Отрезала ему, таким образом, путь, предоставив самому выбирать свою судьбу — с ней, если догадается, или бездетным одиночкой. Но за всё надо платить. Дракон поведал, что почувствовал связь, плохую связь между ними. Прокляв его, она осталась к нему привязана навечно, даже после собственной смерти. В нежить превратилась. И, зная о его любви к девушке–драккерийке, что могла ему подарить и взаимную любовь и ребёнка, теперь делает всё, чтобы этого не произошло.

Я долго ещё не могла заснуть после этого рассказа. Мысли носились в голове безумными кричащими стайками. Нос не дышал, я окончательно осипла и без конца кашляла и кашляла. Но усталость взяла своё. Я заснула. Мне снилась Община. Горящая, полыхающая, охваченная огнём. И крик самого родного и любимого на свете человека — крик боли. Он умирал на моих глазах, а я сбивала с него пламя, не в силах сделать абсолютно ничего. И я была виновата в его смерти, я его убила. Плакала, рыдала в голос до хрипоты, исступлённо звала: «Жан! Жан!..»

Кошмар оборвался темнотой и внезапно нахлынувшими звуками реальности.

Крики, шум, чьи–то руки, хохот. Чужие, много чужих. Что–то говорят про их дом, про то, что я бродяжка… И выволакивают на улицу. Кошмарный сон?! Лучше бы это был сон…

Я отбивалась, пинала, пихалась. Но всё без толку! Кто–то очень хотел выместить на мне свою похоть и гнев — и очень удачно это делал! По собственному почину ли, или по чьему–то приказу. Руки связаны сзади, один держит, другой — бьёт. Издевается, ухмыляется. А я сдачи дать не могу. Могла бы, будь руки развязаны! Маг без рук — не маг. А все устные проклятия и заклинания произносятся с формулами на пальцах, а я их не чувствовала — затекли! Но вот что я могла сделать — это свой коронный трюк коленкой! И попала, судя по воплю. Но тут же задохнулась от боли. Кто–то со всей дури ударил в живот, заставляя согнуться пополам. Воздуха в лёгких не было.

— Дрянь…

Ещё один удар — по лицу. Оглушительный, до головокружения… Почти потеряла сознание. Чьи–то руки без зазрения совести лапают меня под одеждой, комментируя происходящее. Лучше умереть сейчас…

Все кончилось в один момент. Меня отпустили — я чудом удержалась на ногах! Звук ударов, вскрики, ругань. Я развернулась и потихонечку пошла прочь от них. Пока не поздно. Пока есть шанс — мизерный! — уйти, выжить. Хоть куда–нибудь. Под ногами хрустит снег. Пахнет хвоей и скотом. Значит, от деревни мы ушли недалеко. Сзади я услышала быстрые, настигающие шаги. Паника. Ускорилась, насколько это было возможно! Кто–то перехватил меня поперёк туловища. Ударила локтем в живот, но, видимо, недостаточно. Я боролась, вырывалась из последних сил — вот оно, хвалёное второе дыхание! Но сопротивление было неизбежно смято, и среди этого я, наконец, услышала:

— Drack–Hassi, это я, остановись!

Я слушала голос с родным, низким тембром. Но не верила.

— Ты не можешь им быть! Он умер!..

— Я живой. Посмотри на меня, Кати! — он развернул меня к себе, удерживая в руках.

А я слепо смотрела в темноту, лишь слушая низкий голос, который не должна была слышать. Ведь мне сказали во сне, что его нет, и связи я не чувствовала. Нежное касание на щеке, и поражённый вздох от понимания того, что я не вижу его.

— Кати… Родная моя, любимая девочка… Что с тобой стало?

— Ты не Жан. Я не обязана объяснять.

Горестный вздох.

— Лань моя, дай сюда свои ладошки. Не спорь, пожалуйста. И не вырывайся, хорошо?

Я поколебалась. Голос, фразы, интонации были его, запахов я не чувствовала — нос заложен. Но этого было мало. И решила, что хуже не будет. Сначала я почувствовала его шею. Затем сама переключилась на скользнувшие по тыльным сторонам ладоней волосы. От сердца отлегло — это ощущение волны между пальцев я бы ни с чем не спутала. Лицо — широкие брови вразлёт, очерченные скулы, мягкие губы. И поцелуй в центр ладони.

— Ты живой… — поражённо слетело с губ.

— Живее всех живых. Я тебя еле нашёл! Идти сможешь? Или тебя понести?

Что–то солёное и липкое было на губах. Болело абсолютно всё, отдаваясь болезненной пульсацией в животе. Мир шумел. Тошнило.

— Я попробую сама.

Моих губ коснулась холодная ткань. Сквозь ткань нарастающим холодом обожгло распухшую губу. Мы сделали вместе несколько шагов, голова закружилась, но я как во сне переставляла ноги. Каждый шаг — боль. Жан заставил держать платок с комочком снега на губе самой, вложив его мне в руку. А сам всё же подхватил на руки меня, вскрикнувшую от боли.

Гул голосов. Тепло, запахи жареного мяса. Кажется, меня сейчас стошнит…

…Покалывание ледяных иголочек по всему телу. Боль нехотя сворачивает, ослабляет свои щупальца. И только сейчас, когда её почти не стало, я поняла, что хочу есть. Во всех смыслах этого слова.

— Хасси, открой глаза, — какой знакомый бархатистый тон…

Голова плывёт и кружится, тело ватное.

— Сколько прошло времени? — язык не слушается, голос неожиданно сиплый.

— С момента нападения? Два дня, — ответил тот же голос.

Яркий свет режет глаза, и я зажмурилась вновь. Вторая попытка увенчалась успехом — зрение сфокусировалось, привыкая к свету. Светлые волосы, собранные в хвост. И холодные льдинки глаз с виноватым беспокойством взирают на меня.

Секунда, вторая. На глаза наворачиваются слёзы. Я пискнула и с радостью повисла на шее у владыки Актариона.

— Хасси, задушишь… — он с облегчением рассмеялся, обнимая в ответ. — Или меня Стааль задушит из ревности!

— Я подумаю, — прозвучал басовитый голос сзади.

Скосила взгляд в сторону. На двуспальной кровати, опёршись на один локоть, полулежал мой проклятый воин, и пристально наблюдал за нами. Но я не чувствовала, что делаю что–то, что могло бы его задеть.

— Я думала, больше не увижу вас обоих!.. Что вы погибли!

— Плохого ты о нас мнения, Drack–Hassi. Потомков королевских кровей не так просто уничтожить, — Лео улыбался, выпуская меня из рук и усаживая на кровать.

— Всё время забываю, с кем имею дело, — я счастливо и облегчённо рассмеялась.

Леонелль уселся на стул, неподалёку от кровати.

— Кстати, о королевской крови. Надо что–то решать, Жан. Твой отец ждёт тебя на коронацию уже через два дня.

— Пока не разберёмся с этими нападениями, никакой коронации не будет!

— А что случилось в Общине? — вопросила я, стараясь унять головокружение.

Они замолчали.

— Я… Я всё сожгла?.. — обречённо, с замиранием сердца, задала вопрос.

— Только дом Беорна. Остальное подожгли наёмники. Старейшину спасти не удалось — ты и сама видела. А Яирне вытащил Жан. Мы успели спасти положение исключительно благодаря помощи самих общинников и стражей. Был бой. Несколько человек погибли. Часть домов и дворов Общины выгорела дотла. Хотел бы я знать, что за сила ими движет.

— Ты видел нежить, что напала на меня тогда? — спросила, обращаясь к Лео.

— Мельком. Я был уверен, что ты справишься. И справилась. Нужно было срочно принимать меры по отражению общей атаки, — Лео смотрел куда–то в себя, вспоминая, думая.

— Кати, что произошло? Я так ничего и не понял — ты сражалась с нежитью? — Жан врезался в разговор.

— Сьорриш говорил, что ты ничего не увидел. Да, это была нежить. Темноволосая женщина в чёрном старом платье. Она кричала, что всё равно меня достанет. «Он мой, только мой», — так она сказала перед тем, как вылететь из окна.

Жан помрачнел.

— Почему ты никогда не рассказывал мне о своём проклятии? Я думала, это только сказки.

— Ты не спрашивала.

— А если бы спросила — рассказал?

— Да.

— Значит, всё–таки ведьма. Теперь уже нежить. Ведьма–нежить — это забавно. Для твоей коллекции почитательниц, — Лео усмехнулся.

— Не смешно. И при жизни проходу не давала, а теперь ещё и после собственной смерти успокоиться не может. И я понимаю, если бы ко мне с претензиями приставала! Так нет же!.. Как её теперь упокоить?