О Магде он ей скажет, но потом. В конце концов, он любил ее, Айю. Наверное, он понял это именно сейчас. Она была совершенна… В своей дикости, в своей простоте. Он попытается найти способ быть с ней. Ведь Томми так и ходит к своей вдове, и никто пока ничего не заподозрил. Отказаться от нее он не сможет. Уж лучше смерть от камней…

Громко и храбро подумалось ему.

***

Но о Магде он ей так и не рассказал, оставляя сложный разговор на потом. Потом передвигалось на после, а после у него было других дел невпроворот, и откладывание разговора вновь начинало свой круг с самого начала. Вот только проблема никуда не девалась.

– Убежим? – сказал он, одним днем выбравшись в лес.

– Убежим?

– Да. Далеко. В какой-нибудь большой город.

– Город?

– Да! Я слышал города, как большие деревни, – рассказывал Калеб, рассхаживая по жасминовой полянке. – Настолько большие, что на одном конце не знают, что творится на другом. Там нас никто не найдет. Мы поселимся в домике на окраине. Подальше от всех. Подальше от деревни и будем всегда вместе.

– Всегда?

– Всегда.

– Хм-хм-хм… – обнимая колени, Айя мягко улыбнулась. Идея жить вместе и не расставаться ей нравилась, вот только… – Какой же ты забавный, Калеб. А как же мы будем жить? – Задала девушка вопрос неожиданный, но от того не менее насущный. – В городе можно охотиться?

– Нет.

– А собирать травы и ягоды. Там есть дикие пчелы?

– Не… Не думаю. Но их можно найти. В городе есть все… А если не в самом городе, то рядом.

– Хм-м-м-м… Лавочник в деревне всегда предлагает мне какие-то медяки. Он говорит, что на них я могу что-то купить, а не обменять, но я всегда меняю товар на товар. Если я не смогу охотиться, собирать… Как же я буду добывать еду? Что я буду делать? Я ведь… Большего не умею, – призналась она, опасаясь неизвестной новой жизни.

– Ты не понимаешь! – Калеб едва ли не завопил от отчаяния. Деревня становилась ему тюрьмой. Отец был его надзирателем, а теперь кандалами на нем повисла и Магда, твердя про благодетель в круге Ожта. Отсюда нужно было бежать без оглядки. – Главное, что мы будем свободны. Мы будем вместе.

– Как же мой отец?

– Опять ты про него! – от перевополнявшего его раздражения Калеб облизнул губу, и больно сцепил клок волос на виске.

У него самого отношения с единственным родителем не сложились, и, не познав этой родительской любви, он не понимал, что Айя так вцепилась в какого-то сумасшедшего старика. Неужели юродивый был ей дороже чем он? В последнее время юноша часто пенял ей на привязанность к отцу, ревностно припоминая каждую минуту ожидания, если девушка вдруг задерживалась. Подошедшая Айя положила ему руку на щеку, снимая излишнюю злобу, и юноша выдохнул.

В последнее время Калеб был сам не свой. Он приходил к ней взъерошенным и нервным. Внутри него клокотало отчаянное беспокойство. От ее рук и поцелуев он вновь становился прежним, умоляя ее спеть ему или же говорить без умолку. Обняв ее, порой ему даже удавалось уснуть и отдохнуть, как следует, но потом он вновь вскакивал обеспокоенным и вновь начинал говорить о побеге в далекий и мифический город. Он все чаще злился. Таким она его прежде не видела, а он по-прежнему ничего ей не рассказывал.

– От кого ты так хочешь убежать, Калеб? – спросила девушка.

– Ни от кого, – грубо бросил он, опять уходя от ответа, но Айя решила не терзать его еще больше.

– Мы можем уйти в лес, – проговорила она, прижимаясь к нему. – Тут нас тоже никто не найдет. Я смогу нас прокормить. Я научу тебя стрелять из лука. Если я завалю медведя и принесу лавочнику шкуру, лавочник даст мне чего я только не пожелаю. Он мне обещал. И он никому не скажет, что я у него была…

– Ты предлагаешь мне жить в лесу? – вырвался Калеб из сладких объятий. Светлый волос его взлохматился еще больше. От его спокойного доброго нрава почти ничего не осталось. – Нас найдут.

– Даже если найдут. Разве мы сделали что-то плохое?

– Ты не понимаешь!

– Так объясни. Я быстро учусь.

– Нам будет лучше в городе.

– Не знаю, Калеб. – Айя дула губы, не понимая, что все же происходит. – Ты мне что-то не договариваешь.

– Почему ты просто не можешь послушать меня! – вдруг прокричал он, и девушка медленно уязвленно задрала левую бровь. Лешая нахмурилась.

– Ты стал каким-то странным, – шагнула она было прочь из их жасминового круга, и Калеб ухватил ее за руку.

– Постой. Я хочу чтобы мы были вместе. Разве ты не понимаешь? Разве ты не хочешь того же самого?

– Хочу… – долго злиться на него у нее не получалось, но девушка прекрасно понимала жестокую правду жизни. – Но одними желаниями сыт не будешь. Жизнь это не только лежать на солнышке и любить друг друга.

– Думаешь, я не смогу нас обеспечить кровом и едой? – цеплялся он за слова.

– Ты все сможешь, Калеб… Но я не смогу оставить отца, а он не сможет оставить леса. Может, и смо…

– Хорошо… Вот и иди тогда к нему, – чуть ли не прогоняя ее, Калеб опять поддался ревности и размашисто махнул рукой, но тут же опомнился и обнял ее. – Постой… Айя… Не уходи. Я просто хочу, чтобы ты знала. Я очень сильно тебя люблю.

– Я тоже люблю тебя, Калеб, – отвечала она, не в шутку беспокоясь от всех этих разговоров.

Возвращался юноша необычайно угрюмым. Да и была ли радость в его жизни? Хотелось бросить все. Магду, деревню, порой даже Айю, и бежать, куда глаза глядят. Может, стоило сбежать вместе с Айей в лес? Ведь она как-то жила в лесу все эти годы, да и он не безрукий. Сначала он отсидится где-нибудь, а потом станет жить вместе с ней. Она будет его, а он ее, так как им и хотелось, и никто их не найдет. Даже сам Ожт.

И что он будет делать в лесу? Куковать? А как же он будет зимовать зиму? Айя ему рассказала, что отец выстроил небольшую хижинку. Вот только после большого каменного дома ютиться в какой-то холупе Калебу не очень-то хотелось. Да и подумав еще чуток, он вспомнил, что в деревне сын Рихарда был на хорошем счету. Он был сыном уважаемого человека, а кто он будет в лесу? Главным барсуком, среди барсучат да брундуков? А в чудесном городе, в который он так хотел сбежать и о котором он знал так мало? Айя была права, спросив его о том, как они станут там жить. Ему нужны будут деньги. Особенно в первое время. Отец ему точно не поможет. Говорили, старший сын краснодеревщика уехал в город и открыл там свое дело. Даже успешное.

Калеб вздохнул. Он был далек от каких-либо ремесел. Отец поручал ему всякие задания, связанные с делами общины и хозяйства, а так как он быстро читал и писал, то и нашелся на своем месте. На этом его таланты заканчивались. Конечно, он неплохо пел и сочинял песни. Они с Айей могли бы петь дуэтом, переходя из города в город, из деревни в деревню, как бродячие артисты.

Романтическая душа витала на бескрайних просторах различных возможностей. Здравый рассудок бессщадно критиковал любую идею, а неизвестность ставила все новые и новые вопросы, и, ведя внутренний диалог с собой Калеб понимал, что в таком деле лучше не спешить. Пока он расспросит краснодеревщика, да так чтобы никто ничего не заподозрил. Будет откладывать с тех денег, что давал ему в качестве оплаты отец. Еще скажет Айе менять у лавочника дичь на медяки. Авось, что-то и наберется, а пока…

Пока ему было и так хорошо. Они любили друг друга. У них была возможность видеться. А то, что он ходил в лес, никто толком не видел. Ведь он каждый раз шел другой дорогой. Нужно будет попросить Томми и Джонни, чтобы они его прикрыли, если кто-то спросит. Главное, пока не попасться, а там… Что-нибудь и придумается.

На том Калеб и успокоился.

***

– Ваш сын не делит со мной ложа! – поджав губы, выступила недовольная своей брачной жизнью молодая жена. – Наш брак окружен в церкви по всем правилам. Мы благословлены Ожтом, а он почти избегает меня, гер Рихард.

– И? – Рихард оторвался от потертого фолианта, который было взялся перечитать. – Как часто он справляет нужду в горшок? – спросил он, ввернув невестку подобным вопросом в ступор. – Ну… Раз мы заговорили о подробностях.