили мальчишки.
– Нет, конечно, что вы, я без вас жить не смогу, вы – самое дорогое, что есть у меня, – честно ответил Доржо.
Мальчишки, поверив отцу, заулыбались.
Глядя на них, заулыбалась и Наташа. Потом она не выдержала, вышла из-за прилавка и подошла к мальчишкам.
– Давайте знакомиться поближе, я тетя Наташа. А вы Баир и Баир, да?
– Да, теть Наташ, только он Баир, а я Баин.
– Да вас и не различишь, похожи, как две капли воды. Но обещаю, я обязательно начну вас различать.
И тут она осеклась, ведь ее слова прозвучали намеком на дальнейшее продолжение знакомства, и она смущенно взглянула на Доржо.
– Да, тетя Наташа обязательно очень скоро поймет, кто из вас Баин, а кто Баир. Вы знаете, даже я иногда путаю, до того они похожи друг на друга, – слукавил он.
– А вот и нет, а вот и неправда, – закричали мальчишки, – папа никогда нас не путает, даже если мы хотим, чтобы нас спутал, одеждой меняемся, все равно нас узнает.
– Конечно, он же ваш папа, как он может вас перепутать.
И тут Доржо опустился на колени перед сыновьями и сказал, глядя им в глаза:
– Ребята, мы сегодня совершенно случайно познакомились с младшей сестрой вашей мамы Оли, это ваша родная тетя, тетя Наташа.
Мальчики молча посмотрели на Наташу. Слово «мама» им особенно ничего и не говорило, ведь бедняжки ее совсем не помнили, как ни старались им почаще напоминать о ней. Но слово «тетя» их заинтересовало.