— А Петерсен и Донцов? — спросил Орлянкин.

— Земля опять же, как и мы, не может понять, почему радио «Зари» шло двадцать дней. «Это необъяснимо, — сказали мне, — но штурман и пассажир если и были живы сразу после катастрофы, то теперь, увлеченные кометой к Солнцу, наверняка погибли».

— И Земля не пошлет корабль на поиски? — почти со страхом спросил Орлянкин.

— И Земля не пошлет корабль на поиски.

— Но почему? Это бесчеловечно!

— А потому, что мы сами послали в космос предупреждение. Забыли? Вспышка! Нельзя рисковать людьми ради туманной надежды найти где-то в окрестностях Солнца обломок «Зари» с двумя трупами. Да и где искать?

— Черт возьми! — невесело усмехнулся Джексон. — Наша старуха Земля до ужаса логична. Действительно, кто ответит, что это была за комета? Где она?

— Я отвечу, — раздалось откуда-то сверху.

Все подняли головы. На лестнице стоял Гюнтер.

— Это была моя комета, — продолжал он, с нажимом на слове «моя». — Комета Гюнтера 2065. Ее ядро окружено сильнейшим электромагнитным полем. Настолько мощным, что к нам не мог пробиться ни один из сигналов Петерсена.

— Но мы их все-таки услышали, — возразил Орлянкин.

— Да, потому что комета, огибая Солнце, потеряла свою броню и вообще претерпела ряд изменений. Так было, скажем, с кометой Биэлы в 1872 году, так было со знаменитой кометой Энке, породившей поток метеоров Тауриды, так было…

— Не отвлекайся, Ганс, к делу! — крикнул Лекок.

— Я к делу. Моя комета лишилась электромагнитной брони, но приобрела роскошный хвост, — и Гюнтер бросил на стол фотоснимок.

— Как? Эта хвостатая красавица и есть та самая?… — удивился Трояни.

— Да, да. В момент открытия я обнаружил размытое пятнышко с яркой точкой — ядром. Теперь ее не узнать.

— Но если брони нет, — заметил Орлянкин, — то, если Петерсен и Донцов живы, мы можем с ними связаться!

Астроном кивнул головой:

— Одного нельзя понять — неувязки с датами. Законсервировать радиоволны нельзя. Загадка! Хорошо бы слетать к комете. До нее сейчас сравнительно недалеко — десять миллионов километров. И это расстояние будет сохраняться несколько суток. Сейчас ее орбита и орбита Меркурия сблизились. Но потом она обгонит нас и уйдет далеко в сторону.

— А ее скорость? — спросил Орлянкин.

— Около сорока километров в секунду.

— Можно разогнать корабль, уравнять скорости, и… — начал Джексон, но его прервал возглас Тимонена: — «Заря» нашлась! «Заря» ответила!

— Кто тебе ответил, Тим? Штурман?

— Да. Хриплый такой бас. Только и успел сказать: «Говорит „Заря“, перехожу на прием…» — и сразу прервался.

Все переглянулись.

— Что-то там опять случилось, — Лекок зашагал вокруг стола, — вот злополучный корабль!

— Может, нет воздуха?

— Может, они умирают от голода? — заговорили все.

— Жан! — Гюнтер остановил начальника, — что же ты молчишь? Надо лететь на помощь. Назначай — кому?

Лицо Лекока было угрюмо и печально.

— Никто не полетит, — ответил он глухо, чуть отворотясь.

— Почему? — спросили все разом.

— Вспышка! Вы забыли о вспышке. Полет к комете займет в оба конца больше ста часов. Я не могу отправить вас на смерть.

— Почему на смерть? — возразил Гюнтер. — Это рискованно, но всякий полет в космос рискован. Вспышка может быть и через семьсот часов.

— Я сказал — нет! — Лекок резко отвернулся.

— Тогда, начальник, — начал Тимонен и замолчал, но итальянец живо досказал:

— Мы полетим без твоего разрешения.

— Что? — поднял брови Лекок.

Тимонен решительно зашагал к выходу.

— Тимонен, стой! — закричал Лекок. — Что это? Где я нахожусь? На пиратском корабле или на научной станции середины двадцать первого века? Что вы молчите? Вы заодно с ним?

— Пойми, Жан, — мягко остановил его Гюнтер, — если мы не полетим на помощь… как нам жить дальше? Ты не имеешь права запретить нам проявить человечность.

— Я блокирую космодром! — Лекок бросился к щиту управления и натолкнулся на Джексона.

— Ты, надеюсь, не будешь со мной драться? — усмехаясь, спросил австралиец.

— Да поймите вы, — кричал в отчаянии Лекок, — я отвечаю за вас! Это мой долг! Исполнение долга — тоже проявление человечности. Как я буду смотреть в глаза людям Земли? Все десять миллиардов скажут: он погубил своих ученых! Он сознательно послал их на смерть!

— А что скажут нам эти десять миллиардов? — вмешался Орлянкин. — Что скажут, если мы не попытаемся спасти две человеческие жизни?

— В последний раз, — сухо спросил Гюнтер, — отпускаешь?

— Нет, нет и еще раз нет!.. Или… действуйте без моего согласия! — и Лекок вышел, с силой хлопнув дверью.

— Тогда… — Гюнтер пожал плечами, — беру все на себя… Вот мой первый приказ: Тимонен летит на помощь «Заре». Кто летит с ним? Инструкция не разрешает полетов в одиночку.

— Я! — ответили хором все.

— А я думаю, — Гюнтер улыбнулся, — командир корабля должен сам выбрать себе спутника.

Все согласились, и когда пришел уже одетый в рабочий костюм космонавта Тимонен, Гюнтер предложил ему выбрать себе товарища.

Зеленоватые глаза Тимонена пробежали по напряженным лицам ученых и, потеплев, остановились на итальянце.

— О, грацие, грацие, радиомаэстро! — подпрыгнул от радости Трояни.

— Тим, — Гюнтер вынул из кармана мелко исписанные листы, — корректировать полет буду я. Но, когда сблизишься с кометой, бери управление на себя. Там обстановка будет, думаю, сложная. Действуй, как найдешь нужным…

Все, кроме Лекока, ушедшего в свою каюту, теснились за спиной Гюнтера. В глубине белого экрана они видели блестящий в лучах прожекторов космодром, две фигурки, деловито поднимающиеся по узкой лестнице к входному люку «Гермеса». Вот экран мигнул и показал Лимонена и Трояни, лежащих в амортизационных креслах…

— Как связь, Тим? — Гюнтер придирчиво вглядывался в экран. — Мутновато… а, вот теперь лучше.

— Все в порядке, Ганс. Давай команду, — сказал Тимонен.

— Разрешаю взлет, — спокойно, даже как-то буднично скомандовал Гюнтер.

Палец Тимонена лег на кнопку…

На столе звякнула посуда. Дом-цилиндр содрогнулся. Пол нажал на подошвы. Гюнтер тихо считал секунды:

— Айн… цвай… драй… все в порядке. Летят.

«Гермес» — небольшой космический корабль, рассчитанный лишь на шесть человек экипажа, имел один недостаток, точнее сказать — неудобство: на нем не было искусственной гравитации. Это сложное приспособление только-только входило в практику. Им оснащались лишь огромные пассажирские лайнеры, к типу которых принадлежала и погибшая «Заря».

Зато автоматики на «Гермесе» было много: автоматы-синтезаторы воды, автоматы-возобновители и очистители воздуха, обогреватели, осветители — все они питались от атомного сердца корабля.

В каюте штурмана, на видном месте, стояла небольшая кибермашина. Трояни любил потешаться над ней, заставляя решать глупейшие задачи. Например: какое имя больше подходит космонавту: Жан, Роберт, Ганс, Петр, Анти или Джакомо?

Бедная машина долго гудела и щелкала, добросовестно стараясь найти какой-то смысл в перечне имен, и, наконец, звонко отвечала: «Мало данных!»

Когда «Гермес» достиг скорости пятьдесят километров в секунду, двигатели были выключены, и космонавтам пришлось привыкать к невесомости.

— Мы делаем четыре миллиона триста тысяч километров за сутки, — Тимонен потер щеку, заросшую рыжей щетиной, — этого мало, чтобы догнать комету за несколько суток.

— Так увеличим скорость, — Трояни висел над креслом пилота.

— Рискованно.

— Для нас?

— Для горючего. Его понадобится много для торможения и для маневров, когда будем искать «Зарю».

— Но… Тим, еще больший риск лететь тихо. Ты что, забыл о вспышке?

— Ладно, — Тимонен положил руку на кнопку, — приготовься, сейчас тряхнет.