— Навряд ли он найдет работу в нашем тихом городке, — невозмутимо ответил Степан. Он вытянул из жилетного кармашка золотые часы, щелкнул крышкой и сокрушенно покачал головой: — Мне надо поторопиться. Коллинз будет ворчать, если я задержусь. Если я вас правильно понял, Крис, вы не любите зайчатины. Что ж, надеюсь, вы не откажетесь от оленьей ноги? Как только подстрелю первого оленя, ваша хозяйка получит посылку из лагеря.

— Будьте осторожнее, Стивен. — Шериф подал ему руку. — И никогда не ходите на охоту без помощника.

Говорят, если ты слышишь, как летит пуля, то она летит не в тебя. Эти звуки были знакомы Гончару. Бывало, пули вспарывали воздух над головой, или с пчелиным жужжанием проносились сбоку, или злобно мяукали, отскочив от преграды. Но свою пулю он, как водится, не услышал. Больше того, когда она ударила его в бок, Степан услышал только, как лязгнули его зубы. Уже потом до него донесся треск далекого выстрела.

А еще говорят, что змея не ужалит человека, когда он пьет воду из ручья рядом с ней. Этот закон природы соблюдают даже палачи — они никогда не откажут приговоренному в последнем глотке виски. Но охотник за скальпами не обязан следовать законам или хотя бы приличиям. Его пуля настигла Степана как раз в тот момент, когда он поднес к пересохшим губам флягу с водой.

От удара Гончар потерял равновесие. Выронив поводья, он соскользнул с лошади и откатился за валун, возвышавшийся над сухой травой. Тучка фыркнула и подошла к нему. Степан хлопнул ладонью по земле и зашипел, отгоняя кобылу. Она послушно отбежала в сторону, оглянулась пару раз и, убедившись, что хозяин не собирается вставать, принялась щипать молодые былинки, зеленеющие в бурой прошлогодней траве.

Гончар ощупал бок. Крови не было. Пуля угодила в патронташ, где, к счастью, были только пустые гильзы.

"Ну, что же, ты получил еще один шанс, — подумал Степан. — Если противник застал тебя врасплох и ты еще жив — он в твоих руках".

Он осторожно выглянул из-за валуна, раздвинув траву. Его шляпа валялась на песке в двух шагах от него. Рядом лежала фляга, и из открытого горлышка, булькая, выливалась вода. "Отлично, — подумал Гончар. — Он должен думать, что выстрел был удачным. Со стороны все выглядит именно так: я свалился мешком, при этом потерял самое дорогое, что есть в пустыне, — шляпу и воду. И лошадь обнюхала хозяина и отскочила, как от покойника. Да, я покойник, я валяюсь за камнем, подойди и убедись в этом".

Он медленно отполз в сторону и пристроил ствол винчестера между двумя камнями. Противник обязательно подойдет к нему. Ведь, чтобы получить вознаграждение, надо привезти к полицейскому участку тело убитого преступника…

Палмер недаром предупреждал его об опасности. Возможно, шериф догадывался, что "мистер Такер" не от хорошей жизни застрял в их глухомани, но ему не было никакого дела до того, что осталось в прошлом. На Западе многим часто приходилось менять не только место жительства, но и имя. Разорившийся промышленник становился удачливым фермером, бывший банкир обзаводился табуном, да и сам шериф наверняка оставил на востоке что-нибудь такое, к чему не хотелось бы возвращаться. Здесь никто не спрашивал о вчерашнем, в цене было только то, что ты мог предложить сегодня. И если порядочному торговцу угрожает встреча с наемным убийцей, почему бы не предупредить его об этом? Хотя бы для того, чтобы уравнять шансы.

После разговора с шерифом Степан не стал медлить. В ту же ночь он оказался в тридцати милях от Маршал-Сити. Остановив фургон на берегу озера, Гончар прекрасно выспался под шорох сухих камышей и вой далеких койотов. На следующее утро прибыл Коллинз с парой работников, и они принялись за устройство лагеря.

Взяв на себя работу по добыче пропитания, Степан в первый же день подстрелил бизона. Теперь они были обеспечены мясом, по крайней мере, на неделю, но Гончар продолжал каждый день выезжать из лагеря с дробовиком и винчестером. Наверное, работники считали его не самым удачливым стрелком, потому что обычно мистер Такер возвращался с пустыми руками. И неудивительно. Ведь вместо того чтобы выслеживать дичь, Гончар целый день проводил на макушке холма, в тени густого кустарника. Его Тучка паслась в неприметной ложбинке, а сам он то упражнялся с револьверами, то вскидывал бинокль, разглядывая облачко пыли, показавшееся в степи.

По следу первых фургонов из города тянулись открытые повозки с грузом или с новыми работниками, сидевшими на бортах, свесив ноги. За неделю незаметная тропа превратилась в накатанную дорогу. Шесть больших палаток поставили не в ряд, а кольцом, чтобы в середине лагеря было место, защищенное от неутихающего степного ветра. По утрам рабочих будили звонкие удары по обрезку рельса, висящего рядом с кухней. А вечерами все собирались вокруг фургона Мамаши, где можно было принять "снотворного", перекинуться в кости да почесать языки. Там-то Гончар и услышал, что в городе появился хлыщ на белой арабской кобыле. И понял, что ждать осталось недолго.

Степан был готов к засаде, но все-таки прозевал выстрел, и вот теперь валялся за камнем, ожидая, когда Хэнк Форман соблаговолит прикончить его.

Он не чувствовал ни страха, ни злости и заботился только о том, чтобы все сделать правильно. Убегать — поздно, нападать — не на кого, остается только ждать, глядя на происходящее как бы со стороны, с высоты птичьего полета. И пытаться представить себя на месте противника. "Ему сейчас тоже несладко, — думал Степан, прислушиваясь к тонкому посвистыванию ветра в сухой высокой траве. — Сначала пришлось долго лежать на колкой земле, поджидая меня. А теперь он, наверно, подкрадывается, переползает в траве, и вся его одежда уже в колючках, и песок набился в рукава. Ему все же придется встать, чтобы увидеть меня. Но он понимает, что, как только встанет, я его уложу. Это в том случае, если я жив. Он надеется, что убил меня. Он почти уверен в этом, и ему самому кажутся лишними все эти предосторожности. Но он будет ползти и не поднимет головы лишний раз. Черт возьми, сколько хлопот из-за какой-то тысячи долларов! Да я не задумываясь заплатил бы ему больше, лишь бы он успокоился и оставил меня в покое. Столько дел в городе, да и лагерь нельзя оставлять без присмотра, а мы тут играем в прятки. Два солидных человека валяются на земле, и один из них так и останется лежать. И все из-за того, что Хэнку Форману хочется увеличить свой счет в банке".

Он услышал, как Тучка переступила на месте и тряхнула гривой, а потом коротко всхрапнула. Степан скосил глаза на нее. Кобыла замерла, повернув голову вправо. Она что-то увидела в траве.

"Со спины заходит", — понял Гончар, бесшумно перекатываясь на другой бок. Он распластался на земле, держа револьвер обеими руками. Где-то впереди с легким хрустом ломались стебли травы. Степан и не знал, что способен различить такие звуки. Но он вдруг понял, что слышит даже тиканье часов, упрятанных в карман жилета. А непрерывный пульсирующий гул — это шумит в ушах его собственная кровь. Он не замечал только своего дыхания, потому что не дышал. Зато впереди все яснее слышалось дыхание противника.

Но вот и оно замерло.

Может быть, Тучка заметила зайца? Невинный зайчишка, исхудавший за зиму, возится в траве и не подозревает, что на него нацелен кольт сорок пятого калибра. Как тебя зовут, несчастный грызун? Случайно, не мистер Форман? Гончар застонал, прикрыв рот ладонью и немного отвернувшись, чтобы звук дошел до Хэнка, отразившись от валуна. Среди охотников полно любителей стрелять по любому шуму. Им и невдомек, какие шутки иногда вытворяет эхо.

— Эй, Питерс! — послышалось из травы.

"Спасибо, Хэнк, — подумал Гончар. — Ты облегчил мне работу".

Степан вытянул руку, наведя револьвер на дрожащие сухие колоски. Он уже точно знал, где находится противник. Если только Форман сам не повторил его акустический фокус.

— Не знаю никакого Питерса… — страдальчески промычал он, продолжая прикрывать рот согнутой ладонью, как рупором. — Я Такер… Кто-то стрелял в меня…