– Че молчишь? Западло с пацанами побазарить? – обратился к Изке тот, что пониже, с бледным прыщавым лицом. Его приятель ухмыльнулся, показав желтые прокуренные зубы.
– Так чего, покурим?
– Покурим, – неожиданно сказала я. И тоже зачем-то полезла в сумку. Гопники обрадовались: сейчас я достану сигареты, а они скажут, что такие не канают. Наверное, будут бить. Нам это еще на ОБЖ рассказывали в школе. Мелькнула мысль: отдать кошелек, и пусть катятся. Там, правда, денег чуть. Что еще, мобильник?
А потом на меня вдруг накатила холодная ярость: ничего мы отдавать не будем, много чести для быдла! В сумке пакет с формой, кошелек, косметичка, телефон, книжка, салфетки, ключи. Ключи! Самый большой от подвала, длинный и тонкий – от двери подъезда, еще два от квартиры. Я оглянулась на Изку, собирая в ладонь тяжелую связку. Ключи торчали между пальцами кастетом, я держала крепко. Прыщавый неожиданно схватил меня за левую руку, сумка упала, а я, сама от себя не ожидая такого, ударила, нет, ткнула ключами ему в лицо. В этот момент Изка въехала второму каблуком в голень и толкнула, что было силы.
– Бежим! – заорала я, подхватывая свою сумку, и мы понеслись по лужам, спотыкаясь и оскальзываясь в грязи. Сзади матерились и пыхтели, но мы неслись, не чувствуя ног. Задыхающиеся, грязные, мы ввалились в «Макдоналдс», плюхнулись за первый попавшийся столик, сидели, приходили в себя.
– Ништяк ты его, – сказала Изка, шмыгнув носом. Помолчала немного и вдруг неожиданно подняла на меня размазанные глаза: – А почему я так не смогла?
– Не знаю. Ты зачем в сумку-то полезла?
– Смотри, – Изка распрямила ногу и вытянула из-за голенища отвертку с пластмассовой ручкой. – Пра сказала, можно с собой носить, менты не подкопаются. Только я забыла, что она у меня не в сумке. Кофе будешь?
А меня вдруг затрясло, и я смогла только судорожно кивнуть, вцепившись в край стола. Мне не случалось драться двор на двор, в младших классах я никогда не била мальчишек, которые дергали нас за косички… Сейчас я ударила человека, в лицо, возможно, повредила глаз. Я снова вытащила ключи, протерла их и тупо уставилась на кровавый след на салфетке.
Но еще я поняла, что тоже ненавижу гопников, так же как Изка, как все неформалы, как Пра. Изка говорила, к Пра тоже подвалили на улице, да не двое, а четверо, а она была совсем одна. И это Андрюха наш ее выручил, шел мимо, вот после этого они и начали встречаться. Так романтично… Впрочем, Пра заслуживает счастья, она хорошая. И красивая.
А вот я никогда не буду красивой, навсегда останусь «симпатичной», «привлекательной». Блин, как же меня бесят эти неудельные синонимы. Симпатичная – это значит, не страшненькая, но и до красотки не дотягиваешь. Привлекательная. А какая девчонка в восемнадцать не привлекательна хоть чем-нибудь, хоть какой-то отдельной чертой? У одной глаза в пол-лица, даже если само личико подкачало, у другой кожа, как фарфор, без намека на прыщи, хоть и остальное не очень… У меня выразительное лицо, красиво изогнутые губы, густые волосы. Только почему-то Изке восхищенно смотрят вслед, а на меня не обращают внимания. Так и ходим мы, привлекательные и симпатичные, девушки-соседки, девушки из соседнего двора, как героиня Энистон из «Друзей». Только вот и от Энистон ушел муж, да не к кому-нибудь, а к Анжелине Джоли, у которой лицо и фигура богини, шрамы и татуировки, бурное прошлое и колдовской взгляд из-под бесконечных ресниц. Совсем как у Изки… Красота либо есть, либо ее нет, а все остальное суррогаты, вроде кофе без кофеина или заменителя сахара, гадость редкостная.
Меня отпустило, лишь когда в руках оказался картонный стаканчик с латте.
Мы молодцы, отбились. Неизвестно, что было бы, окажись нашем месте гламурные тусовщицы. Хотя, таких девочек возят на дорогих авто мажоры, по улицам они не ходят. И еще я поняла: я все-таки меняюсь. Случись нам сегодня драться, я билась бы до последнего, насмерть, ногтями, зубами, чем угодно. Думаю, Изка тоже. А впрочем, после драки, как известно, кулаками не машут.
Домой мы поехали на такси. Вот чего бы дом спорта не построить в центре города, а не на поселке, откуда вечером на транспорте не уедешь, а?
Мне нравилось учиться. Группа была небольшая, девятнадцать человек; правда, некоторые лекции проводились совместно с другими, потоком. Было ново сидеть в огромной, по сравнению со школьным классом, аудитории, а после уроков идти всем вместе в столовку. Особой дружбы ни с кем не сложилось, общались главным образом втроем: я, Изка и Алиса Чеботарева, от которой было невозможно отвязаться. Нет, она не надоедала, но как-то так само собой получалось, что Алиска всегда была с нами: с интересом слушала меня, делилась новостями, восхищалась очередным Изкиным «прикидом». Алиса знала все и про всех, подружилась с секретаршей в деканате, с преподавательницей маркетинга, со статистиком. Училась хорошо, но на первый план не лезла, предоставляя это нам с Изольдой. Словом, мы представляли интересную троицу: всеобщая любимица, эпатажная «звезда» и староста группы, умная, серьезная и ответственная. Меня не очень устраивала эта роль, но других я не знала. Да их и не было.
Кстати, о ролях. Через неделю после начала учебы мы втроем записались в наш студенческий театр, стали регулярно ходить на занятия. Было очень интересно: сценическая речь, актерское мастерство, история театра, пластика, хореография. Преподаватели приезжали из Москвы, мы слушали их, открыв рот. Меня хвалили за хорошо поставленный голос, я быстрее всех запоминала учебный материал и первая поднимала руку отвечать. Иначе обстояли дела с танцами, сценическим движением и прочими пластиками. Я даже подозревала, что у меня где-то нарушена координация: руки-ноги были просто деревянными, позы – искусственными, зажатыми, а на танцах я вообще забивалась в самый дальний угол, честно старалась повторять все движения, но снова и снова путалась, расстраиваясь до слез. У девчонок получалось лучше: Алиса отзанималась пять лет бальными танцами, а Изольда, видимо, была от природы гибкой и пластичной, с прекрасным чувством ритма. Но я не сдавалась, тренировалась сама, оставалась после занятий с Леной, нашим танцмейстером, делала дома растяжку. Мне очень хотелось выйти на сцену – неважно в каком качестве: петь, танцевать, играть, декламировать. В школе я этого не делала, так хоть в институте попробовать.
Скоро назрел первый спектакль: «Ромео и Джульетта», правда, на более современный манер, шестидесятые годы, про девочку Юлю и мальчика Рому, да и сюжет не такой, как у классика. Я не люблю всякие переделки и перепевы, но этот спектакль мне понравился: красивый, романтичный, местами зажигательно-веселый, с хорошим концом. Мне в последнее время импонируют вещи со счастливой развязкой, не оставляющие горького послевкусия.
Так вот, начались бесконечные репетиции. Решено было играть двумя составами: один поедет на фестиваль студенческих театральных коллективов, другой выступит в местном Доме Культуры. Мы с Изкой получили главные роли: она в первом, я во втором составе. Инесса Юрьевна, режиссер и худрук, гоняла нас до седьмого пота, а мне не верилось: неужели я выйду на сцену? На меня будут смотреть, сопереживать, может быть, даже восхищаться. Текст я знала даже лучше, чем Изка, Инесса Юрьевна так и сказала. Алисе тоже предлагали пробоваться на главную роль, но она повздыхала и сказала, что, мол, с нее вполне достаточно роли сестры героини, там и текста поменьше и вообще… Я, конечно, не поверила, что ей не хочется быть главной героиней, лень учить текст и так далее. Просто Алиска, дипломат, не захотела нам с Изкой переходить дорогу. Особенно Изке.
Мы репетировали каждый день, нередко вылезали из зала затемно. Все шло хорошо, ребята старались, но Инесса была недовольна.
– Драйва нужно, – сказала она как-то раз, затягиваясь пятнадцатой по счету сигаретой и поспешно выгоняя дым в форточку. – Танец, что ли, какой забабахать?
– Ага, танго! По-любому! Это…утомленное со-о-олнце…– заржал Пашка Кравчук, наш главный герой-любовник и гордость третьего курса. Предлагал Изке встречаться, получил отказ, но надежды не потерял, еще бы, Мистер Неотразимость. Постоянно ждал нас у выхода, мрачно смотрел на меня и Алису и успел уже изрядно надоесть рассказами о себе, любимом. Прощупывал почву: узнав, что Изка слушает рок и тусуется с неформалами, стал носить косуху и гитару за плечом. Я раз попросила сыграть что-нибудь, сказал, «не в голосе». Как будто ему в Большом театре предложили спеть! Я вообще подозреваю, что играть Пашка не умеет. Ну, как бывает, что человек трех отжиманий не может сделать, а с ног до головы упакован в какой-нибудь «Найк» или «Рибок». Блин, какая-то я критичная стала в последнее время. А может, опять завидую. Изка меняет парней, как перчатки, неделю с одним дружит, неделю с другим.
