— Потому что ты и есть моя собственность, — легко пожимает плечами Алек, возвращая улыбку. — А насчет штампов… сейчас мы это устроим, если ты так просишь, — голос охотника становится обманчиво нежным, и не успевает Магнус среагировать, как на его шее оказываются чужие зубы, покусывая, целуя, зализывая раны, и снова покусывая.
Магнус стонет от мгновенно нарастающего возбуждения, и его сил хватает только на то, чтобы мысленно поблагодарить богов за то, что этот ангельский дьяволенок решил в один день напиться и прийти в клуб за тем, что по праву принадлежало только ему.
Комментарий к AJR — Weak 5
Надеюсь, это немного улучшило ваш день хх
========== Black Veil Brides — Goodbye Agony 6 ==========
Громкий протяжный крик раздается неподалеку, и Алек стискивает зубы, продолжая тереть маленькой, неудобной щеткой запачканный пол, стараясь не обращать на посторонние звуки внимания, но с треском проваливается.
То, что Конклаву удалось заполучить еще одного приспешника Валентина, и так очевидно. То, почему ради выбивания информации из пленников они используют методы, в сотни раз хуже методов самого Валентина, все еще необъяснимо для Алека.
Хотя в том, что стоящие у власти нефилимы — самые что ни есть злодеи в этой Вселенной, парень убедился еще в детстве. Когда-то давно Роберт и Мариз были приближёнными к Валентину людьми, что происходило и раньше, однако в этот раз они продолжили поддерживать его даже после рождения Алека. По случайному и крайне неудачному стечению обстоятельств, их все равно раскрыли в итоге, и тогда-то все и началось.
Их семье нигде не было места, и бежать им было некуда, поэтому все, что смогли сделать родители Алека, чтобы защитить его, еще совсем маленького — это добровольно сдаться и пойти под суд. Разумеется, ничего хорошо из этого не вышло, и сейчас Алек бы предпочёл, чтобы родители попытались тогда сбежать куда угодно, затесаться в мире примитивных, начать совершенно новую жизнь, только чтобы не оказаться в нынешней ситуации: Роберт уже давно был казнен, а Мариз оставили вырастить сына и, как только он достиг семи лет, разлучили их навсегда, сослав ее в Идрис.
Несмотря на то, что в большинстве жизней у Алека были сложные взаимоотношения с родителями, в них все еще текла одна кровь, и Алеку было больно думать о том, что в этой Вселенной им не дали шанса на счастливую семейную жизнь и хотя бы еще одного ребенка.
Хотя, говоря начистоту, сейчас Алек весьма и весьма рад, что Иззи не была рождена, ибо пожелать ей такой участи, как себе, он не мог. Все, что он делал начиная с семи лет, было исполнением примитивных, зачастую оскорбительных поручений, сваливаемых на его плечи любым желающим охотником.
Алеку не разрешалось покидать Институт без надлежащего приказа, оспаривать их или, тем более, не выполнять. Ему не разрешалось самому строить свой график и редко когда удавалось даже просто пройтись по Институту в ограниченное свободное время. Вместо этого он был вынужден постоянно находиться в своей маленькой холодной комнатушке, находящейся под землей, с вечно сырым полом и спертым воздухом, больше напоминающей темницу. На деле, так оно и было.
Алек был изгоем из семьи предателей, и никакие оправдания, разговоры, попытки подружиться с кем-нибудь не могли это изменить.
Все, что спасало Алека в каждодневной уничтожительной рутине, это мысль о том, что это не единственная его жизнь. Теплые, светлые воспоминания, наполненные радостью и любовью согревали его каждую промозглую ночь и давали сил на то, чтобы вновь встать с постели на следующий день.
Возможно, Алек и смог бы добиться того, чтобы его казнили, как отца, но он был от природы бойцом и даже в нынешних условиях не собирался сдаваться, надеясь, что когда-нибудь все изменится.
Размышления обо всем этом проносятся в голове у охотника, пока он продолжает выскребать пол практически собственными руками. Это далеко не самая унизительная вещь, которую его заставляли когда-либо делать, поэтому Алек и не думает жаловаться, просто выполняя приказ.
Тяжелая железная дверь скрипит за его спиной, и Алек может только надеяться, что пришедший оказался здесь не по его душу.
Увы, везение не его конек в этом мире.
— Лайтвуд, хватит копаться, поднимай свою жалкую задницу и иди за мной. Кажется, мы немного перестарались с нашим гостем, и тебе следует почистить стены и пол после него, — раздается гнусавый, противный голос, и Алек мысленно вздыхает.
Он никогда не был брезгливым, но убирать камеру после пыток было одним из самых неприятных вещей для него, как человека, который вообще не понимает, как можно так издеваться над кем-то, пусть даже это и враг.
По опыту Алек знает, что если не поспешит, то может достаться и ему, поэтому тут же выходит вслед за мужчиной и уже через пару мгновений оказывается в нужном месте.
Указанная камера оказывается довольно большой, а в ее центре находится кресло для пыток и большой разделочный стол с металлическими инструментами, на которые Алек старается не смотреть. Повсюду разбрызгана темно-красная кровь, тусклый свет настольной лапмы периодически мигает, а где-то сбоку равномерно капает вода из протекающей трубы, и Алеку совершенно некстати вспоминается просмотренный лет сорок назад с Магнусом фильм ужасов.
Алек поворачивает голову и ощутимо вздрагивает, чувствуя, как те жалкие остатки еды, которые ему полагались просто, чтобы он не помер, поднимаются вверх по горлу. Пытаясь убедить себя, что вряд ли кто-то стал бы размазывать кишки по стене, Алек отворачивается и глубоко вдыхает, тут же пожалев об этом, почувствовав тошнотворный запах.
— Если ты продолжишь пялиться еще хоть одну секунду вместо того, чтобы начать работать, то я помогу опробовать эти инструменты и тебе тоже, — раздается окрик сзади него, и Алек тут же опускается на пол, начиная драить его все той же корявой щеткой.
Через некоторое время над ним сжаливаются и разрешают взять ведро с водой и тряпку. Алек мысленно благодарит их за такое великодушие, используя как минимум десяток язвительных фраз.
Он живет в аду, и у него нет абсолютно никаких идей, как отсюда выбраться.
***
Проходит три дня, и ничего не меняется.
Алек, устало сгорбившись, сидит на слишком низенькой для него лавочке в оружейной и натирает до блеска врученные ему клинки. То, что ему вообще доверили оружие, уже необычно, но сейчас смутные времена и все охотники слишком заняты постоянными миссиями. Кроме Алека, разумеется.
Вопреки тому, как бы отчаянно начальство не нуждалось в еще одном бойце, его не выпускают на поле боя, пока дело не дойдет до крайности. Такое было всего два раза, и в оба из них Алек выложился максимально, не в силах сдерживаться, наконец выбравшись на свободу, что привело к тому, что к нему стали относиться еще осторожней. Сын известной старинной семьи, который даже толком не практикуясь, может перебить как минимум половину тренированных охотников, — та еще причина для опасения.
Алек откладывает клинок, беря в руки длинный, красивый меч, и с неподдельным интересом рассматривает его, проводя пальцем по запачканному лезвию, когда из коридора доносится шум и через пару секунд в нем появляется процессия из охотников, Элдетри, недавно назначенного главой Института, и самого Инквизитора.
Последний выглядит откровенно недовольным, а все остальные робко шагают за ним, опустив взгляд и пытаясь выглядеть как можно более незаметными. Элдетри стоит бледный и встревоженный и выглядит так, будто собирается упасть в обморок в самое ближайшее время.
Алек мысленно усмехается.
Охотники в этом мире все как на подбор трусливые, коварные и неверные. То, что его семью так жестоко осудили за пособничество Валентину, просто смешно по сравнению с тем, сколько всего незаконного происходит в стенах этого Института каждый божий день.
— Это последний человек, у которого могут быть хоть какие-то сведения, — повышает голос Инквизитор, и даже Алек замирает от неожиданной властности одного только его тона, понимая, что никогда не слышал его раньше. — Меня не заботит, как именно, но я приказываю вам вылечить его настолько, чтобы он мог дать показания, а если вы этого не сделаете, то пройдете в камере через то же самое, через что прошел и он.
