Я согласно покивала: что правда, то правда. Уже становятся. Не то что ко мне. Хватит, в который раз одернула я себя. Каждому свое.

Изка рассталась с Гентрихом, и скоро он исчез с ее горизонта. Мы усиленно готовились к ЕГЭ, до ночи сидели за математикой – этот предмет нам, чистым гуманитариям, никак не давался, хоть тресни. Потом Изка шла на очередную неформальную тусовку, а я заваливалась спать.

Год пролетел нереально быстро – последний звонок, выпускной… У меня было совершенно шикарное голубое платье, у Изки – тоже сногсшибательное, сшитое на заказ какой-то девчонкой из Москвы, она через Интернет заказывала. Из алой атласной ткани, пышное, с нижними жесткими юбками. Изольда не стала сооружать высокую прическу, волосы распустила, завила, подколола с одного бока и украсила ярким красным цветком. Роковая девочка, Кармен. На нее все заглядывались. Половина девчонок вообще пришли в брючных костюмах и строгих черных платьях. Не знаю, надо было заранее договориться, что ли, чтобы были корсеты и кринолины, выпускной все-таки раз в жизни, а поводов надеть пышное платье у нас не так много, правда? Мне, например, очень нравилось собственное отражение в зеркале в тот вечер, хотя в обычной жизни я привыкла носить джинсы и тяжелые ботинки. А что – удобно, функционально. И даже где-то стильно. Правда, дома ворчали, особенно мама.

Выпускной удался на славу. Было сказано много теплых напутственных слов, наша классная утирала платочком покрасневшие глаза и мешала русские слова с английскими, пенилось шампанское, звучал вальс, кружились пары. У Изольды не было отбоя от кавалеров, а меня пригласил наш замечательный и все понимающий Сан Саныч.

– Чудное платье, Мари.

– Спасибо.

Сан Саныч частенько называл меня «Мари», я не спрашивала, почему, может, чтобы не путать, у нас в классе была еще одна Маша, Куприянова. А может быть потому, что я ему напоминала княжну Болконскую из Толстого, он сам однажды сказал. Я долго думала, обижаться или нет. С одной стороны, Лев Николаевич чуть ли не на каждой странице подчеркивает ее некрасивость, угловатые движения, а из хорошего – только «лучистые глаза». А с другой – Мари умная, твердая, с сильным характером, мне она больше всех нравилась из «Войны и мира». Точнее, она единственная, кто мне нравился. Подбешивала дуреха Ростова, князь Андрей, тоже мне, байронический герой недоделанный, Пьер этот, который позволял из себя веревки вить и оскорблять прилюдно. Мы с Сан Санычем часто об этом беседовали, не на уроке, а так, в свободное время. К нему в кабинет после шестой пары чуть ли не все старшеклассники нет-нет, да заходили. Словесник заваривал крепкий черный чай, угощал несладким печеньем и сушками. Можно было рассказать что-то личное, спросить совета и знать, что дальше это не пойдет. У меня, правда, страшных тайн не было, взрослела я спокойно, без резких движений, истерик и закидонов. Нормальная домашняя девочка. Единственное – что я безумно завидовала, вернее, мы с Изкой завидовали. Орбит с ее бритым черепом, Вике, тусовочной девчонке, которая дома не сидела ни одного вечера, Натахе из параллельного, которая раз посреди урока физики вдруг встала и говорит:

– Нина Алексеевна, разрешите мне уйти.

– В смысле? – Физичка развернулась от доски всей своей монументальной фигурой. – У нас урок, что значит «уйти?»

– Мне очень надо! – Наташка аж побледнела, сдула с глаз длинную челку.

– Что еще за «надо»?! Вам плохо? Тогда извольте сходить в медпункт, Наталья!

– Не плохо мне! Мне уйти надо! – выкрикнула она, одни движением сгребая в сумку все свои книжки-тетрадки. – У меня любовь!

И выскочила за дверь, хлопнув так, что в классе задребезжали стекла.

Нина Алексеевна еще долго распиналась по поводу того, что молодежь сейчас испорченная, да какая может быть любовь в пятнадцать лет, да как она посмела так себя вести на уроке, и что не видать Парамоновой теперь приличной отметки по физике, как своих ушей, даром, что на медаль идет.

Мы молчали и думали о своем. Физичке сейчас не понять, что в жизни может быть что-то серьезнее урока. Нет, я тоже за дисциплину и все такое, но Натаха права. Блин, я бы так не смогла, встать и уйти. И не думать о том, кто что скажет, и что мне за это будет.

Разрулил ситуацию все тот же Сан Саныч. Поговорил с Ниной Алексеевной, поговорил с Наташкой, отношения наладились. Я до сих пор не знаю, что там у нее за «любовь» такая была. А Сан Саныч никому, естественно, не сказал.

Так вот мы и кружились в прощальном вальсе, шелестело мое голубое платье, пахло розами и почему-то апельсинами, а в носу щипало от слез.

– Не грусти, Мари, – сказал тогда мне Сан Саныч, – выше нос. Все у вас будет хорошо…

И вот уже «сданы экзамены, закончились проблемы». Мы поступили в местный филиал Московской Юридической Академии на отделение экономики, платно. Не то, чтобы хотелось быть экономистами, просто не знали, куда вообще податься. А тут – близко, не нужно тратить время и деньги на дорогу, не нужно снимать жилье. Да и ВУЗ неплохой, хоть и платный. Может, нужно было по-другому, но тогда мы этого не знали. Все сложилось само собой, началась студенческая жизнь, похожая на школьную и не похожая.

Глава 2

Изка произвела фурор на собрании первокурсников: длинная пышная черно-серебристая юбка, блузка с прозрачными рукавами, широкий пояс, цепочки-кольца-браслеты. На другой девчонке такое обилие украшений могло бы смотреться нелепо, но Изке шло, да и подобрано все было со вкусом. И, должно быть, правы те, кто говорит, что настоящую красоту ничем нельзя испортить. Даже тяжелыми ботинками на железных каблуках в сочетании с летящей юбкой… Сочетание несочетаемого делало Изольду не просто стильной, а убойно-стильной, ни на кого непохожей, нестандартной. Да и можно ли быть одной из многих, если тебя зовут Изольда Сталь? Сталь изо льда…

Первый семестр начался позитивно: вчерашним школьникам нравилось быть студентами, преподаватели все были интересными, лекции – нескучными. Пресловутая «студенческая жизнь» била ключом: дискотеки, походы, игры, конкурсы. Мы с Изкой сразу попали в баскетбольную команду, хоть я и не отличалась особенно высоким ростом. Тренировки проходили с полной отдачей. Я вообще люблю командные игры. Или просто игры. Чтоб физическая нагрузка заключалась не в наматывании кругов по стадиону или бесконечных повторениях упражнений, а присутствовал элемент соперничества, борьба. Да, меня выбрали старостой группы. Точнее, предложили, а я не отказалась, в одиннадцатом классе тоже была старостой.

Изольда стала чем-то вроде местной достопримечательности: ее знали в лицо все студенты и преподы. Надо сказать, что моя подруга не страдала «звездной болезнью», нос не задирала, но всеобщее внимание ей заметно льстило. Девчонка из группы, Алиса, даже попросила разрешения с нами сфоткаться и с тех пор не отставала. Мне она не понравилась: слишком много сахара и желания нравиться всем вокруг. А Изка сказала: милая. Не знаю. Может, я позавидовала Алискиной общительности, тому, что в первый месяц учебы она обросла знакомыми со всех пяти курсов? А со мной повторилось то же, что было в школе: уважение, приветливость, вежливый интерес. И ничего больше.

Однажды мы с Изкой шли с баскетбола. Был ноябрь, стемнело рано. Мы еле тащились, обходя лужи, ноги гудели, руки не поднимались. Даже разговаривать не хотелось. Мне было ближе, а ей еще несколько улиц пилить. «Провожу, – решила я, вздрагивая от холодного ветра. – Чего одной разгуливать?» Проехавшая мимо машина окатила нас холодной водой, я выругалась, а Изка засмеялась. Блин, и как я смогла забрызгать грязью джинсы чуть не по колено? Вчера только выстирала… Да и на ботинках по килограмму грязи, наверное. Впрочем, берцы грязи не боятся. Как танки.

– Эй, телки, закурить есть? – раздался сзади гнусавый голос. Мы, не сговариваясь, прибавили шагу. Я прикинула: убежать не сможем, Изка на каблуках, я ее не брошу, само собой. Подруга с сосредоточенным видом рылась в сумке. Что у нее там, баллончик? Вряд ли, я бы знала. Улица была пуста. Нас догоняли двое.