– Я сожалею, но уже ничем мы не можем ей помочь. Пусть последние дни проведет дома, рядом с вами, детьми, – избегая его взгляда сказал врач, который лечил Олю. – К сожалению, медицина еще бессильна перед этим заболеванием.

Когда Доржо сказал Ольге, что ее выписывают домой, ненадолго, чтобы отдохнула от уколов, Оля сразу все поняла. За несколько месяцев, проведенных в больнице, она уже знала, в каких случаях отправляют домой. Но она сделала вид, что поверила мужу, и, несмотря на сильную боль, раздиравшую ее, она смогла быть веселой и бодрой при встрече с детьми и родителями.

Ей отвели отдельную, самую большую и уютную комнату. Рядом поставили кровать для Доржо. Он взял отпуск на работе и сутками находился возле угасающей с каждым днем любимой. Мальчишки сильно не тревожили маму, за время пребывания мамы в больнице они успели ее позабыть, хотя Доржо и старался как можно чаще возить их к матери.

– Может, оно и к лучшему, – думал он. – Не будут так переживать, когда ее не станет.

При этой мысли на Доржо накатили рыдания, которых он не смог сдержать. Он вышел из комнаты на балкон и там дал волю слезам. Вышедший за ним следом отец тоже не мог сдержать рыданий, видя, как убивается сын. Ему и самому было до слез жалко невестку, этого солнечного доброго человечка, которая в жизни и мухи не обидела. Оба обнялись, и у сына вырвался стон:

– Почему, пап? Почему она? Она же не жила еще нисколько? Почему все так несправедливо? Почему не я заболел? Ведь Оленька так нужна мальчишкам, как они будут без нее, без мамы?

Юрий Будаевич обнимал сына, слезы текли по лицу, сказать ему было нечего. Он и сам не раз себя спрашивал, почему не он, уже достаточно поживший человек, почему эта маленькая девочка обречена на смерть?

Эмма Сергеевна, выглянув на балкон, все поняла и не стала мешать. Она прошла на кухню, заварила успокаивающий чай, приняла таблетку. Никогда не принимавшие никаких таблеток, в последнее время все начали принимать успокоительное и снотворное, так как без них было не уснуть.

Конец наступил через три недели. Мальчишек за неделю до этого отправили в деревню, к Михаилу. Ольга сама попросила их увезти из дома.

– Я не хочу, чтобы они видели меня мертвой, не хочу, чтобы они были здесь, когда смерть придет за мной. Пускай играют, бегают, они не должны видеть горя, слез, они же ведь еще такие маленькие, – еле слышно, с перерывами, отдыхая, тихо сказала Оля всем родным, попросив их собраться всем вместе. Я чувствую, осталось совсем немного, может сегодня, может завтра, пусть их не будет здесь.

Затем, помолчав, набираясь сил, сказала:

– Я счастлива, что была твоей женой, что попала к вам в семью. Мама, папа, мой милый Доржо, я вас очень-очень люблю и всех остальных тоже. Спасибо за ласку, за добро. Спасииибо…

И тут голос у нее сорвался, и Оля заплакала, горько и безнадежно, слезы ручьем покатились из ее глаз.

– Если б вы только знали, как я хочу жить, я ооочень хочу жить, – еле слышно прошептала Оля сквозь слезы.

Тут зарыдала мать, отец, не в силах вынести всего, выскочил на балкон и начал курить одну сигарету за другой. А Доржо опустился на колени перед кроватью жены, взял ее за руку, худую, обескровленную руку, которая казалось рукой маленького ребенка, а не взрослой женщины, положил голову рядом с головой жены и застыл.

В тот же день мальчишек увезли в деревню Миша и Римма, которые приехали попрощаться с любимой невесткой. Слезы, слезы, казалось, им не было конца. Узнав, что Ольге стало хуже, начали наведываться друзья и соседи. Баба Ира, с которой Оля очень сдружилась, пришла последней.

– Никак не могла заставить себя прийти к Ольге, – сказала скорбно женщина, – хотела, чтобы она осталась у меня в памяти здоровой. Я знаю, как она сейчас выглядит, у меня мама умерла от рака матки, на моих руках, одна кожа да кости остались, помню. Но я пойду к ней, она хочет меня видеть, она сегодня пришла ко мне во сне и позвала, сказала, что что-то хочет мне сказать.

С этими словами бабушка прошла в комнату к Ольге. Она пробыла минут пятнадцать, вышла, еле передвигая ногами, дошла до кухни, села на стул и разразилась плачем. Все соседи с удивлением смотрели на старуху, которую считали «железной», так как никто никогда не видел ее слезы.

– Девочка, бедная девочка, как жестока судьба к тебе, – плакала женщина. Глядя на нее, заплакали и остальные соседки.

Оленька умерла через три дня. Она давно перестала принимать пищу, в последние дни даже не могла пить. Говорить она больше не могла, не было сил, и просто смотрела на входящих огромными черными глазами, полными муки и боли. Потом она впала в беспамятство, никого не узнавала, а в последнюю ночь, когда уже все знали, что смерть рядом, и сидели возле ее кровати, она внезапно очнулась, еле слышно позвала мужа:

– Доржо!

Доржо тут же подскочил к ней, взял за руку. Оля вдруг улыбнулась, улыбка осветила ее исхудавшее, изможденное лицо, и прошептала:

– Спасибо, любимый, – глубоко-глубоко вздохнула и вытянулась.

…Вся семья очень тяжело перенесла эту утрату. Ушел из жизни светлый человечек, который всегда всем желал счастья, ушел на заре жизни, ей бы жить и жить. Но, уходя, она оставила глубокий след на этой земле: светлые теплые воспоминания о ней и, самое главное, мальчишек Баира и Баина.

Надо было жить, жить ради мальчиков, достойно их воспитать, поставить на ноги.

Доржо, убитый горем, ни на минуту не оставался один, всегда рядом был кто-то из друзей, родных и все наперебой твердили, что надо держаться, держаться ради мальчишек, потому что он у них один остался. Только ночью его оставляли в покое, и то, как только он вставал с постели, чтобы попить воды или покурить, рядом неизменно оказывались или мать или отец, которые тоже вышли по нужде и будто бы невзначай столкнулись. Доржо прекрасно все понимал, но не сердился на родителей. Они ведь беспокоятся о нем, они всегда любили его, как родного сына, так же горячо полюбили и Ольгу, его жену, поэтому он был только благодарен им до глубины души. Мальчишки по-прежнему оставались в деревне, было решено, что на похороны их не привезут, с ними останется Римма, которая чувствовала себя неважно.

Лежа в постели, Доржо вспоминал Ольгу, их знакомство, свадьбу, рождение мальчишек. И иной раз ему казалось, что Ольга заходит в комнату, садится рядом с ним и молчит. Он ощущал это так явственно, что даже вставал и включал свет, чтобы удостовериться, что она здесь, в этой комнате. Но, увы, никого, конечно же, не было, и он ложился и снова начинал вспоминать ее. А когда он засыпал, он несколько раз чувствовал, как она приходит и ложится рядом. Он всегда просыпался весь в поту и потом долго не мог уснуть.

А однажды ночью он очнулся будто от толчка. Он ясно услышал, как открылась дверь и вошла Оля. Он слышал стук ее каблучков, вот она прошла по комнате к окну, постояла, потом каблучки вновь зацокали уже по направлению к кровати, затем она присела на краешек кровати. Доржо боялся даже дышать, он уже не понимал, во сне это с ним происходит или наяву. Он даже чувствовал ее запах, такой родной и неповторимый. И тут она вдруг вскочила, громко рассмеялась и исчезла.

А Доржо, встав с кровати, открыл окно и долго стоял, вдыхая свежий запах.

– Неужели я схожу с ума? – в который раз подумал Доржо, – я ведь уже не первый раз чувствую ее присутствие.

Этими мыслями была забита голова целыми днями, он не знал, что ему делать, никому он рассказать об этом не мог, даже родителям.

Ведь такое было уже с ним, когда погибли его родители. Он тогда тоже ясно чувствовал присутствие родителей, они приходили к нему, садились рядом, но потом через какое-то время они перестали приходить, разве что он видел иногда их во сне.

Не знаю, до чего бы он додумался, может, считал бы себя умалишенным, если бы однажды его не позвала к себе тетя Ира, соседка.

– Зайди ко мне, есть разговор, – строго сказала она, и Доржо молча подчинился. Зайдя в квартиру, он прошел в гостиную и сел, молча и с ожиданием смотря на старую женщину.