========== Grant Gustin - Running Home to You 1 ==========

Нежный солнечный луч робко заглядывает в окно комнаты, и Алек, сонный и взъерошенный, медленно протягивает руку, как бы пытаясь словить его, поприветствовать, дать понять, что он не против такой компании. Луч же не особо тянется к нему навстречу, лениво позволяя человеку полюбоваться игривым отражением на своей коже, а после медленно, тягуче, немного насмешливо ускользает куда-то дальше.

Алек переводит затуманенный взгляд на небо, и какая-то часть него, сидящая глубоко внутри, наивно романтичная и восторженная, пищит от красоты наступающего рассвета; оранжевые, желтые, розовые и нежно-фиолетовые краски смешались на небе, создавая нечто новое, живое, трудноописуемое обычными словами. В этот день, день его девятнадцатилетия, этот рассвет обозначает не только начало нового, насыщенного постоянными заботами и трудом дня сумеречного охотника, но и приближение того, с чем Алек хотел встретиться больше всего на свете, что было смыслом его жизни и самой большой его радостью, и от чего он был готов бежать на край света, испариться, навечно застыть в далеких льдах Антарктиды одновременно.

Чувствуя накатившую внезапной волной усталость, Алек неохотно слезает с широкого подоконника, оставляя огромное панорамное окно открытым, и идет к разобранной покинутой постели, уже успевшей стать холодной. В мгновение ока забираясь в нее и заворачиваясь в одеяло, как в кокон, Алек чувствует приятное покалывание в ногах, заледеневших на холодном подоконнике, и, уже засыпая, успевает подумать о том, что, возможно, у него еще есть немного времени.

Возможно, у него есть даже много времени. Возможно, к настоящему моменту ему бы стоило привыкнуть к своей жизни, жизням, и прекратить ждать неизбежной встречи с таким любопытством, надеждой, и толикой грусти и отчаяния, ядовитой смесью разливающихся по венам.

***

Тренировка, спарринг, сражение, спасение примитивных, решивших поиграть с судьбой и попытаться вызвать демона, еще одна тренировка, звонок матери, ее сухое поздравление, отчет по сегодняшней миссии. День, не особо отличавшийся от остальных, но Алек и не хочет иного. Сидя здесь, на кухне, с чашкой кофе в руках, он наслаждается спокойствием, тишиной, умиротворением, которые невозможно застать днем. Иззи с Джейсом шушукаются неподалеку, то и дело бросая хитрые взгляды на Алека, но парень делает вид, что не замечает их и продолжает пялиться на дно своей почти пустой чашки, пытаясь разглядеть очертания какой-либо фигуры в кофейной гуще. Впрочем, гадания, видимо, не его стезя, так что Алек не спеша встает, моет за собой чашку и со вздохом поворачивается к брату и сестре.

— Ну что вы там задумали? — спрашивает он тоном уставшего человека, которому за девяносто, а его все еще заставляют заниматься подростковыми глупостями. — Праздновать мы не будем, в клуб мы не пойдем. На вечеринку тоже. И никаких возражений. Мой день, я и выбираю, — негромко и уверенно произносит он.

Иззи разочарованно поджимает губы, успев настроить грандиозных планов в голове, а Джейс криво улыбается, самодовольно посматривая на нее. Наверняка был уверен, что их план не удастся, зная Алека, как никто другой.

— Но Алек, пожалуйста, — начинает канючить сестра, состроив обиженное личико. — Тебе целых девятнадцать, мы не можем оставить такую дату просто так, не отпраздновав, как следует!

— Иззи, — вздыхает Алек, с иронией думая о том, как много раз ему уже было девятнадцать, и что бы она сказала, узнав об этом. — Я не в настроении. Простите. Наверное, старческое, — полушутит Алек, и Джейс согласно хмыкает. Иззи продолжает сверлить его разочарованным взглядом. — Не сегодня, ладно? Обещаю, что однажды мы выберемся куда-нибудь вместе. Люблю вас, — мягко бормочет он, аккуратно обнимая ее и оставляя невесомый поцелуй на виске, а после по-дружески сжимает плечо Джейса и тихо выскальзывает из кухни, чтобы в мгновение ока оказаться в дружелюбных объятиях любимой родной комнаты, усиленно гоня прочь так и лезущие в голову многочисленные воспоминания.

Одно из них, из его самой первой жизни, оставалось самым ярким, несмотря ни на что. Тогда он еще не знал о своем даре и проклятье, о своем бессмертии. Бессмертии, от которого хотелось кричать и рвать на себе волосы. Бессмертии, которое казалось невозможным и не поддавалось объяснениям. Бессмертии, которое так сильно отличалось от бессмертия любви всех его жизней. Магнуса.

Алек ощутимо вздрагивает и невидящим взглядом впивается в стену напротив. Стена твердая, темно-коричневого цвета, крепкая и надежная. Она более стабильна, чем вся его жизнь. Алек громко фыркает, поражаясь тому, что иногда за мысли появляются у него в голове. Думать о стене, отгоняя воспоминания, ну надо же.

Воспоминания.

Магнус.

Магнус Бейн.

Его партнер, любовник, парень, муж, напарник, сообщник, коллега, и так много еще чего. Так много, но всегда недостаточно. Всегда.

— Магнус, тебе легко говорить, ведь ты не понимаешь меня. Ты не понимаешь, каково это, быть смертным! — кричит Алек, в отчаянии глядя на лицо своего парня. — Ты просто не можешь понять, какого это, признайся. Ты бессмертен, а я нет. И я старею каждую чертову секунду, а ты нет. Нет ничего хуже мысли о том, что я стану дряхлым, никому не нужным стариком, а потом и вовсе покину этот свет, а ты продолжишь сверкать, играть, любить и веселиться. Ты просто… я так не могу, Магнус. Нет ничего хуже этого, — голос охотника срывается на последнем предложении, и он стремительно разворачивается, чтобы сбежать куда подальше как можно быстрей, но не выдерживает и всхлипывает. Он издает этот ужасный, противный звук, наполненный собственной слабостью, показывающий насколько он напуган и уверен в своей правоте.

— Алек, — едва слышно произносит Магнус ему вдогонку. Его голос наполнен такой болью, что Алек неосознанно задерживает дыхание, сжимая руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони до кровавых следов. — Есть. Есть то, что хуже этого. Мое бессмертие.

Алек оглядывается. Магнус выглядит полностью, окончательно и бесповоротно разрушенным. Он смотрит на охотника печальными, полными скорби и чего-то необъяснимого глазами так, что у Алека подкашиваются колени.

— Ты не понимаешь, — вновь шепчет охотник, отворачиваясь и сбегая, не в силах выдержать этот пронизывающий до мозга костей взгляд.

— Черт, — Алек позволяет себе чертыхнуться, понимая, что операция по упорному игнорированию болезненных воспоминаний проваливается уже в который раз. — Он был прав. Он всегда прав, — тихо шепчет парень в пустоту. — Бессмертие намного хуже. Если бы я только знал. Если бы… — Алек судорожно вздыхает, наполняя легкие кислородом и концентрируясь на равномерном дыхании.

Где-то глубоко внутри него уже давно сидит мысль, что, возможно, именно своим поведением, он накликал на себя такую кару. Своим неверием в то, что жить вечно без любимого человека гораздо хуже, чем умереть самому. Но у кого-то наверху было особое чувство юмора, поэтому Алек с Магнусом не поменялись ролями, ничего такого. Просто после каждой своей смерти Алек оказывался в новой Вселенной со своими старыми воспоминаниями и знаниями. Конечно, он не получал их сразу с рождения, но это не меняло сути. Взрослея, Алек вспоминал все больше и больше из своих прошлых жизней, и к совершеннолетию помнил абсолютно все. Все свои смерти, все свои жизни, все свои бои, и все варианты развития историй, в которых он каждый раз оказывался. Он не знал, как еще не сошел с ума, и не знал, что ему нужно сделать, чтобы все это прекратилось.

Алек медленно поднимает свою левую руку, внимательным взглядом изучая безымянный палец. Тот самый, на котором не раз и не два было надето кольцо. И честно, он скучает по этому ощущению принадлежности, заботы, опеки, чистой и светлой любви.

Ничего не было постоянным во всех Вселенных. Кроме одного. Его любви к Магнусу. Еще ни разу за все свои шестнадцать жизней он не полюбил кого-то другого. И не то чтобы Алек не пытался. Он пытался, еще и как. Но… особое чувство юмора у судьбы, помните?