– Начали! – Лена щелкнула пультом. – Маш, расслабься, смотри на меня!

Легко сказать! Я честно старалась повторять за Леной, но постоянно опаздывала, а под конец вообще сбилась, мы даже до прыжка не дошли. Попробовали еще раз. И еще. В последний раз получилось еще хуже, я упала, неудачно поставила ногу. Отбила локоть и коленку. Это я еще в Мартенсах, а на сцене-то в туфлях!

Там еще было движение: я подпрыгиваю, Пашка меня ловит на руки и перекидывает себе за спину. Начали учить, так на второй попытке мы грохнулись оба.

– Блин, Маш, ни фига ж ты тяжелая! Худеть надо!

– Тебя забыла спросить, – огрызнулась я. – Бицепсы качай!

Очень хотелось дать ему в рожу. Я понимаю, шутка, все такое, но я таких шуток не понимаю. И себе не позволяю, тем более при всех!

– Маш, – осторожно начала Инесса. – Я понимаю, ты готовилась, старалась, но танец не получается, а на фестиваль мы едем послезавтра, Пашки не будет, отрепетировать не успеем.

– А может, без танца обойдемся? – робко сказала я. – Я-то на фестиваль не еду.

– Без танца не то, – отрезала режиссер. – Рок-н-ролл идеально впишется в постановку. Извини, Маш, но я тебя снимаю. Конечно, моя вина тоже есть, надо было раньше танцевать начинать, но в условиях такого жесткого цейтнота…

Дальше я не слышала. Я не буду выступать? Несмотря на все репетиции и то, что у меня так здорово получается? Из-за какого-то дурацкого танца?

– Из, тебе придется отработать и здесь, приедем с фестиваля, разок прогоним и пустим. Справишься?

– Да, Инесса Юрьевна.

– Ну и отлично, – подытожила Инесса. – Маш, не расстраивайся, у нас в мае еще одна постановка, я обещаю, ты будешь там играть, если захочешь. Извини.

Давясь слезами, я выбежала из актового зала. Алиска догнала в коридоре, сунула в руки сумку, бормоча что-то утешительное. Я закрылась в женском туалете. Плакала так, что аж сердце заболело. Я неудачница. Просто лузер, которому постоянно не везет, вечно на вторых ролях, а тут вообще в пролете. И Изка хороша! Нет бы, отказаться, где Инесса за день нашла бы другую артистку? И Кравчук козел, худеть, говорит, тебе надо!

– Да пошли вы все!!! – заорала я не своим голосом. И стало легче, чуть-чуть.

Я умылась, долго плескала в лицо холодной водой, все не могла отдышаться. Осторожно вышла в коридор. Из актового зала доносилась музыка. В раздевалке столкнулась с Витькой, вернулся, значит.

– Привет, – сказала я, не глядя на него.

– Привет, – ответил он, почему-то шепотом. – Чего ревешь?

– А ты чего шепотом? – спросила я, тоже понижая голос.

Витька выругался.

– Кадык помяли, – прохрипел он. – Ильдар, гад, я ему в следующий раз вообще… – и закашлялся.

– А я в спектакле не буду играть, совсем. Блин, а так хотелось!

– Да ты что! Изка за тебя?

– А при чем тут она?

– Просто. Больше ведь некому играть. Только я бы на ее месте отказался.

Я бы тоже отказалась, правда.

– Не переживай, Маш, – сказал парень. – Свет же клином не сошелся на этом спектакле, правда? Будут еще, поучаствуешь.

– Я так хотела на сцену выйти, – тоже шепчу я, чуть не всхлипывая, – всю жизнь мечтала! А в студию больше не пойду, раз Инесса так поступает. Это неправильно, Вить.

Витька поскреб затылок.

– У меня тоже засада, Мах, мне во вторник петь на концерте, а куда я с таким горлом?

Я даже не знала, что Витька поет. На гитаре играет классно, мы на шашлыки ходили всей группой, я слышала. Любую мелодию на слух подбирал.

– Может, восстановится?

– Ага, жди. Ты домой?

– Да.

– Пошли, провожу.

Мы зашагали на остановку. Витька искоса на меня поглядывал, будто обдумывал что-то.

– Слушай, Маш, а будь другом, спой за меня?

– Да ты что! Тебе кроме кадыка ничего не повредили? Я гитару сроду в руках не держала!

– Сыграть я сыграю, не парься. Просто не хочу подводить никого, я же обещал выступить, еще в сентябре договорились. Споешь пару песен, ничего с тобой не будет. Голос у тебя хороший, я слышал.

– То у костра, там все хором поют.

Молчание.

– Ты серьезно?

Витька уверенно кивнул.

– А что петь?

– Ну, там военные песни будут в основном, но можно любые. Только шансон не катит, а попсу, я знаю, ты не любишь.

– Я и шансон не люблю, не думай.

– А чего любишь?

Я задумалась.

– Высоцкого и фолк.

– Не, давай без фолка, – поморщился Витька. – Из Высоцкого чего знаешь?

– Почти все, – без ложной скромности сказала я. У меня четыре диска, все заслушаны до дыр и выучены давно и прочно. – А у нас получится?

– А то ж! – уверенно ответил парень. – Двигаем ко мне, подберем песни.

– Две? Ты же сказал – пару?

– Ну…малость побольше, две несерьезно.

Я обрадовалась. Я на самом деле люблю петь, мама говорит, у меня есть слух. Только вот вокалом я никогда не занималась. Ладно, посмотрим. Все равно выйду на сцену, пусть Инесса утрется!

Позвонила Изка, я сбросила, мы как раз вошли к Витьке. Дверь открыла его мама, полная румяная женщина в переднике. Витька снял с плеча спортивную сумку.

– Мама, – прошептал Витя, – это Маша, наша староста, мы сейчас петь будем.

– Что с тобой, Вить?! – всполошилась та. – Что с горлом? Как петь?!

Витька бросил на меня умоляющий взгляд, объясни, мол.

– Эээ… Вите кадык помяли, но ничего страшного, скоро все будет в порядке, не волнуйтесь.

– Господи! Я говорила, бросай свою борьбу! Занимаешься музыкой и занимайся, бренчи себе на гитаре, а это дело до добра не доведет! Говорила, не езди на сборы! Да разве ты послушаешь? У всех дети, как дети…

– Понеслась, – улыбнулся Витек.

– Руки мойте! – крикнула с кухни его мама. – Ужин на столе!

А я только что поняла, до какой степени, оказывается, проголодалась, ела так, что аж за ушами трещало, правда, все было очень вкусно: и жареная картошка, и сосиски, и салат. На сладкое мы получили по куску шарлотки.

Потом мы пошли в Витькину комнату подбирать песни. Я оглядывалась по сторонам. Люблю, когда комната может рассказать о своем хозяине: кто он, чем живет, что любит, о чем мечтает… В моей комнате стеллаж с книгами достает потолок, на стенках фотки, в основном, мои и Изкины. А вот цветов на подоконнике нет, они у меня вянут, забываю поливать. Да что цветы, у меня даже кактус не выжил, засох, я отдала его однокласснице выхаживать. У Витьки на стенках висели постеры старых рок-команд: «Алиса», «Ария», «Агата Кристи», грамоты, на полке было несколько кубков, я уважительно покосилась на них. На столе стоял столетник, напоминающий карликовое деревце. Он показался мне похожим на Витьку: сутуловатый, но мощный, крепкий, попробуй, сломай такого; простой, без изысков, но очень надежный и готовый подставить плечо, если потребуется.

Витька пододвинул мне стул, располагайся, мол, а сам достал гитару. Осторожно подержал ее в руках, сдул пылинку.

– Чья? – спросила я, кивая на инструмент, – финская?

– Не, чешская. Шикарная, да?

– Красавица! – Согласилась я.

Гитара и впрямь была очень красивая: черно-красная с разводами, струны серебряные. Ее, само собой, Витька в поход не таскал, тогда у него была маленькая, переделанная из семиструнной.

– Чего петь будем? Подожди, где-то у меня был песенник Высоцкого… А, не, я его Михану отдал, ну это ладно, аккорды в Инете нарыть можно, так что выбирай, чего хочешь. Давай, может, военную для начала какую-нибудь? Про нейтральную полосу? Или «Он не вернулся из боя»?

– А «Воздушный бой» можешь? «Их восемь, нас двое, расклад перед боем не наш, но мы будем играть…»

– А дальше?

– «Серега, держись, нам не светит с тобою, но козыри надо равнять. Я этот небесный квадрат не покину, мне цифры сейчас не важны…» – пропела-проговорила я.

Гитара поддержала меня ровным, ритмичным боем, струны зазвучали в унисон голосу, не высоко и не низко, как будто Витька всю жизнь только тем и занимался, что мне аккомпанировал. Правда, через пару куплетов мы сбились, начали сначала.