— Там незаперто, — слегка повышает он голос, стенки мотеля такие тонкие, что слышно любой шорох. Незачем рвать горло, тем более, что она и так это знает.
Конечно, не заперто.
Рэй застывает на пороге, оглядываясь. Ее глаза уже привычны к темноте, а может, и обстановке номеров, кто знает, и она уверенно идет к кровати.
— Я ненавижу, когда меня жалеют.
— С чего мне жалеть тебя? — Кайло пожимает плечами и откидывает край одеяла, приглашая присоединиться. Она видит, что он без одежды, видит белизну его тела. Ей нравится? Однозначно нет.
— И я терпеть не могу, когда ко мне прикасаются, — она выставляет новое условие, но все же тянется к горловине блузки, расстегивая ее. Аккуратно снимает и укладывает на стул, где уже лежит его одежда, приготовленная к последнему акту.
— Я могу надеть перчатки, если так хочешь.
— А ты можешь…
Он может все, и в этом заключается смысл. Связать, прикрыть глаза непроницаемой повязкой, обезличить, обескровить самое значение желания, оставив не больше, чем жар, тянущийся от тела к телу.
Он знает эту сладость, не столько секса, сколько владения, отдачи и взаимовыгоды.
Рэй стонет под ним и выгибается дугой, и белые полоски, ровные, напоминающие украшение, расползающиеся по рукам и бедрам, одни старше, другие свежее, последняя еще кровоточит, поблескивают в неверном свете фонаря, пробившегося сквозь стекло.
Она бьется под его руками, и у ее вспотевшей кожи вкус сахара, слегка притопившего чернильную горечь.
А потом он собирается, увязывает волосы в хвост, накидывает поверх одежды прозрачный дождевик, и он слабо шуршит.
— И куда ты идешь? — в его постели Рэй кажется совсем маленькой, как те темные пятнышки, что рассыпались по простыням, от нового пореза. Незначительной. Ее глаза, лишенные повязки, ясные и не затуманены насыщением.
— В церковь, — поколебавшись, он все же отвечает ей. — У меня осталось кое-какое дело. Когда захочешь уйти, оставь ключ под ковриком.
Что сейчас говорит в нем? Глупость? Бравада?
— Полагаю, не для того, чтобы молиться.
— Нет.
— Ясно, — внезапно становится слишком темно, даже света десятков фонарей не хватит, чтобы прочесть выражение ее лица, — удачи.
Когда под пальцами дрожит яремная вена, расслаивается старая кожа, отпуская последний грех пастору, чье настоящее имя Сноук, Бен чувствует покой. Точно на него сверху вот-вот обрушится свод церкви, погребая под собой. Осталось последнее и самое важное. Рэй.
Наутро — ее нет в его постели, нет даже ее запаха, и испорченная кровью простынь исчезла, оставив только серый, погрызенный матрас — он отправляется в уже почти родную забегаловку. Выпить кофе напоследок.
Там не пробиться от одинаковых форм, от гомона голосов, от вяло переругивающегося шума раций. Весь город на ушах, и только Рэй — островок спокойствия и безразличия — медленно разливает кофе по картонным стаканчикам.
Она даже кивает ему, пальцы вцепились в кофейник до белизны.
— Я уезжаю, Рэй, — он протягивает ей десятку. Перекрученная вдоль, она напоминает канат, за который можно ухватиться и бесконечно тянуть в свою сторону. До победы. Или поражения.
— Я знаю, — она не берет деньги. — Он… он был отвратительным человеком, и мне его не жаль, — ее последние слова словно ставят точку на невысказанном предложении. — Ты сказал, что ждал, так?
Кайло кивает, принимая с ее рук чашку. Их пальцам еще далеко до рокового столкновения, но она хотя бы уже не боится делать это.
— Ты ждал меня? — Рэй дрожит, ее пальцы подрагивают, вцепившись в белый край, весь мир забавно вздрагивает каждый раз, когда она моргает. Это называется зацикленность, Кайло. Еще одна капля в море других недостатков, угнездившихся под черепной коробкой.
— Да.
— Тогда идем, — она стягивает с груди передник, и это отдает фальшью сказки, она закатывает рукава, и белесые полоски на коже просто светятся словно узоры.
В последнем глотке почти нет кофе, сплошной сахар. Такой сладкий, что сводит зубы.
====== What you’re worth (Кайло Рен/Рэй) ======
Комментарий к What you're worth (Кайло Рен/Рэй) Это такой кроссоверище, что совсем оос, монстры-монстры, кто угадает с чем?
Кайло здесь такой рыцарь, что больше всего мне напоминает Бена Соло, не стала исправлять, нравится мне эта его человечность.
Конечно, концовка открытая, но – just you know – она хорошая. Дальше все будет хорошо, это я знаю)
Посвящается Ashatry, потому что у нее вот есть такие охрененные бродилки-приключалки и я начитаюсь ее и хочу себе такое же.
В саундах абсолютно-прекрасная How to Destroy Angels – Is Your Love Strong Enough?
— Вы готовы? — его голос почему-то казался ему знакомым. Хотя... в последнее время все они выглядели одинаково. Тональность или звук, издаваемый людьми, все слилось в один ровный гул, ведущий его к цели. Так что да. Да, он был готов.
— Ага, — Кайло с некоторым нетерпением вытянулся в длинной капсуле, заполненной зеленоватой, искрящейся на самом дне, жидкостью и вдохнул. Последний глоток воздуха, не такого уж и свежего, переполненного сухостью и чистотой, царящими в лабораториях СноукТЭМ, царапнул горло, сменившись надсадной горечью воды, когда она полилась сверху, припечатывая его тело намертво к днищу.
Еще мгновение ему хотелось дергаться, кашлять, сражаться за остатки кислорода в легких, а затем все прошло.
Последнее, что он видел, мог видеть, если, конечно, это не было всего лишь предсмертной галлюцинацией, были ее глаза, светлые, напоминающие расплавленный песок, превратившийся в слюду.
Рэй. Он шел за нею. И у него оставалось не больше десяти часов.
Переход на ту сторону оказался болезненным. Переполненным болью, скрутившей все тело. Изо рта, ноздрей, кажется, даже из ушей, текла эта чертова жидкость. Особенно смешно это выглядело еще и потому, что выбросило его посреди каменного мешка ангара, предназначенного для небольших истребителей, сейчас отсутствующих. Впрочем, и воды здесь в помине никогда не бывало, так что Кайло с отвращением стер горечь с подбородка и оглядел себя.
Насквозь мокрый. От шнурков ботинков и до слипшихся волос на макушке. От него разило этой дрянью, в которую окунали для перехода. И, черт бы их всех побрал, бластер, единственное оружие, что ему выдали, оказался тоже испорченным. Насмерть заклинило.
— Эй! — он кое-как поднялся, отряхиваясь, напоминая себе здоровенную собаку, которой так не вовремя не выдали полотенце, и посмотрел по сторонам.
Они — то есть Сноук — обещали ему проводников. Как минимум двух или даже трех, что встретят его на той стороне и введут в курс дела. Расскажут подробнее обо всем. О Рэй, например.
Но ангар был пуст, и когда Кайло прислушался, он так и не смог вычленить ни одного постороннего звука. Кроме непрестанной капели, барабанившей по полу.
Это место напоминало гроб, в который забыли положить мертвеца. И ощущение возникло неслучайно. Под светом фонарика — хвала Силе и надежности пака, выдаваемого всем переходящим, он работал — на дальней стене расплылось странное темное пятно. Выглядело оно чужеродным, не надпись и даже не случайный след от лопасти.
Кайло можно было даже не утруждать себя и не приближаться. Оно воняло. Старой, протухшей кровью, и не только кровью. На серый цемент, толщиной, небось, в его голень, потому что все ангары на Изнанке проектировались одинаково, налипли вязкие комки чего-то, больше всего напоминавшего плоть. Или мозги.
То, что оставило этот след... Это он понял уже после приступа тошноты, скрутившего желудок, оно ушло. Убралось, и часть следа тянулась дальше, к запасному выходу. Широким извилистым мазком, в котором проступали следы... ладоней?
Какого...
Кайло скривился, сплевывая кислоту с языка, и вытер рот. Единственное, о чем он мог думать сейчас, был тот факт, что у него все еще не было при себе никакого оружия, если не считать заклинивший бластер, которым можно было разве что швырнуть в эту уползшую тварь. И то, что возможно она охотилась — скорее всего, если сложить два плюс два — не за обязанным встречать его рыцарями Рен. А за Рэй, потому что в этом странном мире, больше всего напоминавшем какой-то кошмар, та была единственно-важным объектом.
