Французов на мирных переговорах возглавлял коннетабль королевства, миролюбивый герцог Анн¹⁰ де Монморанси, которого поддерживал более воинственный и умный кардинал Лотарингский, брат герцога де Гиза, опытного воина, отобравшего у англичан Кале. При столь высокородных фигурах французской делегации состояли Жан де Морвилье и Себастьян де Л’Обеспен, образованные люди, исполнявшие обязанности секретарей (Л’Обеспену вскоре предстояло стать французским послом в Нидерландах)¹¹.

По поводу Монморанси венецианский посланник Мартин де Кавалли сообщал дожу: «Когда царит мир, коннетабль является наиболее важной персоной во Франции; если начинается война, он становится узником, лишенным всяких полномочий»¹². Отмечу, что сообщения венецианских посланников вообще служат отличным сторонним источником сведений о дворах, при которых эти посланники состояли.

В состав этих делегаций, если коротко, входили лучшие люди Европы. Альба и Монморанси в 1559 году совместно прилагали дипломатические усилия. Первый был надежнейшим из придворных короля Филиппа, который восхищался герцогом – и опасался его. Второй же славился как умелый переговорщик¹³.

На мирных переговорах, которые завершились подписанием документов 2 и 3 апреля 1559 года, обсуждалась судьба множества территорий и границ, в том числе участь значительной части Италии и ряда небольших городков с гарнизонами (так называемых presidios) – Таламоны, Орбетелло, Порто-Эрколе и Санто-Стефано; они находились в имперском владении, что позволяло Испании препятствовать торговле между Генуей и Неаполем¹⁴. Также подлежали обсуждению браки и права наследования. Выйдет ли новая королева Англии Елизавета замуж за короля Филиппа, овдовевшего супруга ее сестры Марии? А как быть с красивой, но очень юной дочерью Генриха II Французского, Елизаветой Валуа? Возможно, она станет женой наследника испанского престола Карла («Дона Карлоса»)? Или, быть может, предпочтет сочетаться браком с его отцом Филиппом? Герцог Альба писал из Ле-Кеснуа, укрепленного города между Камбре и Парижем, что для короля Испании не кажется разумным отказываться от повторной женитьбы, поскольку у него всего один сын¹⁵. Между тем будущее Кале определилось весьма любопытным образом. Если королева Елизавета Английская выйдет замуж и родит сына и если этот сын женится на дочери короля Франции (или даже на дочери дофина), он унаследует Кале. Но если это предложение не понравится королеве Елизавете, город вернется к ней спустя восемь лет. Приблизительно 500 000 крон подлежали уплате в Венеции в качестве обеспечения для даров¹⁶.

Итальянцы приняли то, что Стендаль через несколько сотен лет назовет «испанским деспотизмом»¹⁷, поскольку им в равной степени требовались надежная защита от турок и желанное американское серебро¹⁸. Но Франция сумела сохранить за собой несколько опорных точек в Италии, причем сразу пять в Пьемонте, включая Турин, Пинероло и Савиньяно, а также маркизат Салуццо. Впрочем, эти опорные точки не шли ни в какое сравнение с теми областями Корсики и Сиены, которые пришлось отдать генуэзским дожам и великому герцогству Тосканскому, фактическим вассалам Испании.

Альба, Гомес, принц Оранский и граф Эгмонт отправились из Камбре во французскую столицу. До отъезда они посетили в Брюсселе заседание капитула ордена Золотого руна, рыцарского ордена, основанного Филиппом Добрым в Бургундии в пятнадцатом столетии; потомки Филиппа старательно поддерживали статус наивысшего рыцарского ордена. Как выяснилось, герцогу Альбе предстояло сыграть в Париже новую роль: ему выпало жениться на французской принцессе Елизавете от имени короля Филиппа.

Свадьба, призванная ознаменовать конец войны, была назначена на 22 июня, и церемония прошла на помосте, установленном к западу от собора Нотр-Дам. Альба облачился в золоченую ткань и надел на голову императорский венец, а новая королева сверкала бесчисленными драгоценными камнями. После церемонии герцог передал Елизавете шкатулку, полную самоцветов и с портретом короля на крышке – разумеется, от имени Филиппа¹⁹. Затем вошел в спальню королевы, возложил одну руку и одну ногу на кровать, после чего удалился. Благодаря этому опосредованному браку с Филиппом Елизавета осталась в истории под именем «Королевы мира». Затем состоялась вторая свадьба, между Маргаритой, сестрой Генриха II, и герцогом Савойским Эммануэлем Филибертом. Последний, в отличие от короля Филиппа, присутствовал на церемонии лично и стал первым савояром, который получил европейскую известность как государственный деятель.

Дальше начались турниры. Также устроили охоту в Шантильи, и на этой охоте король Генрих сказал принцу Оранскому, что герцог Альба готов приступить к искоренению ереси, опираясь на совместную испано-французскую армию, и начать хочет с «чумного пятна» Нидерландов. Король ошибся в выборе наперсника: Оранский промолчал, но пришел в ужас²⁰.

Специальную турнирную площадку устроили на рю Сент-Антуан, знаменитой парижской улице, что вела от Лувра до Бастилии; этой дорогой от королевского дворца до тюрьмы в прошлом частенько проходили разные люди, в том числе – нежданно-негаданно для них самих – особы благородных кровей. Король Генрих II Французский лично бился на этом турнире²¹. С мостовой по такому поводу сняли весь булыжник. С балконов свисали роскошные штандарты с гербами Испании, Франции и Савойи, а между колоннами особняков поставили статуи, аллегории выгод и преимуществ мирного сосуществования.

Два дня состязаний прошли благополучно. 30 июня король Генрих, в черно-белых цветах своей официальной фаворитки, maitresse en titre, Дианы де Пуатье и верхом на коне по имени Мальер [8], взял верх в нескольких поединках. Диана присутствовала и радовалась победам монарха. Королева Екатерина Медичи, которая, пускай муж надел цвета соперницы, тоже наблюдала за турниром, попросила Генриха прервать выступления под предлогом жары, но король ответил, что должен провести еще три поединка, как предписывают правила. Он успешно справился с герцогами Савойским и де Гизом, но затем ему бросил вызов молодой гугенот Габриэль де Монтгомери, граф Лоржеса, капитан королевской шотландской стражи²². Первое столкновение не выявило победителя, и, возможно, турнир следовало на этом закончить. Но Генрих отказался положить копье, воскликнул: «Я хочу отомстить!», потому что Монтгомери едва не ссадил монарха с коня. Он снова напал на графа, и на сей раз столкновение вышло столь яростным, что деревянные копья сломались, а оба бойца рухнули наземь. Монтгомери вскоре поднялся, а вот Генрих лежал недвижимо и истекал кровью. Кусок дерева длиной четыре дюйма торчал из забрала королевского шлема. Монтгомери умолял, чтобы его покарали за явное преступление, но король, очнувшись, даровал ему прощение. Затем Генриха перенесли в ближайший королевский дворец, ветхий Maison Royale des Tournelles, получивший свое название из-за многочисленных башенок и возведенный в конце четырнадцатого века канцлером Франции Пьером д’Оржемоном. К королю призвали величайшего хирурга эпохи, бельгийца Амбруаза Парэ, которого направил из Брюсселя Филипп Второй, а также анатома Андреаса Везалиуса, лучшего врача тех лет, который служил сперва императору Карлу, а после его сыну королю Филиппу²³. Присутствие у постели раненого двух столь выдающихся людей, служивших вдобавок двум противоборствовавшим монархам, и вправду доказывало, что в Европе наступил мир. Увы: пускай он временно приободрился, попечением этих даровитейших врачей, король Генрих умер 10 июля²⁴ – в расцвете сил, всего сорока одного года от роду. Он оставил сиротами четверых малолетних сыновей, ни один из которых не был готов править королевством.

Тем самым власть над Францией перешла к скорбящей вдове Генриха, умной и решительной Екатерине Медичи, правнучке Лоренцо Великолепного, правившего некогда во Флоренции. Ее правление длилось почти тридцать лет. Среди первых действий Екатерины в качестве регента стоит упомянуть снос дворца Maison Royale des Tournelles, где скончался король²⁵. Она перебралась в Лувр, где и жила с тех пор. На месте же снесенного дворца сначала разбили лошадиный рынок, а затем, в апреле 1612 года, здесь появилась площадь Пляс-Рояль, ныне известная как Площадь Возегов. Виктор Гюго говаривал, что этой привлекательной площадью, на которой проживал он сам, мир обязан копью Монтгомери²⁶.