Он снова тяжело вздохнул и осторожно, чтобы не разбудить Кристабель, скатился с кровати. Третьей рукой он подхватил одежду и бесшумно на цыпочках вышел в коридор. Одевшись, Эдеард накинул свой черный плащ и прошел к центральной лестнице. Там, вместо того чтобы спускаться по ступеням, он окутал себя маскировкой и просто перегнулся через перила и прыгнул с десятого этажа. Это было глупо и весело, и он уже несколько лет не проделывал ничего подобного. Маккатран по его просьбе замедлил падение, и Эдеард приземлился, лишь негромко стукнув подошвами о каменный пол. По пустынным переходам первого этажа он прошел прямо к принадлежащему семье причалу. Полночь давно миновала, и в Главном канале не было почти никакого движения. Эдеард все же выждал несколько минут, пока огонек единственной гондолы не скрылся за поворотом в Высокую заводь. Как только водный путь очистился полностью, он протянул третью руку и укрепил поверхность воды. Еще один прием, которым он не пользовался давным–давно.

Эдеард бегом пересек канал прямо по воде. На полпути его настиг про–взгляд. Это было настолько предсказуемо, что он почти ждал его.

— Когда–нибудь я тебя разыщу, — телепатировал он вдоль линии восприятия, протянувшейся к району Кобара. — И ты это знаешь.

Про–взгляд исчез так быстро, словно его кто–то оборвал. Эдеард усмехнулся и продолжил путь к общественному причалу, откуда по деревянным ступеням поднялся в Эйри.

Впереди высились крученые башни. В нижней части каждой из них из–под темных потрескавшихся декоративных карнизов сочился слабый оранжевый свет, падающий на пустынные извилистые улицы. А наверху, на фоне мерцающего туманностями неба, выделялись темные силуэты.

Эдеарда привел сюда инстинкт. Заступница в своем писании рассказывала, как немощные, дряхлые и просто состарившиеся люди ждали на верхушках башен, а потом, когда Небесный Властитель пролетал над городом, их души возносились к небу и покидали Кверенцию. Эдеард подошел к самой высокой из башен, откуда много лет назад его сбросили заговорщики из числа отпрысков благородных семейств. На ее вершине он будет ближе к Небесному Властителю, чем в любой другой точке Маккатрана. Он решительно отбросил мрачные воспоминания, связанные с этим местом, прошел к центральной винтовой лестнице и начал подниматься, описывая один виток за другим, пока не добрался до верхней площадки. По краю, как и прежде, возвышались восемь остроконечных зубцов, поднимающихся к небу еще на сорок футов.

Воспоминания, связанные с этим местом, действовали на него угнетающе. Здесь поджидал его Медат после того, как заманил в башню. Здесь стояли заговорщики из благородных семейств, сумевшие преодолеть его защиту и… Он поморщился, глядя на секцию ограждения, откуда его сбросили вниз. С тех пор прошло много времени, больше сорока лет, но воспоминания были удивительно отчетливыми. Настолько, что он даже обыскал про–взглядом площадку, чтобы убедиться, что кроме него здесь никого нет.

«Глупо», — упрекнул себя Эдеард. Он решительно уселся на пол, скрестив ноги, и поднял взгляд к небу. Над вершинами западного края небесного свода, почти у границы аквамаринового сияния туманности Ку сверкал Браслет Гикона. Несмотря на то что теперь Эдеард знал, где искать, невооруженным взглядом Небесного Властителя было не видно. Вместо этого Эдеард мысленно обратился к нему. Всеми силами своего разума он сосредоточился на приветствии и даже визуально представил, как единственная мысль устремляется вдаль через пространство.

И Небесный Властитель наконец ответил ему.

Финитан удалился на покой и жил в районе Тоселла, в одном из домов, которые гильдия эгг–шейперов предоставляла самым достойным из своих членов, когда те уходили на покой. Это было большое прямоугольное здание с пышным красно–зеленым орнаментом на уровне третьего этажа. У входа не стояло никакой охраны, лишь ген–пес, свернувшийся рядом с воротами, рассеянно посмотрел на Эдеарда и зевнул. В те времена, когда Эдеард только обосновался в городе, какая–то охрана имелась при каждом большом здании. Большие семьи и гильдии содержали отряды, по численности не уступавшие отрядам констеблей. Теперь они значительно уменьшились, и обязанности охранников снова перешли к ген–формам.

Через открытые деревянные ворота Эдеард прошел в центральный двор, ограниченный стенами, по которым до самых верхних балконов поднимались плети гурклозы с пышными красно–белыми цветами, а в середине, в небольшом пруду, весело журчал фонтан. Несколько ген–мартышек трудились на источающих сильный аромат клумбах, а другие подметали серо–белые плитки двора. По центральной лестнице Эдеард поднялся сразу на третий этаж.

На площадке его поджидала молоденькая послушница в безукоризненно чистой бело–голубой форме. Она слегка наклонила голову.

— Идущий–по–Воде.

— Как он?

— Сегодня немного получше. Утром боль не такая сильная. Он в сознании.

— Так он принимает лекарство?

Она с сожалением улыбнулась.

— Только когда сам этого захочет и если боль становится невыносимой.

— Я могу его навестить?

— Конечно.

Окна в комнате Финитана были узкими и длинными — от пола до самого потолка. Стены и потолок белые, а пол — блестящий, красновато-коричневый, с зелеными вкраплениями в виде мелких листьев, словно они упали и окаменели в ткани города. Обстановка тоже отличалась простотой, только стол и несколько стульев, да широкая кровать, наполовину утопленная в полукруглый стенной альков. Финитан сидел на постели, прислонившись спиной к нескольким плотным подушкам.

— Я побуду снаружи, — негромко сказала послушница и закрыла за собой массивную резную дверь.

Эдеард подошел к кровати, попутно прихватив третьей рукой один из стульев. Тихонько усевшись, он внимательно осмотрел своего давнего друга. Финитан сильно похудел; казалось, что болезнь пожирает его тело изнутри. Несмотря ни на что до последнего времени он неплохо держался, но теперь очень ослабел. Под кожей явственно выделялись голубые вены, а густые прежде волосы поредели и стали совсем седыми.

Про–взгляд Эдеарда обследовал его тело, обнаружив зловещие наросты в легких и грудной клетке.

— Нельзя быть таким любопытным, — прохрипел Финитан.

— Простите, я только…

— Хотел посмотреть, не уменьшилась ли опухоль и не стало ли мне лучше?

— Да, примерно так.

Финитан слабо улыбнулся.

— Исключено. Заступница призывает меня. Честно говоря, в последнее время я каждый раз удивляюсь, проснувшись поутру.

— Не говорите так.

— Ради Заступницы, Эдеард, смирись с тем, что я умираю. Я давно уже привык к этой мысли. Или ты намерен из вежливости заверять меня, что скоро поправлюсь? Укреплять мой дух?

— Я не собираюсь этого делать.

— Спасибо, Заступница. А вот негодные послушницы только тем и занимаются. Они думают, что это помогает, тогда как на самом деле только вызывает у меня депрессию. Можешь себе представить? Вокруг меня суетятся два десятка двадцатилетних послушниц, а я только и мечтаю, чтобы они заткнулись и убрались вон. Что за конец для мужчины?

— Достойный?

— Печально достойный. Я знаю, как мог бы поступить. Вот было бы здорово, да? Ошеломить всех у самого финиша.

Эдеард невольно усмехнулся, хотя ему очень хотелось плакать.

— Да, это было бы что–то. Может, спросить у доктора снадобье, которое придаст сил напоследок?

— Так–то лучше. Спасибо, что пришел. Я ценю твое внимание. Особенно сейчас, когда началась предвыборная кампания. Да, кстати, как там дела?

— Ну, в победе Трэвала сомневаться не приходится. О себе я этого сказать не могу. В частности, по словам помощников, я опережаю соперника всего на пару процентов. Главным констеблем снова может стать Йаранс.

Он постарался скрыть свое разочарование.

Финитан широко улыбнулся и откинул голову на подушки.

— И это тебя раздражает, не так ли? Ты меня восхищаешь, Эдеард. Ты так давно живешь в городе, но так и не научился скрывать свои эмоции. Единственный недостаток в твоих психических способностях, удивительно! И я прекрасно понимаю, как тебя задевает, что после всех побед на благо Маккатрана ты, Идущий–по–Воде, еще должен бороться за каждый голос.