Даже не оглядываясь.

Хотя теперь она могла даже с закрытыми глазами указать кресло, где все еще расположился рыжеволосый мужчина с сигаретой в обожженных пальцах.

Прочь, прочь, пока она не сошла с ума.

Бен Соло все же соизволил найти ее самостоятельно. Рэй сидела у барной стойки, выставив перед собой пустые стопочки из-под текилы — она не пила, просто игралась с ними, представляя, что выстраивает непроницаемую ограду вокруг себя. За которую не пройдет ничто. Ни чужие слова, ни ее собственные сумбурные мысли.

Рядом на столешнице стояли новые туфли, ярко-алые, облитые светом, струящимся из-под потолка. Проклятые шпильки.

Сама же Рэй сидела босиком, с наслаждением шевеля пальцами ног, как будто она рыбка. Или еще какое-нибудь животное, которому нет дела до странностей людей.

— Вижу, ты уже познакомилась с Хаксом, — хмыкнул он, глядя на туфли, а затем на ее босые ступни. Они завораживали его, и Рэй поджала ноги, убирая их подальше, чтобы избавиться от этого непонятного пристального взгляда.

— Ты собираешь самых странных здесь? — она хотела бы отодвинуться, когда Соло сел рядом, за соседний стул, но не могла позволить себе выразить свое отвращение таким детским способом.

Двигать стулья, как будто она в первом классе, или фыркать с негодованием. А может, еще и уши ладонями закрыть? Смешно.

— Нравится коллекционировать глупых людишек, которые попадаются тебе на пути? — Рэй была трезвой. До отвращения трезвой. Сейчас напиться не помешало бы, потому что перед глазами до сих пор стоял багровый ушиб на подбородке, до которого она дотронулась почти с нежностью, которую не могла предложить незнакомцу. Но предложила. — Или, может быть, тебе кажется, что ты ими управляешь? Заперся в этой дыре и следишь за всеми отовсюду...

Те слова не давали ей покоя.

Мы все тут его игрушки.

Но Соло, похоже, остался неуязвимым к ее ядовитому языку. Просто пожал плечами и указал на туфли:

— Тебе они не понравились?

Рэй покосилась на них. Эти шпильки стоили дороже всего того, что было на ней сейчас. За исключением, разве что, честности. Ту сложновато было бы продать.

Алый цвет казался таким ярким, будто на столешнице разлили лужу крови.

— А знаешь, — она решила идти до конца. Если подумать, она ему не понравилась с самого начала, он ей тоже. К чему теперь притворство? — Мне они нравятся. В самом деле, — Рэй потянулась, поглаживая туфлю по красному изгибу и заставляя Бена Соло внимательно следить за ее движениями, — они отлично дают мне понять, где мое место.

— И где же? — у него были самые удивительные глаза из всех, что она когда-либо видела. Черные, поддернутые пленкой непроницаемой скуки. И взгляд мог с легкостью скользнуть по человеку, а тот вовсе бы и не заметил, а мог прожечь дыру и заставить дрожать. Как ее сейчас.

— Там, где ты его сам выберешь, — Рэй обхватила один из шотов, гладкий и стеклянный, и попыталась представить, что было бы, если она запустила им в него. Или скинула на пол. Где заканчивается его скука и начинается безумие, и как близко она может подойти к грани?

Ее ответ ему понравился, потому что он слегка наклонил голову, и краешек его рта дернулся, то ли от нетерпения, то ли от веселья.

— Только вот извини, — Рэй со стуком отставила пустой шот и спрыгнула со своего стула, оказываясь сначала слишком близко к нему, а затем в блаженной недосягаемости, и сняла со стойки туфли, принимаясь надевать их, — но я не собираюсь играть по твоим правилам. И вообще играть не хочу.

Туфли сели как влитые, давно любимые и родные. Что казалось настоящим чудом, ведь их выбирала даже не она. Рэй щелкнула каблуком, перенося вес с ноги на ногу, и выпрямилась.

— Пойдем. Мне интересно посмотреть, что еще прячется в твоем личном аду, — теперь она была готова.

Объявив ему войну, можно было не заботиться о белых флагах. Разве что помахать трусиками перед носом, хотя, наверное, тогда с перемирием можно было распрощаться.

В следующие две недели Рэй накрепко выучила расписание жизни Бена Соло. Раз в неделю ему звонила либо мать, либо (по ее настоятельной просьбе) отец, и в такие вечера музыку делали погромче. Чтобы заглушить стоны страдающего внизу.

Иногда там оказывался Хакс, но Рэй старательно избегала этого зрелища.

Иногда какая-нибудь незнакомая девушка или любой другой мужчина. Все они заходили в золоченую клетку лифта с особенным взглядом, в котором смешивалась обреченность, благоговение и нетерпение, и исчезали внизу.

Сама же Рэй или сидела в баре, развернувшись спиной к дыре, на дне которой происходила очередная кровавая сессия, и пила, или потом нашла для себя идеальное место.

Она пряталась в «библиотеке», или, как ее сперва прозвала, лаундж-зоне. Той самой, где ей находиться вовсе не полагалось.

Там она нарочно выбирала самое дальнее кресло, находя идеальный баланс, где вой музыки и стоны перебивали друг друга, и читала.

Все остальные любители страданий стояли, столпившись у перил, вцепившись в них так, что Рэй боялась — однажды они просто рухнут вниз. Хотя и поделом. А она читала, стараясь концентрироваться на тонком замысловатом шрифте старинных книг.

Таких книг она не видела нигде и никогда, разве на аукционах. Поэтому приходила снова и снова, с наслаждением падая в удобное кресло, созданное специально, чтобы наслаждаться им и жизнью, сбрасывала с ног красные туфли и поджимала замлевшие от долгого стояния ступни ног.

А потом ее нашли.

Или она сама позволила себя найти.

Ее секретное место у тайной двери за бархатной занавеской позволяло видеть все кругом, но оставаться незамеченной. Так что, когда мимо нее протащили Хакса, повисшего на плечах у двух одетых в одинаковую форму мужчин, она была совсем рядом.

И могла бы дотронуться до его безжизненно-повисшей руки, напоминающей плеть, покрытой засохшей бурой коркой. Или почувствовать этот запах — тонкие и холодные цветы, перцовые и ледяные, и металлическую вонь крови. Или полюбоваться длинными красными царапинами, исказившими белое лицо.

Он сам не мог держаться на ногах, или хотя бы повернуть голову, чтобы посмотреть на нее, так что Рэй просто вжалась в кресло, не дыша и не выдавая себя.

Мужчин не было всего пару минут, а потом они вернулись, аккуратно прикрывая за собой дверь и зыркая на закрывшую лицо книгой Рэй. Возможно они уже знали, что она новая протеже Бена Соло, та самая в красных туфельках. Хотя, скорее всего им было все равно.

Столпившиеся у перил люди возвращались к своим местам на диванчиках и креслах и дорогому алкоголю, смешанному с запахом сигарет и разговорами о политике. Так что Рэй не стоило труда подняться с кресла и шмыгнуть за дверь, пользуясь тем, что они заняты совсем другим.

Здесь пол был другим, деревянным и старым. Коридор разветвлялся в конце, но по правой стороне шла только одна дверь.

Как раз та, куда и должны были занести Хакса.

И что она тут делала? Хороший вопрос, потому что Рэй вряд ли смогла бы дать ответ. Ей дали только один совет — не вмешиваться. И вот она все же стояла тут. Приникнув к чуть приоткрытой двери и подглядывая в щель.

— Снова шпионишь? — может, у него была идеальная интуиция, а может, он как-то догадался, что она тут, поэтому и сказал, даже не оборачиваясь. Зная, что Рэй отскочит от двери, пытаясь закрыть себе ладонями рот и утихомирить громко-бьющееся сердце. — Иди сюда.

Она не хотела этого делать. И все же сделала.

Может, когда-то весь этот клуб был катакомбами. Провалившимся под землю лабиринтом. Или филиалом ада.

Потому что комната, которую она ожидала увидеть, была куда больше, чем обычное помещение. Сюда можно было бы впихнуть три квартиры, как та, в которой она жила сейчас. Тяжелые кирпичные стены сходились вверху в покатый свод, напоминая внутренность храма.

Хотя больше о храме ничего не напоминало. Ни роскошная мебель, которую можно было выставлять во дворце, а не прятать под землей, ни многочисленные светильники, выставленные по стенам и украшавшие потолок и стены.