Она ступала легко, босыми ногами приминая сырую от тумана землю, стараясь не задевать шуршащие ветки, потому что знала, что почуют ее змеи. Вздрогнут, снулые от холода, и зашумят, разожмут крепкие кольца и поспешат к своему Королю, чтобы донести. Никто в своем уме в эту чащобу так просто не сунется, а если попробует, тут ему и конец придет.

Луна наливалась светом на чистом небе, набирала силу, готовясь к завтрашнему пиршеству, и справа зазывно блестело зеркало родника. Ослепительно рябило и звало к себе.

Возле воды Он бы ее не стал искать, и все же Рэй помедлила, пристально вглядываясь в траву под ногами — не наступить бы на холодное змеиное тело, свившееся в клубок.

О роднике ходила дурная слава. Старые бабки говорили, что тут из земли бьет ключ мертвой воды, способной зарастить любые раны, даже смертельные, а возле него другой исток — живой, чтобы поднять из мертвых то, что не живо. Но кажется этот родник только сильным колдунам, а для остальных — пруд прудом, трясиной затянутый, с водой черной как смола, и такой же горькой.

Ото сна зачарованного эта вода не спасла бы, но хотя бы спину рыцарю залечила. Да и Рэй самой не терпелось скинуть с себя одежду, зайти в родник и окунуться с головой. Смыть с себя все человеческое и стать самой собой. Последней из проклятого рода, уже не существовавшего на земле.

Так что ноги сами собой понесли ее туда.

Короля Рэй помнила совсем слабо. Скорее уж всплывал в ее памяти страх ночи, лес, казавшийся живым и голодным, а еще тихий шелест. Да только не листьев под ногам. Это были змеи, так много, что казалось, вся земля превратилась в живое мельтешащее покрывало из чешуи и тусклых желтых глаз. Гнали они ее прочь от подожженного замка, залитого красным цветом, подальше от криков и стонов.

Она была совсем маленькой, испуганной, проблуждавшей в лесу много дней в изодранной одежде, запятнанной кровью ее убитых родных. Была бы она взрослой, то жаждала бы мести.

Но Рэй хотела только одного — выбраться оттуда. Так сильно хотела, что ее услышали змеи.

Подползли еще ближе, словно греясь, а потом оплели ноги по колени, не давая сделать шагу.

Их Король был не человеком. Куда страшнее. Чернее лицом, ярче взглядом — как живой огонь. Острее клыками. И холодный как лед.

Она могла бы умереть тогда, но осталась жить, и только потому, что он позволил.

Она вынырнула из родника, чувствуя, как горит все тело, наполняясь новой силой, дикой и такой же яркой, как сама луна. Отжала мокрые волосы и выступила на берег, купаясь в мягком свете, чувствуя тепло, исходящее от земли. Осень пришла, и вместе с нею вязкий туман в низинах, терпкий запах влажной гнили, и последние остатки летнего жара разве что в земле теплились.

Но тогда, когда зашуршали кусты, зашипели сотней голосов, только потом судорожно дернулась, ища медальон, который должен был быть на шее, но он соскользнул при плавании и сейчас покоился на дне родника золотым камнем.

— Здравствуй, Рэй, — змеи свились в черный клубок, а затем превратились в подобие человека, укутанного в чешуйчатые одежды. Только очень высокого, большого. А больше в нем ничего не было человеческого.

В огненные глаза Королю смотреть нельзя было. Зачарует, утащит за собой под землю. А там сожрет, и останутся только белые косточки.

Но не смотреть Рэй не могла. Уж больно тянул ее его взгляд. Звал поднять глаза, подойти, поддаться.

— Долго тебя не было, — холодный и темный был его голос, сырой как земля болотная. Колючий, что иглы зарослей. И сердитый. — Но теперь не сбежишь. Плати, ведьма, за все время, что укрывалась ты от расплаты.

— Позволь мне попросить тебя, — сбежать бы ей, да некуда. За спиной лес да болота, а по краям родника собрались его верные стражи.

— Попросить? — рассмеялся Король, и ему вторили тысячи низких голосов, мужских и женских, шипящих на разные лады. — Снова?

— Трава мне нужна. Цветы сонные. А потом вернусь я сюда. Сама приду. И пусть будет, что будет, — не была Рэй робкой и трусливой, и в роду их лжецов никогда не было. Да и не так страшен он был теперь, змеиный Король. Только глаза, горящие нечеловеческим огнем, яростные, казалось, прожигали ее насквозь.

Голодно смотрели, заставляя закрыться руками, спрятать обнаженное тело, залитое лунным светом.

— Хорошо, ведьма, — наконец согласился Король. — Дам я тебе то, что просишь. Когда взамен оставишь мне столько крови, сколько дней ты от меня пряталась.

Холодный он был как камень ледяной. А руки как цепи — крепко обвились вокруг обнаженного тела, сминая человеческую плоть.

Но сделка есть сделка.

Зубы его, острые как кинжалы, блеснули и сомкнулись на ее шее, прокусывая. И кровь потекла по спине, теплая и сладкая.

Не солгал ей Король. Обернулся здоровенным змеем, втрое больше человеческого роста, скидывая с себя человеческую оболочку, понес ее обессиленную и слабую на себе в глубину леса, в самые заросли, извиваясь. И чувствовала Рэй, обхватив его за толстенную шею, как скрипят чешуйки под ее обнаженной кожей, как перекатывается все тело, холодное и твердое.

Не холодно ей было и не жарко. Выпил он столько крови, что разомлела она, превратившись в покорную тень. А когда луна спряталась за тучи, и все вокруг потемнело, наливаясь холодом, то свился Король вокруг нее, заснул, сжимая в своих кольцах, греясь от человеческого тепла.

Звали его когда-то по-другому. И было имя у него человеческое. Королевское, древнее, как и сам род, из которого он происходил — Скайуокеры. По небу, значит, ходящие. Только не знал никто, что королева продала душу, чтобы родились у нее дети, когда муж ее умер внезапно. Ведь дети — это залог мира на земле, рода великого продолжение. Даже если они не похожи на нормальных своих сверстников. Даже если течет по жилам холод вместо крови, а глаза отблескивают голодными искрами.

Первенец оказался мальчиком. И королева может быть даже и не вспомнила о своем опрометчивом обещании — отдать его лесу, когда тот позовет его, как ребенок сам пропал.

Змеи утащили.

Под дневным светом он обернулся человеком. С отвращением глянул на свое тело, ломкое, неподатливое, слишком… человеческое, и зашагал вперед, потащил за собой Рэй на невидимом поводке, как будто не терпелось ему поскорее заполучить ее целиком. Утащить в свое царство, обглодать кости и наесться сладким человеческим мясом.

Он вел ее какими-то одному ему известными тропками, петляя мимо древних курганов, наполовину осыпавшихся. И из земли торчали отбеленные ветрами и дождями кости, унизанные драгоценностями, черепа, преследующие их невидящими взглядами из-под тяжелых корон из золота. Все это было его землей. И принадлежало ему.

В деревне сказывали, что раз в году, в день, когда змеи собираются в спячку, можно проследить за ними, добраться до дворца, уходившего под землю, в котором собраны несметные сокровища. Потому что, как известно, змеи падки на блестящее. А что может блестеть больше, чем золото? Разве что только солнце.

Но ей не нужно было ничего. От этого места с его рассыпавшимися мраморными колоннами, истлевшими скелетами и старинными письменами, выцарапанными на камне, тянуло мраком и ненавистью. Рэй только сжимала в руках отданный ей влюбленным рыцарем медальон, выловленный из родника. Он укрывал ее плотной пеленой, и все равно будто тысячи глаз следили за нею. Может, змеи, а может, и пропащие души незадачливых охотников за сокровищами.

— След в след иди. И не оглядывайся, — прошипел Король, мешая грубый человеческий язык и свой родной.

Не стала Рэй спрашивать, отчего нельзя оглядываться. Знала сама, что следом за нею идет сама смерть, а оглянешься, так вовек застынешь живым каменным столбом, обреченным существовать так до конца времен.

Тут ни один медальон, ни одна любовь не спасет. И даже сам Король.

А как только солнце вспыхнуло над горизонтом в последний раз, окрашивая багрянцем землю, он снова превратился в змея. И понес ее на себе через зыбкие болота.