Вот и сейчас перед ней оказался солтан Ибрагим, муж покойной сестры, и воспоминания, спрятанные Нурсолтан в самый дальний уголок сознания, всплыли вновь. Когда-то Шахназ уверяла Нурсолтан, что Ибрагим любит её. Но для любящего мужа, солтан, на глазах которого умирала жена, повёл себя более чем странно. А от воспоминаний о том, как Ибрагим вёл себя с ней, женой своего брата, Нурсолтан бросало в краску. Он едва не признавался ей в любви, и всё это в те мгновения, когда душа Шахназ отлетала к небу! Как ни старалась Нурсолтан, но не могла заставить себя оказать уважение солтану Ибрагиму, которого она в глубине сердца презирала. Она не желала ни говорить с ним, ни общаться, даже если того требовали правила приличия.

Отступив от Ибрагима, Нурсолтан обошла его, и направилась назад, к Тронному залу, но мужчина преградил ей путь.

– Не слишком вы ласковы с единственным братом вашего мужа. Отчего бы вам не поприветствовать меня, как это положено? Или в улусе вашего отца вас не обучали правилам хорошего тона?

– Уйдите с дороги, солтан, я не желаю говорить о приличии с человеком, нарушающим эти правила на каждом шагу!

Она опять попыталась обойти его, но Ибрагим, засмеявшись, легко пресёк её попытку.

– Когда вы сердитесь, в ваших глазах загораются такие воинственные огоньки. Ваш презрительный тон может отпугнуть кого угодно, но только не меня! Ведь у нас так много воспоминаний, Нурсолтан, и нам не помешает поговорить об этом, вам так не кажется, дорогая невестка?

– Что вы хотите от меня?!

– Немногого, Нурсолтан! Хочу, чтобы смотрели на меня ласковей и чаще беседовали со мной. Ведь нас объединяет одно горе – смерть нашей маленькой Шахназ…

– Не смейте! – Нурсолтан сжала кулаки. – Вам недостаточно того, что вы оболгали свою покойную жену, представив её в лице всего двора дикаркой, не отходившей от стола? Вы и сейчас готовы посмеяться над ней. Вы и в самом деле чудовище, Ибрагим, глядя на вас, трудно поверить, что вас родила женщина!

– Замолчите! – Солтан вцепился в руку женщины, даже не замечая, что делает ей больно. – Вы всё время оскорбляете меня, Нурсолтан, должно быть в этом вы ушли недалеко от своей сестры! Но придёт время, и я заставлю вас уважать себя, а иначе берегитесь!

Задыхаясь от ненависти, они глядели друг на друга.

– Вы обвиняете меня в том, что я сказал неправду о смерти вашей сестры. Да, Нурсолтан, я солгал! Но если я расскажу всю правду, то Шахназ, где бы она сейчас ни находилась, в раю или аду, проклянёт вас. Поверьте, для всех нас лучше, если смерть Шахназ будет выглядеть смешной, чем откроется позор, в который она ввергла нас всех!

– Позор?! О чём вы говорите, солтан? В чём ещё хотите обвинить мою бедную сестру?

– О, ваша бедная сестра провинилась в самой малости, Нурсолтан! Она была уличена в прелюбодеянии со стражником.

Если бы все молнии и громы небесные разом ударили в ханский сад, они не поразили бы Нурсолтан так сильно, как слова Ибрагима. Внезапно онемев, она глядела на солтана полными недоверия глазами, и в этих глазах он прочитал: Нурсолтан ждала объяснений. Солтан Ибрагим понял: здесь, сейчас и только от него зависит, останется ли смерть Шахназ тайной навсегда, или уже завтра сплетни разнесутся по двору. И тогда ему будут сочувствовать, заглядывая в глаза, а потом злорадно посмеиваться за спиной, смакуя подробности.

– О моя дорогая невестка! – Ибрагим вдруг услышал свой голос со стороны и поразился сам себе. Его голос звучал именно так, как он должен был звучать сейчас, это был голос страдающего человека, с трудом сдерживающего свою боль. – Я так любил Шахназ! Ради неё я позабыл Фатиму-солтан. Я дарил вашей сестре дорогие подарки, баловал и холил её, а она вонзила нож мне в спину! Она получала от меня всё, о чём только может мечтать женщина, но ей оказалось этого мало. Я должен признать: её любовник, этот Аллахом проклятый стражник, был очень красив. Смазливый юнец с такими же синими глазами, как и у вас, Нурсолтан. Должно быть, сам Иблис поставил этого мужчину на пути моей жены, иначе я не могу объяснить измены Шахназ.

– Вы говорите, такие же глаза как у меня? – Непослушными губами едва вымолвила Нурсолтан. – О Всевышний, этого не может быть! Она увидела в этом стражнике Хусаина… О всемогущий Аллах, почему ты допустил это?

Неслышные слёзы потекли по бледным щекам молодой женщины. Она плакала в безмолвном своём горе, ссутулив хрупкие плечи и желая только одного – умереть до момента, когда услышала о позорном падении своей любимой сестры.

А в Тронный зал дворца уже прибыли последние гости и с минуты на минуту должны были объявить о начале пира. Сэрби-ханум не находила себе места. В волнении она так дёргала свой роскошный золотой браслет, что, в конце концов, сломала его, пот градом тёк по тучному лицу женщины, оставляя тёмные бороздки среди слоя белил и румян.

– Фатима-солтан, дорогая, – наконец обратилась она к молодой женщине, не отходившей от ханум ни на шаг. – Я очень волнуюсь за солтана Халиля. Моей невестки до сих пор нет, а что если и в самом деле у неё в саду свидание с мужчиной? Я не могу доверить этого никому, вы же понимаете, как это важно, чтобы в подобных делах не участвовали посторонние уши и глаза. Прошу вас, Фатима-солтан, сходите в сад и приведите Нурсолтан в зал, если вы вернётесь вдвоём, это будет так естественно!

– Конечно, уважаемая Сэрби-ханум, вам не стоит так волноваться. Я сейчас же отправляюсь за вашей невесткой.

И ободряюще улыбнувшись пожилой женщине, Фатима-солтан направилась к дверям ханского сада.

В то же самое время солтан Ибрагим, не сводя напряжённого взгляда с бледного женского лица, продолжал свою речь:

– Перед вами стоит очень важный выбор, Нурсолтан! Вы можете открыть тайну смерти вашей сестры, но тогда покроете её имя вечным позором, а зловонная грязь сплетен коснётся каждого из ханской семьи, и в первую очередь вас! Вы всегда были очень близки. Что скажут люди, если узнают, что Шахназ была блудницей? Не обвинят ли в этом же вас?

– Солтан. – Голос, который прервал его пламенные речи, был слаб, но он услышал его и замолчал. – Прошу вас, скажите, кто заставил Шахназ принять яд?

– Как вы могли подумать, дорогая?

Он опустился на скамью рядом с молодой женщиной и осторожно взял её руки в свои ладони. Нурсолтан не отдернула их и воодушевлённый этой маленькой победой, он продолжал:

– Я не знаю, откуда у Шахназ оказался яд. Должно быть, она была очень напугана, раз решилась на такой отчаянный шаг. Она не знала, бедная моя девочка, что я не причиню ей вреда, что никому не сообщу об её измене. Конечно, не могло быть и речи о полном прощении. Она оскорбила меня и растоптала мою любовь! Я думал отправить её в загородное имение, пока не зарастёт рана, нанесённая в самое сердце. Но Шахназ решила иначе! Когда я вошёл в её покои и увидел, как жестоко она мучается, я окаменел. Не помню, что говорил и делал тогда, я был не в себе, и если в вашей холодности виновато моё поведение в тот день, прошу простить меня, Нурсолтан, но я не ведал, что творю.

В следующее мгновение солтан Ибрагим понял, что провёл блестящую партию и добился своего, потому что Нурсолтан, крепившаяся до этой минуты из последних сил, разрыдалась и упала в его объятия. Утешая, он прижимал её к себе всё теснее, шептал на ушко ласковые успокаивающие слова, гладил вздрагивающую от плача женскую спину, тепло которой, казалось, насквозь прожигало его ладони. «О Аллах, – думал он, наслаждаясь преступными ласками своими. – Эта женщина подобна жемчужине, разгоняющей в сердце печаль и горе, и заботу. Эта женщина может сделать безумным самого рассудительного. Ради обладания её красотой я сверну горы и уничтожу все препятствия на своём пути, и она станет моей, и мне всё равно, кто поможет мне в этом: Всевышний или сам Иблис!»

Оба они и не заметили Фатимы-солтан, притаившейся за густым кустом жасмина. Супруга Ибрагима едва не распласталась на земле, увидев мужчину, в чьих объятиях покоилась жена наследника. Кусая край покрывала, чтобы не закричать, женщина разглядывала лицо своего мужа. Закрытые глаза солтана Ибрагима и блуждающая на губах улыбка указывали только на одно: её супруг трепетал от любовной страсти, охватившей его с такой силой, что он не видел и не слышал ничего вокруг. Весь его мир в этот миг крутился около женщины, которую он крепко прижимал к себе. Пригнувшись к сырой земле и пачкая ладони и свой наряд, Фатима-солтан поползла назад. Слёзы текли по щекам молодой женщины, обжигали горевшее лицо. Фатима-солтан обтирала их ладонями, размазывала землю по щекам и даже не замечала этого. Ей хотелось только одного: добраться незамеченной до Сэрби-ханум и на груди ханши выплакать свою жгучую обиду.