— Как дети? — тихо поинтересовалась Гермиона.

Вздохнув, Анджелина разогнулась и, утерев со лба пот грязной рукой, впервые подала голос:

— Нормально. Фреда отправила погостить в «Нору» на сегодня, а Роксана пробудет у Чарли до начала семестра. А твои?

— У родителей.

— Я только что была в «Норе», и Молли не говорила…

— Нет, нет, — поспешила поправиться Гермиона. — У моих родителей. Они взяли их во Францию, тоже до начала семестра. В «Нору» мне сейчас путь заказан.

— Слышала, — хмыкнула Анджелина, снова нагибаясь к земле. Из кармана она выудила маникюрные ножнички и теперь равняла каждую травинку отдельно. — Малфой все пытался в Министерстве эту новость замять, но слухи задушить даже ему не под силу. Разводитесь?

Кивнув, Гермиона опустилась на колени в изножье Фреда. Рыхлая прохладная земля мягко пружинила.

— Давно пора, — заключила Анджелина. — Заметила, что у нас почему-то ничего с этим не выходит? Из тех, кто сразу после войны женились, никто спокойно не жил.

— Почти никто.

— Почти, — эхом повторила она.

— Вы-то с Джорджем были образцовой семьей, — утешила Гермиона, но вместо того, чтобы ободриться Анджелина вздрогнула, натянуто улыбнулась, и еще ниже склонилась к выдранной пожелтевшей травинке.

Гермиону все больше беспокоила собеседница: никогда прежде Анджелина не испытывала особой тяги ни к уборке, ни к по-магловски ручному труду.

— Часто ты здесь?

— Каждый день, — отрезала женщина.

Гермиона невольно усомнилась в том, что погибни Рон, она стала бы навещать его с таким усердием.

— Я должна, — как-то хрипло гаркнула Анджелина, и Гермиона заметила в ее красивых миндалевидных глазах слезы.

Мгновение она решительно не знала, что делать, никогда прежде Анджелина, стойкая, строгая, собранная, не плакала при ней. Даже на похоронах Фреда. Неуверенно протянув руку к ее спине, Гермиона замерла в ожидании — оттолкнут ее или примут неизвестно.

К вящим изумлению и облегчению Гермионы, Анджелина упала на ее плечо и разразилась беззвучными рыданиями, крупно колотившими все ее тело.

— Мне очень, очень жаль, — шептала ей в лохматую макушку Гермиона. Темные волосы, кое-как собранные в хвост топорщились и щекотали ее шею. — Но вы прожили отличную жизнь, и Джордж, я уверена, был счастлив и умер…

— Из-за меня, — так же хрипло, но совершенно отчетливо закончила женщина.

— Ну что ты, это просто несчастный случай. Неудачный эксперимент.

Недобро хохотнув, Анджелина вскинула голову:

— И какую же интересно детскую игрушку можно начинить ядом, Грейнджер?

Гермиона вздрогнула. Девичьей фамилией ее называл только Рон, когда они особенно сильно ссорились. Но Анджелина словно не заметила ее оцепенения и продолжила:

— Может в забастовочные завтраки добавить? Или в любовные напитки? Чтобы сразу, да? Одним махом?

— Ты никогда не упоминала…

Анджелина натужно рассмеялась:

— Он все понял, представь себе. Не таким уж и дураком оказался, а?

— Я всегда считала их с Фредом выдающимися, первоклассными магами. Не хотела тебя обидеть и ничем не давала повода разговаривать в таком тоне, — твердо оборвала ее Гермиона.

— Вот это видишь? — Анджелина, поглощенная своими мыслями, нисколько не обратила внимания на увещевание и указала вымазанным в земле пальцем на могилу Фреда. — И угадай-ка, что произошло после его смерти?

Гермиона пожала плечами. Первые несколько лет после войны с Джорджем никто, кроме Анджелины не мог ни встретиться, ни связаться. Говорили, что он днями напролет просиживал в чердачном помещении «Всевозможных Вредилок», но наверняка никто не знал, а сам Джордж, после того, как стал мало-помалу появляться в кругу семьи, ничего не рассказывал.

— Он чокнулся от горя, Гермиона. Они оба были с придурью, с самого первого курса, но этот спятил настолько, что я уже собиралась везти его в Мунго. Разговаривал с зеркалами. А потом решил похоронить себя и жить за брата. Мне он, разумеется, об этом не говорил, да я и не спрашивала, следила только, чтобы он время от времени что-нибудь ел. Когда он втемяшил себе, что Джордж умер, а Фред жив, ему полегчало. Иногда он стал спускаться в лавку. Ничего не говорил, просто сидел и глазел на меня. Тогда, думаю, он старался смотреть на мир и на меня глазами Фреда. Найти во мне что-нибудь, что можно было бы полюбить. А потом сделал предложение.

В груди у Гермионы нехорошо вертелось что-то склизкое. Она всегда считала, что Джордж и Анджелина были счастливы вместе, но теперь тон Анджелины был каким угодно, но явно не таким, каким женщина вспоминает погибшего возлюбленного. Скорее, в ее словах сквозили бессильная злоба и отчаяние заплутавшего путника.

— Почему ты согласилась? — спросила Гермиона насторожено, вовсе не уверенная, что хочет слышать искренний ответ.

— Если бы ты его тогда видела, то не стала бы спрашивать, — веско сообщила собеседница, сжимая и разжимая правую ладонь в кулак. — Он думал, что я любила Фреда, — добавила она так, словно это могло бы объяснить все.

— А ты разве не?..

Она расхохоталась пуще прежнего, и так невесело, что Гермиона даже не успела задуматься над бессмысленностью собственного вопроса — казалось, что Анджелина сию же секунду снова расплачется.

— Нам было по шестнадцать, Грейнджер. О какой любви здесь вообще может идти речь? Большинство наших «свиданий», — последнее слово она взяла пальцами в кавычки, — проходили на тренировках и уроках (на тех, разумеется, куда они с Джорджем соизволили явиться). А, еще в Хогсмиде. С Ли и Джорджем. И целовались мы один раз. Точнее, пытались, а он завопил, что ему мокро и заржал так, будто его покусала Смехотворка. Очень романтично, верно? Тет-а-тет мы виделись раз семь. Первый раз — на святочном балу. И знаешь почему он меня пригласил? Думай, Грейнджер, попробуй догадаться.

На ум Гермионе пришло нелепое происшествие: на четвертом курсе, наутро после святочного бала, ей в кубок с тыквенным соком угодил самолетик из клочка пергамента. Развернув его, Гермиона обнаружила всего несколько строк, спешно нацарапанных почти сухим пером: «В отличие от моего братца, я знал, что ты девчонка еще до бала. Просто для справки». Озадаченно оглядев гриффиндорский стол в поисках отправителя, Гермиона поймала на себе взгляд Фреда. Он подмигнул, и ей пришлось спешно опустить глаза долу — совершенно очевидно, что у близнецов на уме была очередная недобрая шуточка. Полуночный скандал в факультетской гостиной — чем не повод? Ей страшно хотелось бы верить, что Фред говорит всерьез, но всерьез он, казалось, не делал ничего. Всю следующую неделю ей удавалось вполне удачно игнорировать всех Уизли, благо пустующая библиотека всегда была к услугам учеников.

— Джинни проболталась, что ты идешь с Крамом, и он не смог тебя пригласить, — устало выдохнула Анджелина. — Он об этом позже рассказал, на седьмом курсе. После отработки у Амбридж, пошли на астрономическую башню, сливочного пива выпить, он все и выложил. Совсем мальчишкой был.

Нервно покусывая губу, Гермиона сверлила взглядом «Шалость» на надгробии Фреда. Что ей сказать? Рассказать Анджелине, что ее собственный брак был еще менее оправдан? Что юная заучка, дабы обезопасить свое бесстрашное (во всем, кроме романтических взаимоотношений) сердечко, предпочла вариант, который наверняка поддастся дрессуре (к чести Рона нужно было заметить, что за время их брака, этого все-таки не произошло) и точно окажется ей по зубам? Предпочла оригиналу плохонький, едва походящий на образец эрзац? Что Гермионе Грейнджер четырнадцати лет отроду даже в самом радужном сне не могло пригрезиться, что Фред Уизли (которого она мгновенно научилась отличать от Джорджа) обратит на нее внимание не с целью насмешки?

— Джордж должен был знать, он бы… — попыталась возразить Гермиона.

— Фред никому не рассказывал, — замотала головой Анджелина. — Ни Джорджу, ни Ли — они бы его просто засмеяли. Ты-то его поймешь, наверняка у вас с Гарри есть секреты, в которые Рон и носа не кажет. Не потому, что вы ему не доверяете, а потому, что это тайна на двоих.