– Или до Илле? – заметил Джонни, и широко улыбавшийся Томми посмурнел от испуга, вытаращив глаза. – Я видел тебя вчера.

– Я просто гулял…

– Со спущенными штанами? Хорошая прогулка. Не холодно?

– И? Что? – мужчина стал говорить тише, оправдываясь тихим бубнежом.

– Мне ничего, Томми. Но если в деревне прознают, что ты порой гуляешь у постели молоденькой вдовы… При живой жене, тебя… «Изгонят из круга».

– Закидают камнями, – вспомнив об ужасной казни, Калеб со злости сорвал верхушку прорывавшегося к свету маленького деревца. – Ты же знаешь. За связь с женатыми порят, а женатиков за измену… Даже без суда могут закидать камнями.

– Посмотрю я на тебя, когда в постели с тобой окажется такая святоша. – взорвался Томми, оборачиваясь то на одного друга, то на другого. – А ты кто такой, чтобы меня судить? Твоя тебе дает, готовит и только в пузо не целует. Моя тут же побежала жаловаться священнику, стоило мне…

– Тихо! – хмурившийся Калеб выставил руку, прислушиваясь. – Там кто-то есть.

Друзья затихли. Издалека послышался чей-то голос. Женский. Красивый. Кто-то выводил странную мелодию, аукая после каждой фразы, и Томми махнул рукой. Разгадав его жест, Калеб кивнул головой и приставил палец к губам. Тихо они двинулись на звук, и песня вывела их к лесной речушке.

Из-за упавшего на изгиб реки дерева возникла запруда, обложенная по кайме камнями. На одном из них – большом сером камне, нагретом солнцем, стояла девушка. Наклонив голову на бок, абсолютно нагая она расплетала темные косы, отливавшие каштановой медью от света, и продолжала напевать свою лесную песню. Солнце ласкало ее стройное тугое тельце, светившееся белизной. Бесстыдно розовели небольшие ореолы высокой груди. Как только с волосами было покончено, она свесила ноги с камня, и по воде пошли круги.

– Это же Лешая!

– Тихо! – цыкнул Джон на Томми. Калеб на друзей даже внимания не обратил, наблюдая за каждым движением девушки.

Она все напевала, улыбаясь солнцу. Девушка потянулась и соскользнула с камня, по пояс оказавшись в воде. Крыльями она расставила руки. Едва прогревшаяся вода бодрила, и она, кажется, что-то запричитала на холод. Лешая набрала воды в ладони и плеснула воды на ключицу, омыв одну из грудей. Распушив волосы, она вдруг засмеялась и окунулась с головой. Вода заходила ходуном. Круги наползали с одного на другой и, разрастаясь, доходя до берегов, исчезали, едва коснувшись земли. Вскоре девушка выплыла на поверхность и перевернулась на спину. Над водой холмиками возвысилась ее грудь, предоставив наилучший обзор к удовольствию мужчин. Подняв к небу вытянутую в мыске ногу, она опять повернулась и, будто ошалев, стала плескаться, брызгаться и бить по воде, совершая одной ей ведомый ритуал. В россыпи брызг она ушла под воду. Ее долго не было, и появилась Лешая уже у самого берега. Довольная она вылезла, завораживая внимание приятными изгибами тела. Волосы ее прилипли бобровым хвостом к спине, и она, усевшись на свой камень, зажмурилась и снова запела.

– Ожт помилуй… Да она краше всех девок в деревне!

– Кажись, кто-то не прочь передернуть, – пошутил Том, глядя на остолбеневшего Калеба.

Тот его пошлости не услышал. Он лишь смотрел и боялся лишний раз моргнуть, спугнув тем самым привидевшуюся девушку.

Лешая… Говорили, она страшная, что она уродлива. Что на макушке у нее растут мухоморы, задница ее покрыта древесным мхом, а между ног у нее живут болотные гадюки. Все это было россказнями завистливых старых дев. Она была бледна, видимо, от постоянной тени леса. Нос ее был прямым, едва вздернут, как у лисицы, а губы казались полнее, чем нужно, но ему это нравилось. Грудь девушки была аккуратной и почему-то напомнила ему тугие поднявшиеся колобки теста. Лешая отжимала воду с волос и все пела.

Даже если она и была ведьмой, как о ней говорили, помани она его, он бы пошел не раздумывая, забыв про заветы Ожта, наставления единственного родителя, и, тем более, про помолвку с Магдой. Издалека она все больше и больше казалась самой настоящей красавицей, и Калеб очень жалел, что не может выйти из укрытия, чтобы оказаться подле нее.

Сбоку хрустнула ветка. Джон неосторожно оступился на корточках, и Калеб грозно погрозил ему пальцем.

– Тише ты! – зашипел на него Том. Калеб опять повернулся в сторону реки, но прекрасное видение исчезло. Тот едва не ахнул от разочарования.

– Ушла? – виновато спросил Джонни.

– Конечно, остолоп. Спугнул! Я еще не нагляделся. Может, хоть Калеб кончил…

– Достал, Том…

Калеб замер на полуслове. В ствол дерева, на который он опирался, прилетела стрела, вонзившаяся немногим выше его руки. В ужасе он посмотрел на бурое древко, увенчанное пестрым пером, а затем медленно повернулся в сторону большого камня. На нем стояла она, вооружившись луком. Брови ее зло изогнулись к носу. Ноздри раздулись, и сейчас девушка действительно походила на ведьму. Свирепую взлохмаченную ведьму, но все же красивую.

На плече ее висел колчан со стрелами, и разъяренная Лешая полезла за второй стрелой.

– Бежим, а то… – схватил за плечо друга Джон. Том уже отползал за соседний пень, но Калеб убегать не собирался. Поднявшись, он уверенно вышел из своего укрытия и, пройдя сквозь переплетенные ветви кустов вперед, ступил на тонкую кромку берега, оказавшись лицом к лицу с ней.

Натянув тетиву, Лешая хорошо прицелилась. Один шаг, одно движение непрошеного гостя и он – труп, думала она про себя, но гость так и стоял на своем месте. Высокий, светловолосый. Калеб изучал ее с головы до ног, а она его. Он мягко улыбнулся, и Лешая, видимо, вспомнила о своей наготе. Она покраснела и как-то попыталась прикрыться руками, но удерживать при этом врага на прицеле было не очень-то сподручно. Нахмурившись еще больше, она еще сильней натянула тетиву, но Калеба, казалось, ничто не пугало. Он будто знал, что она ни за что не выстрелит, и от этого девушка злилась пуще прежнего.

В небе над ними, кряхтя, пролетали утки. Подняв лук, девушка выстрелила. Стрела пронзила селезня, и тот камнем упал к ногам Калеба, заставив его отвлечься. Когда он поднял глаза, прекрасной Лешей и след простыл.

– Ты – идиот! – погодя, выбежал на берег Джонни, вспотевший от всего произошедшего. От его добродушия не осталось и следа, а от страха у него выпучились глаза. – А если бы она тебя пристрелила…

– Не пристрелила бы… – Уверенно буркнул Калеб, всматриваясь в зеленые кроны, сгустившиеся за речкой.

– О… Кажется, наш дорогой друг поражен… Поражен до самых штанишек, – вставил из кустов Томми.

– Ты можешь думать о чем-то выше уровня члена?

– А есть предложения получше?

Джонни опять запричитал, уповая на Ожта, но, заметив сраженную птицу у ног Калеба, успокоился. Ведь Лешая никого не пристрелила, кроме несчастной утки, хотя могла, а, значит, нечего было и переживать. Наверное… Хоть кому-то хватило здравомыслия. В конце концов, это они поступили во всех смыслах «скверно», напугав ее, видимо.

– Идем домой, – выдохнул добряк, пытаясь отдышаться от стыда да от страха. – Прихвати утку. Вечером Агнес состряпает славный ужин. Готовит она отменно.

Мужчина вновь расплылся в дружелюбии и даже что-то пошутил. Томми опять зароптал на тяжелую участь женатых, перед которыми то и дело щеголяли прекрасные девы, и то, что произошло, вроде как оказалось позади. Взяв птицу, Калеб пошел за друзьями, напоследок посмотрев на противоположный берег реки. Он надеялся разглядеть там среди деревьев Лешую, но не увидел и досадливо поджал верхнюю губу.

Она там была. Выглянув из-за ствола осины, она слушала, как колотится ее сердце от страха и от странного воодушевления.

Обычно люди не приходили в лес в день, когда звенели колокола. Никогда такого не было, а этот пришел. Она могла пристрелить его, и она бы это сделала! Стреляла она хорошо. Даже очень хорошо, метко и, главное, бесстрашно, но он… Либо был глуп, либо бесстрашен? Он так на нее смотрел… Будто того и ждал. Будто хотел, чтобы именно она его и ранила. Или же он думал, что она не сможет выстрелить в человека? Какой же дурачок!