Глава 1
Я долго ковырялась ключом в замке, пакеты оттягивали руку. Кто-то снова выкрутил лампочку на лестничной клетке, а может, она перегорела, и поменять не удосужились. Ввалившись в прихожую, я прислонилась к косяку. Спать хочется. В квартире было неожиданно тихо.
– Из? – Мой голос неожиданно дрогнул. – Изка?
– Маха, иди сюда! – донеслось из комнаты. У меня отлегло от сердца. – Я тебе кое-что покажу!
– Сейчас, – сказала я, расстегивая молнию на куртке.– Сейчас…
К зеркалу в прихожей приклеена фотография. Скорее всего, ее повесила я, больше некому, только не помню, когда. Сейчас фотки не выцветают, как раньше, и кусочек картона сохранил все краски майского теплого дня: свежая зелень, цветут вишни (или это все же яблони?), а мы с Изольдой идем из гимназии, нас тогда подружка щелкнула на память. Как же ее звали? Надя? Или Маринка? Не помню. Многого не помню, а вот тот год запомнился. Мы перешли в одиннадцатый класс, успешно сдав экзамены. Да-да, в нашей гимназии экзамены сдавали и в десятом классе. А потом наступило это лето, Лето-Когда-Все-Поменялось. Поменялось и пошло по другой колее.
С Изольдой мы дружили с первого класса, с того самого дня, как нас посадили за одну парту, первую, перед самым учительским столом. Меня – потому что плохо видела, Изольду – потому что маленького роста (потом, правда, вытянулась). Мы были с ней очень похожи. Поначалу нас часто принимали за сестер-двойняшек, особенно в гимназической форме: голубые форменные юбочки и пиджачки, белые или синие рубашки. У обеих – длинные рыжие косы. Только Изольдины волосы отливали красноватой медью, а мои были скорее золотистыми. С возрастом потемнели и стали бронзовыми. Вместе с золотистостью волос исчезли веснушки, доставлявшие мне немало огорчений. Низкий хвост с черной резинкой заменил косы. Изольда тоже ходила с хвостом. До того самого лета.
Мы обе учились только на отлично, питая особенное пристрастие к наукам гуманитарным, тем более что в гимназии преподавали массу интересных предметов, которых не было в обычной школе: культурологию, мифологию, основы этики и психологии, латинский язык, философию и даже Закон Божий. Это было учебное заведение со сложившимися традициями, своим укладом напоминавшее классические русские гимназии девятнадцатого века. Обучение было платным, причем довольно-таки дорогим. Правда, мы с Изкой, как круглые отличницы, от платы за обучение были освобождены. В классе нас считали «ботанками», но в целом относились дружелюбно и уважительно.
Впрочем, наш класс был совершенно разобщенным. Дружили по двое, по трое, все сами по себе. Объединялись только для какой-нибудь цели: поставить спектакль, разнести в баскетбол или в футбол заносчивых «ашек». В «А» классе было двадцать восемь человек, а в нашем – всего шестнадцать, из них девять парней. Потому футбольная наша команда была смешанной, разнополой: я играла в защите вместе с Анюткой, старостой класса, Изольда в нападении. И ведь неплохо играли! Футбол мы любим до сих пор. Вместе болеем за сборную Италию. Не в последнюю очередь из-за того, что у нападающего «Синей Эскадры» (самоназвание итальянской сборной) лицо и стать римского легионера. Или гладиатора. Из тех, что выходили на арену, блестя смазанными маслом рельефными мышцами, и кричали императору: «Идущие на смерть приветствуют тебя!». И ни перед кем не опускали синих отчаянных глаз.
В форме мы ходили до седьмого класса, как и положено по гимназическому уставу. А потом началась пора активного самовыражения, благо, никто не запрещал. Витька с Олегом ударились в рэп или хип-хоп этот, кто его там разберет, стали сочинять речитативные тексты, носить широкие штаны, объемные балахоны, шапочки и прочую атрибутику. Аня Старцева постриглась под ноль, проколола нос, бровь и объявила себя панком. Остальные просто приходили на занятия в модной дорогой одежде, девчонки начали краситься. Мы с Изкой и тут остались в стороне: у меня модной одежды не было, интересного, яркого стиля тоже, а потому мы выработали свой дресс-код, увы, наводящий на мысль о «синих чулках» и «серых мышках». Длина юбок – до колена, белые блузки, средний каблук, приглушенные оттенки, никакого макияжа. Нам было удобно и комфортно не выделяться из толпы, хотя на стриженную Анькину голову и я и Изольда смотрели с восхищением. Восхищались, понятно, не формой черепа, а смелостью и независимостью нашей старосты. Учителя на все эти забавы смотрели благодушно и понимающе: подростки, что поделаешь. Надо этим переболеть.
Сейчас уже можно признаться: таких робких и закомплексованных девчонок, как мы в то время, надо было еще поискать. Не знаю, почему так было. Мы не умели правильно одеться, не знали, как вести себя с мальчишками, зато запоем читали и мечтали, как у нас все будет хорошо. Изольда к тому же страшно стеснялась своего необычного имени и с первых лет обучения просила называть себя Леной. Как ни странно, в классном журнале она тоже фигурировала под этим именем. И даже на уроках зарубежной литературы, когда проходили европейский эпос, легенду о Тристане и Изольде, в сторону моей подруги не было брошено ни одного взгляда. Изольду забыли, осталась Лена.
И все-таки мы были очень разными. Взять имена: Мария Дружинина (банальнее некуда) и Изольда Сталь. Именем из легенды мою подругу наградила мама, известная оперная певица. Фамилия тоже мамина, а может, это ее сценический псевдоним. Красиво: Изольда Сталь. Сталь изо льда. Изо льда – сталь. Вот только стальной Изка не была…до того самого лета.
В Изольдиной семье был достаток. Я это поняла еще в первом классе, когда пришла к ней в гости. Меня, семилетнюю, восхищали нарядные куклы, «настоящие» импортные Барби, которые мама подруги привезла из-за границы. Позже мы заворожено листали дорогие альбомы с репродукциями мировых шедевров, у Изки первой из нашего класса появился компьютер и мобильный телефон. Сразу скажу, что высокомерной она не была никогда и охотно делилась всем, что было. Счастливой тоже не была, и мы чаще сидели на моей маленькой кухоньке, чем в Изольдиной комнате размером со школьный класс. У подруги было все, что может пожелать девчонка, а вот семьи не было. Анжела Викторовна, мама, была полностью погружена в творчество и карьеру, с мужем, удачливым бизнесменом, она разошлась, когда Изольде было три года, и та совсем не помнит отца. И не говорит о нем. Раз обмолвилась, что он вроде бы как уехал в другую страну жить, но, может, это и неправда. Когда мы перешли в восьмой класс, за границу уехала Изольдина мама – ей предложили долгосрочный контракт в Италии. Кажется, она вышла там замуж. Звонки раз в месяц, денежные переводы. В четырехкомнатной квартире Изольда осталась вдвоем с тетей Зоей – кажется, двоюродной сестрой матери. Иногда заходил сын тети Зои, Андрей. Он был старше нас на шесть лет, носил длинные черные волосы, косуху и «гриндерсы». Андрей был рок-музыкантом, играл на басу в какой-то группе, и мы могли только догадываться, какую интересную жизнь он ведет. Андрей интриговал нас безумно. Именно он приобщил нас к русскому року, познакомил с песнями Цоя, Кипелова, Шевчука. Звал на концерт «Арии», но мы почему-то не пошли.
Это случилось сразу после Изкиного дня рождения. Ей исполнилось шестнадцать в начале лета. Была замечательная погода, мы гуляли по центру города вместе с Андреем. Как сейчас помню: он высокий, весь в черном, за плечом гитара, держит под руку Изольду, приноравливаясь к ее шагу. Мне как раз позвонила мама, и я отстала от них на несколько шагов. Внезапно прямо перед Андреем остановилась незнакомая девушка. Такая же высокая, как он, в кожаной куртке, длинные волосы схвачены на лбу цепочкой. Меня удивили ее густо подведенные глаза и алые губы, прямо-таки пламеневшие на бледном узком лице. Прочие детали облика я не запомнила. Девчонка выкрикнула что-то резкое и залепила Андрею пощечину. Он не успел ни закрыться, ни шагнуть в сторону. В следующий момент Изольда получила кулаком в нос. Выронив телефон, я бросилась на помощь, но Андрей уже скрутил фурию, удерживая ее за руки.
