Веласко вел себя как аристократ, каковым он и был. Он отлично держался в седле, любил охоту и платил своему старшему конюху в Мексике неслыханную сумму – 2000 дукатов в год. Охотились на соколов, гусей и журавлей. Конюшни Веласко были достойны королей – причем королей богатых, а за его прекрасными лошадьми хорошо ухаживали и всячески их холили. У него имелась особая арена для боя быков, и по воскресеньям на ней проводили корриду. Часто устраивались скачки, и вице-король лично принимал в них участие, причем выбирал самые сложные заезды. Историк Фернандо Бенитес пишет о Веласко, что тот был аристократом, который, что удивительно, любил индейцев, но, будучи королевским представителем, не спускал даже малейшего неповиновения. Ему «криольос» [22] казались толпой мятежных юнцов, и он относился к ним с презрением¹¹⁸.

В более богатом королевстве Перу был свой Веласко, наследник великого Педро де ла Гаски, еще один аристократ – более того, еще один Мендоса. Речь об Андресе Уртадо де Мендосе, маркизе Каньете, внуке одного из незаконнорожденных сыновей знаменитого кардинала Гонсалеса де Мендосы, ближнем кузене Аны, принцессы Эболи, супруги королевского секретаря Руя Гомеса. Маркиз женился на дочери графа Осорио, который был главой совета по делам Индий в 1530-х годах, и взял с собою в Перу многих отпрысков высшей кастильской знати. Он первым из вице-королей Перу стал править этими владениями мирно (1556–1560), как если бы это была не Южная Америка, а очередная испанская провинция. Маркиз строил больницы и мосты, завел двор с пажами и стражей и сумел установить единую власть над несколькими местными советами¹¹⁹. Он щедро распределял энкомьенды среди пожилых сторонников Альмагро¹²⁰, просто потому, что к тому времени они достигли преклонного возраста.

Также маркизу Каньете выпало заключить мир с наследником Великого инки, так называемым Сайри Тупаком [23], которого в Лиме приняли радушно и со всеми подобающими церемониями; впоследствии его дочь даже вышла замуж за Мартина Гарсию де Лойолу, внучатого племянника основателя ордена иезуитов, тем самым установив поистине невероятную связь между древним Перу и орденом иной религии.

Пятого мая 1558 года Сайри Тупак прибыл в Лиму и был торжественно встречен маркизом Каньете. В честь гостя устроили пиршество во дворце архиепископа Лоайсы, и на пиру обнародовали указ о наделении Сайри Тупака поместьем. Вообще в шестнадцатом столетии было принято улаживать все политические проблемы именно на пирах. Сайри Тупак выдернул нить из шелковой кисточки скатерти и поднял ее повыше, как бы сравнивая с цельной кисточкой, каковая олицетворяла, в его понимании, империю его деда Атауальпы¹²¹. Но вскоре выяснилось, что этот наследник Великого инки располагает собственностью в Оропесе, Акиауане и Пукарии общей стоимостью свыше 17 000 песо. Кроме того, у него была сестра-«королева» по имени Куси Уаракай, на которой он впоследствии женился.

Хуан де Виверо, монах-августинец, добился некоторых успехов в приобщении инков к христианской вере. Позже в том году, когда его принимали в Лиме, Сайри Тупак крестился вместе с женой.

Несмотря на несомненные политические успехи, маркизу Каньете в Лиме было тоскливо. Он много тратил и постоянно жаловался на стоимость покупок. Капитан арбалетчиков из личной стражи маркиза, Мартин де Авенданьо, объяснял, что не способен прожить на жалованье в 3000 песо, даже с учетом еще 4000 песо из налогов на Индии¹²².

В конце концов Каньете написал королю Филиппу – мол, он уже отправил одиннадцать писем из Лимы в совет по делам Индий, но ни на одно не получил ответа. По всей видимости, это письмо восприняли как жалобу, и вряд ли можно считать неожиданностью тот факт, что вице-короля вскоре отозвали. Его сменил другой аристократ, поскольку до Перу эпоха профессиональных управленцев (letrado) еще не докатилась. Преемника звали Диего Лопес де Суньига-и-Веласко, граф Ниева; он приходился родственником семейству герцога Бехара, покровителя Кортеса, ранее наместника в Галисии, сражавшегося бок о бок с императором в Тунисе, Италии и Франции. Родившийся в Бургосе в 1500 году, Ниева был сыном Антонио де Веласко и Франсиски Лопес де Суньиги, графини Ниева. Женился он на сестре следующего вице-короля Новой Испании.

Сам Ниева был назначен вице-королем в декабре 1558 года, как раз когда на Перу обрушились эпидемии гриппа и оспы¹²³. Ни та, ни другая хворь не посещала эти земли до прибытия испанцев, поэтому ни у кого из инков не было иммунитета. Тысячи – а то и десятки тысяч – человек скончались в муках.

Эксцентричность Ниевы проявлялась, например, в том, что он хотел зваться «его светлостью», а не «его превосходительством». Он вел разгульную и нечестную жизнь, оставляя за собою длинный след из долгов. Однако нет никаких доказательств того, что его убил ревнивый супруг Родриго Манрике де Лара, чью жену вице-король якобы изводил домогательствами, как уверяла – шепотом – молва. Так или иначе, несколько лет после смерти Ниевы в 1560 году Перу правил инспектор Лопе Гарсия де Кастро, который оставался у власти вплоть до прибытия одного из наиболее могущественных среди ранних вице-королей, Франсиско де Толедо¹²⁴.

Ниева и Гарсия де Кастро испытывали немалые сложности во взаимодействии с уцелевшими Писарро, членами семьи покорителя этих мест. Пускай они не желали иметь никаких контактов с администрацией, эта семья до сих пор обладала изрядной экономической мощью. В 1556 году доходы по-прежнему находившегося в заключении Эрнандо Писарро и его новой жены Франсиски от энкомьенд в Перу (прежде всего в долине Юкай и от плантаций коки в Ависке) составляли от 100 000 до 150 000 песо ежегодно¹²⁵. Писарро выращивали маис и коку, а также владели серебряными рудниками в Порко, которые являлись основным источником серебра до обнаружения Потоси.

Через долину Юкай протекала большая река Урубамба, полноводный приток Амазонки, и на этой реке проживал инка Уайна Капак. В 1560 году считалось, что производство коки выросло в пятьдесят раз с момента завоевания. Кока являлась самым важным товаром, заслуживающим обложения пошлинами, в окрестностях Куско.

Писарро, кроме того, владели немалыми богатствами в самой Испании и возвели на перуанское серебро «дворец завоевания» в своем родном городе Трухильо в Эстремадуре; за строительством надзирал criado [24] семейства, Эрнандо Чакон. Также Писарро владели недвижимостью в Сарсе, примерно в двадцати милях южнее Трухильо. Вдобавок семейство сохраняло давние интересы в Никарагуа и Панаме, где у них имелась энкомьенда на острове Табога. Они до сих пор содержали военизированную «компанью», Левантийский отряд, который исследовал и заселял Перу. У «компаньи» было множество инвесторов, хотя первоначально Писарро и Альмагро выступали самыми влиятельными вкладчиками, наряду с Паскуалем де Андагойей и Гаспаром де Эспиносой и его сыновьями.

Важной частью имперской политики в Новом Свете оставались резиденции (residencias), то есть проверки деятельности наместников и прочих должностных лиц, которые готовились к отбытию на родину. Эта практика восходит к так называемому кодексу Зенона [25], применявшемуся в Восточной Римской империи в пятом столетии. В Испании был принят соответствующий закон, известный как Siete Partidas [26]: чиновникам полагалось оставаться в должности в течение пятидесяти дней после истечения срока полномочий, дабы они имели возможность восстановить справедливость по отношению ко всем, кто считал себя неправедно обиженным. Отсюда и понятие «резиденция» (в значении «расследование должностного преступления»)¹²⁷.

Судья, специально назначенный стряпчий, готовил вопросник с довольно-таки жесткими формулировками; например, вопросы могли звучать так: «Выполнял ли отбывающий чиновник свои обязанности в соответствии с предписаниями?» Затем судьи рассматривали и отвергали показания заведомо предвзятых свидетелей. В шестнадцатом столетии в Новом Свете насчитывалось около 200 резиденций, расследования осуществлялись из Мешико, Гватемалы, Панамы, Лимы и Санто-Доминго. К числу тех, чью деятельность проверяли подобным образом, принадлежало большинство выдающихся конкистадоров той эпохи. Среди них были Кортес, Педро де Альварадо, Нуньо де Гусман и Франсиско де Монтехо в Новой Испании; Эрнандо де Сото в Перу и Флориде; Педрариас Авила в Панаме; Диего Веласкес на Кубе; Хименес де Кесада в Венесуэле и Педро де Эредия в Картахене-де-Индиас. Расследование деятельности Кортеса оказалось весьма подробным и составило почти 6000 страниц. Однако таким проверкам ни разу не подвергали ни семейство Писарро, ни большую часть перуанских конкистадоров¹²⁸.