Чего Кансин не могла понять и чего Эдеарду никогда не удавалось ей объяснить, так это того, как плачевно закончились его попытки идти к цели открыто, причем дважды подряд. После неудачи с башней в Обер-форде он передал Кверенции метод объединения, тщательно разработанный им в результате плачевного опыта с ячейкой, чтобы все граждане могли жить одной жизнью. Но его достижение было извращено и опорочено представителями нового, психически более сильного поколения (не без участия Ранали, конечно). Стали появляться другие, уменьшенные версии ячеек и новые Таталы. Началась новая борьба, принесшая в этот мир беды и несчастья, и ему ничего не оставалось, как еще раз повернуть время вспять и запустить процесс единения, предварительно позаботившись о том, чтобы его правление оказалось безраздельным. Ограничения для несогласных были небольшой ценой за такое достижение. Даже сейчас сильные медиумы в восьми провинциях сумели извратить его дар, объявив независимость от великодушной власти Маккатрана — от зловещей империи Идущего–по–Воде, как они говорили. Их маленькие жалкие вотчины едва ли можно было назвать центрами просветления. Он до сих пор не решил, стоит ли с ними бороться и как это сделать. Как и в случае с первыми ячейками, их лидеры никому не позволят покинуть их по доброй воле.

— Что случилось, любимый? — спросила Хилитта, излучая озабоченность.

— Все в порядке.

Она соблазнительно изогнулась под струей воды.

— Хочешь, я позову еще девочек?

— Мы достаточно поразвлекались этой ночью и продолжим вечером. Сейчас я хочу позавтракать.

Он выбрался из ванны и третьей рукой подхватил большое полотенце. Хилитта за его спиной недовольно надула губки и приказала душу отключиться.

Он понял, в чем ее единственный недостаток: девушка так молода, что годится только для постели. Он не мог разговаривать с ней обо всем, делиться идеями, обсуждать проблемы и вспоминать прошедшие события. Они никогда не посещали вдвоем Оперный театр, а на официальных приемах, куда его непременно приглашали, Хилитте становилось так скучно, что в последнее время она все чаще от них отказывалась. Зато у нее часто возникали восхитительно непристойные идеи, и ничто не заставило бы Эдеарда от них отказаться. После продолжительного брака для него это стало настоящим откровением. Может, по отношению к Кристабель он поступал не совсем справедливо, но озорство Хилитты в спальне намного лучше помогало ему отвлечься от дневных забот.

«И это намного удобнее, чем посещения "Дома голубых лепестков". Хотя и не дешевле».

Завтрак был накрыт в огромной парадной столовой, где на продолговатом потолке всегда полыхала оранжевым огнем солнечная корона, видимая с бесконечной орбиты в миллионе километров над бурлящей поверхностью. За полированным темно–серым столом, освещаемым пульсирующими вспышками, поместилось бы полторы сотни гостей. Сегодня он был накрыт только для двоих. На облицованных болнатом сервировочных столиках служащие кухни расставили множество засыпанных ледяной крошкой серебряных блюд, где были уложены тонкие, как пергамент.

ломтики копченого мяса и дичи. Рядом выстроились тарелки с искусно нарезанными фруктами и сыром и стеклянные кувшины с йогуртами. На подогреваемой поверхности стояли тарелки с омлетом, печеными и жареными яйцами, томатами, грибами, беконом, сосисками и отварным картофелем. В пять керамических горшочков были насыпаны различные зерновые хлопья, а маленькая жаровня уже раскалилась, готовая поджарить ломтики нескольких видов хлеба или подогреть круассаны.

Эдеард окинул невидящим взглядом до нелепости роскошный стол и уселся. Ген–мартышка по его просьбе поставила перед ним высокий стакан яблочного сока и тарелку с хлопьями. Рядом заняла место Хилитта, вышедшая к завтраку в толстом махровом халате и пушистых ярко–розовых домашних шлепанцах. Она ласково улыбнулась Эдеарду, а потом выдала ген–мартышкам длинный перечень заказов.

Несколько минут они ели в молчании, и Эдеард старался сформулировать вопросы к Небесным Властителям. Он не сомневался, что уже сегодня утром или в крайнем случае завтра они будут в пределах досягаемости его телепатического посыла.

Что же заставило их изменить обычаю? Причина крылась в нем самом. Эдеард достаточно часто возвращался в прошлое ради новой попытки, чтобы хорошо это понять. Все остальные продолжали жить привычной жизнью, пока он снова и снова не изменял их судьбу. Вот что было важно: он совершал какой–то поступок, так что жизнь окружающих его людей в какой-то степени менялась, а потом изменения расходились по всему миру, словно круги по воде. Самым главным его достижением после кругосветного путешествия был разговор с Небесными Властителями, в котором он выяснил, что башни Эйри не имеют решающего значения. Это привело к строительству башен в каждом провинциальном городе и селении в ущерб экономике, и все его заверения, что Небесным Властителям не нужны башни, а нужно только широкое открытое пространство, беспечно игнорировались (одним из последствий этой беспечности стали беспорядки, вызванные повышением налогов ради сооружения Великой башни).

Любые вносимые им изменения затрагивали только жизни людей. Он не мог изменить климат, не мог заставить планеты перейти на другие орбиты. «Так почему же сейчас их только двое?»

Существовал только один ответ на этот вопрос, но он не желал его принимать.

Эдеард взял второй ломтик поджаренного хлеба, когда в столовую вошел Динлей. Главный констебль, как и всегда, был в хорошем настроении. Динлей принял единение почти бессознательно и, безусловно, по доброй воле. К такому единству его подсознание незаметно стремилось уже давным–давно. Но некоторым своим привычкам он все равно не изменил.

Эдеард очень внимательно наблюдал за ним, отыскивая малейшие намеки на зависть или ревность (он заранее позаботился, чтобы Хилитта, добравшись до Маккатрана со списком адресов, встретилась сначала с ним). «Былой оптимизм мальчишки из Эшвилля никогда не угасает, не так ли?» Но нет, Динлея ничуть не интересовала последняя подружка Эдеарда, и со временем он вступил в брак с Фолопой, очень высокой девицей даже по его собственным меркам.

Динлей сел рядом с Эдеардом, положил щегольскую форменную фуражку на стол и выровнял ее по краю. Его открытые мысли выразили полное удовлетворение аккуратностью, достойной этого упорядоченного мира.

— Угощайся, — предложил Эдеард, показывая на сервировочные столики.

Он не смог удержаться от трогательных воспоминаний о тех днях, когда после стажировки они поселились в квартирах констеблей. До его женитьбы они с Динлеем почти каждый день завтракали за одним столом. «Это были лучшие дни. Нет! Самые спокойные».

Ген–мартышка принесла Динлею чашку кофе и круассан.

— Тебе надо следить за тем, что ты ешь, — сказал Динлей, оглядывая вереницу блюд. — Если не будешь осторожен, кончишь как Максен.

— Нет, мне такое не грозит, — мягко заверил его Эдеард.

Динлей и Максен не разговаривали уже больше года, и это причиняло ему боль. Может, стоило вернуть все к самому началу? Но он сознавал, насколько жалкой была такая идея. Только сейчас он почти сумел выйти на верный путь. Оставалось лишь привести к единению несколько последних провинций да горстку городских мятежников. И после этого он сумеет наконец по–настоящему расслабиться и отдохнуть.

— Ночью пришло известие, которое может тебя порадовать, — сказал Динлей. — Похоже, что милиция Фандина вышла в поход.

Ощущение дежавю вызвало у Эдеарда волну озноба. Милиция провинции Фандин уже выступала в поход, когда он путешествовал на корабле «Свет Заступницы», но в тот раз причины были другие.

— На Маккатран? — отрывисто спросил он.

Мысли Динлея лучились удовольствием от того, что ему удалось удивить Эдеарда и что теперь он может его успокоить.

— Против Личхилла. Амбиции Девроула, похоже, окончательно разозлили Манела.

— Понятно. — Эдеард никому не позволил заметить, как сильно его разочаровал Манел, вставший в этом витке времени на сторону зла и провозгласивший себя верховным президентом Личхилла. — Когда они выступили?