Геркле обыскал всё побережье, и не найдя мирмидонов возвратился в Трою. Когда он приближался к Трое жители всех окрестных поселений приветствовали его устилая дорогу вербовыми ветвями и кричали: «Слава Геркле победителю данайцев! Слава Погонщику Коней!» А жители стольного града Троя высыпали из Золотых Врат, ликуя и восторгаясь славе и победам непобедимых воинов державы русоголовых. После величественного триумфа и благодарения богов за дарованную победу, царевичи Геркле и Парис отправились в Аргос, столицу данайцев, дабы заключить мир с их базилевсом и множеством архонтов. И сей мир, должен был утвердиться на долгие годы между нашими народами…»
Таг провожал отца в далёкое плавание. Собственно для него это не было чем то необычным, встречать отца с походов и провожать в походы. Как и всегда, Таг был участником многолюдной процессии, в которой принимал участие чуть ли не весь город. Тут были все. Только Парис теперь уезжал вместе с отцом Тага. Так захотел дедушка. Это слегка огорчало Тага. А означало такое расставание только одно: Тагу предстояло остаться вместе со скучным и не понимающим его шуток и баловства Энеем, к тому же ябедой и жалобщиком.
Народ толпился у пристани, ликовал, махал руками, что-то кричал. Мальчик, порой не слышал сам себя. «Зачем кричать, когда сам себя не слышишь?», – подумал он и решил, что лучше просто молча постоять, сделать важный вид и тогда его все зауважают. По крайней мере дедушка стоял молча. И Анхиз стоял молча. И Пайрон. И воины из охраны. И даже Эней. Только Таг размахивал руками, свистел и прыгал от радости. Но посмотрев на дедушку он решил так больше не делать.
Толпа бесилась. Кричали и махали руками вслед уходящему кораблю кто угодно, совсем чужие люди. Если бы можно было собрать тут, на пристани, семьи всех уходящих сейчас в море, родственников всех троянских матросов, а этих беснующихся от непонятной радости разогнать по домам, то кучка людей оказалась бы совсем малюсенькой. От этих мыслей Таг расстроился. А ещё больше расстроился, когда увидел ради чего собрались люди. Оказалось, что вовсе не любовь к царевичам пригнала их сюда. И не почитание дедушки. Мальчик чуть не выпал из колесницы от людского рёва, когда два воина начали разбрасывать из мешка золотые червонцы. Они швыряли золото прямо в толпу.
Что тут началось! И визги, и шум, и давка. Люди сбивали друг друга с ног, дрались за каждую монетку, словно голодные собаки на базаре дерутся за кость брошенную случайным прохожим. Таг зажмурил глаза и закрыл от ужаса лицо ладошками. Это увидел дедушка. Он что-то сказал воинам, и развернув колесницу погнал коней вдоль моря, в сторону возвышающегося вдали храма…
Воины последовали за царём…
Процессия проехала портом, оставляя толпу позади. А шум толпы продолжал доноситься следом и обгоняя царскую колесницу. растворялся в воздухе… Но чем дальше отъезжали, тем он становился глуше и тише. И вдруг – ничего. Только дедушка, кони, да молчаливый Эней. А ещё чайки над головой и витязи по бокам. Таг продолжал смотреть вслед уходящему кораблю, который становился всё меньше и меньше. Потом превратился в маленький белый парус и скоро совсем исчез из виду. Осталась только синяя волнующаяся гладь, над которой кружили бакланы, выхватывали из волн рыбу и уносились куда то вдаль. Белые на синем. Но Таг всё ещё всматривался в горизонт, даже махал рукой, когда ему казалось, что парус отцовского корабля, нет-нет, да и вынырнет из-за яркой, сияющей, полоски…
Так он смотрел в море и печально вздыхал. Он мечтал, когда ни будь пойти вместе с папой в поход, далеко-далеко, подальше от мамы и от надоевшей Трои, и от старого Анхиза, и самое главное, подальше от этого скучного Энея.
Правда, можно было взять с собой Париса. И поскольку Парис сегодня первый раз отправился в поход, Таг думал, что именно так всё и будет.
– Ладно тебе журиться, – услышал Таг голос дедушки, – отец уехал, но скоро вернётся. И боевых походов теперь станет мало. Вы больше времени станете проводить вместе.
– А почему не станет боевых походов? Люди перестанут воевать? – спросил удивлённо Таг, и сама эта мысль ему показалась сказочной.
– Перестанут, – согласился Приам, – и когда теперь враг зайдёт к нам? Ведь твой папа поехал за миром для нашей страны! Мы оставляем тебе в наследство мир, а людям покой!
Таг улыбнулся. Он не любил войн. Он помнил, как хоронили погибших воинов, как плакали их жёны и дети, и даже старики-родители смахивали слёзы с глаз. А раз люди плачут, значит война это плохая штука, – считал мальчик. Правда самой войны Таг ещё не видел. Ни одного боя не видел. И не хотел. Жутковато было. В общем, не хотел Таг становиться воином, как ни старался Анхиз сделать из него витязя. Мальчик считал, что все ссоры и споры можно и словами разрешить. Ведь для этого же и дан ум человеку! И Таг верил, что когда он станет царём, то обязательно будет так делать. И тогда троянцы будут самыми счастливыми людьми на земле…
– А почему Эней молчит? – прервал его размышления Приам.
– Разве ты ничего не хочешь сказать? – спросил, усмехнувшись, Приам у Энея, – ведь тебе в грядущем командовать войсками нашей страны! А тут, Таг решил прекратить все войны на земле!
– Наша воля на лезвии меча! – злобно отрезал Эней и замолчал.
– Гм, – ответил Приам, – видать, ты наслушался речей своих старших братьев?
– И они – правы!.. – посмотрел на отца Эней…
Приам всегда посещал храм Асменя. Особенно в молодости, перед тем как уводил воинов в походы. Тогда он был силён, грозен и красив, как сейчас Геркле.
Приам всегда смело наносил соседям сокрушительные удары. Ему покорились и сирийцы на юге, и атураи на востоке, утихомирились народы моря и воинственные горцы поднебесной страны Урарту. Даже далёкая страна Кеми и та склонилась перед Приамом. Так что, как считал Приам, своим детям он не оставил врагов. Но враги появились сами собой. Это были жестокие, кровожадные, рыжебородые и косматые пришельцы с далёких северных гор, одетые в звериные шкуры. Они красили лица красной охрой и посыпали головы серым пеплом. Себя, эти дикари звали непонятным слуху именем – «эллины».
Они, эллины, разорили цветущую страну пеласгов, единоплеменников троянцев. Там где когда то цвели сады и золотились на солнце нивы, теперь лежала голодная и разорённая страна, раздираемая распрями эллинских племён, напоминавших шайки оголтелых разбойников, объединявших свои банды только за пять шагов до войны. И хотя эти дикари научились у пеласгов мыться и одеваться по человечески, заняли их дома, обратив хозяев в бесправных рабов, перестали в голодные годы поедать своих детей, суть их осталась прежней. Это были хладнокровные убийцы не знающие жалости. Их хотелось назвать только врагами всего человеческого рода…
…выросли дети. Теперь Приаму оставалось лишь молиться богам о ниспослании удачи в боях своему старшему сыну. Но время шло. В свой первый поход уходил Парис… Именно ему предстояло подвести Агамемнону в знак мира белого скакуна, и испить с ним хмельную чашу перемирия. Приам ждал этого половину своей жизни…
Приам сегодня хотел вознести прошения богам о ниспослании благословения своим детям, ушедшим за море, к коварным данайцам…
Храм стоял на обрыве над самым морем. У врат раскинулся небольшой двир, площадь, подступавший к песчаному обрыву и буквально срывавшийся вниз, в бушующие волны. От этого двира к вратам поднимались ступени, возвышаясь над ним, словно взлетая вверх. Из-за них храм казался ещё более величественным, огромным, будто бы уносящаяся в небо башня-стрела. Казалось, что он раскачивался на ветру, угрожая обрушиться на город. Но не падал.
Таг глянул вверх, на маковку купола. У мальчика закружилась голова. Тут он был впервые. Раньше Таг любовался этим сверкающим куполом только с балкона дворца, но и не предполагал, что на самом деле храм такой огромный. Он слыхивал, что этот храм старше самой Трои на тысячу лет. Дедушка рассказывал Тагу, что когда-то давно его возвели далёкие-предалёкие предки троянцев. И вот уже тысячелетия не смолкают одиннадцать колоколов под самым куполом храма и не гаснет священный огонь, привезённый с берегов Рай-Реки, Древнего Потока. Она течёт где то на севере, далеко-далеко, в стране степных кочевников. Рай-Река пересекает бескрайние степи, пробивает высокие горы, прыгает с огромных порогов и впадает в Северное Море… На берегах этой реки и жили те, кто почему то решил уйти сюда, что бы построить и этот храм, и этот город, распахать тут поля и засеять их золотистой пшеницей… Дедушка называл их ангирасы.
