Шел двенадцатый час, солнце пекло по-весеннему. Настася вспомнила, что обещала помочь в саду старому садовнику и отказалась от первоначальной идеи. «Тем более, – подумала она, – он, скорее всего, до сих пор почивает». Она выбежала со стороны кухни, шурша своим простеньким платьем, побежала по широкой тропинке, ведущей в сад, и скоро скрылась в зарослях ветвистых яблонь. Нужно было побелить яблони, что делалось ежегодно. Стволы деревьев покрывали раствором, чтобы защитить яблоньки от вредоносных насекомых. Сад был, может быть, единственным, что осталось у панской семьи после продажи и раздачи земель, им очень гордились и заботились о его сохранности. Пан Маскевич гордился этими двумя акрами земли. Каждый год в конце лета садовник и вся прислуга набирали по нескольку огромных плетенных корзин урожая этих красновато-желтых, будто сказочных, плодов. Этот яблоневый сад посадил отец пана, как только переехал в разумовское имение. За садом открывался прекрасный вид на поля и виднеющуюся вдалеке реку, берега которой еще были кое-где покрыты спрятавшимися серыми одеяльцами не растаявшего снега. С побелкой справились довольно быстро, она вместе с старичком-садовником, а потом каждый заспешил выполнять остальные свои обязанности.

День обычно пролетал незаметно. Казалось, ты только встал, позавтракал, переделал пару поручений и уже солнце спешит скрыться на горизонте.

К вечеру, когда хозяева разошлись по спальням, а ложились они рано, часу в седьмом-восьмом, к Настасе забежала ее подруга Ада – черноволосая и черноокая красавица девятнадцати-двадцати лет:

– Настась, идем к реке, сегодня именины сына кузнеца Андрия, я одна боюсь, но очень-очень хочу.

– Чего это ты так очень-очень хочешь туда?

– Да ничего, весело же будет, знаешь ведь, там целое село будет. Пойдешь?

– Пока мне правды не скажешь, не пойду.

– Не беньждь такей марудой², ты знаешь, что Андрий сам меня пригласил, – возмутилась подруга, перекинув свою длинную косу на другое плечо размашистым движением всего тела.

– Ну добре, добре,³ – рассмеялась Настася, когда увидела надутые губы и нахмуренные брови подруги, так она всегда казалась очень смешной.

Уже было темно, девушки накинули платки и побежали к Жаберке, так называлась местная река. Когда они прибежали, то празднование уже было в полном разгаре: кто-то прыгал через костер, кто-то – в воду, кого-то в воду бросали без его желания, а кто-то пил и танцевал. Настася не то, чтобы любила изрядно повеселиться, ей нравилось ощущение общего праздника, витавшего в воздухе. На таких вечорах⁴. Праздника, который не будет длиться вечно, но который заряжает энергией, дает сил.

Под звуки гармоники подруги проворно нырнули в хоровод и оказались в середине, оттуда все должны были выходить по парам, образуя ручеек. Когда пары уже начали расходиться в колею, Настася быстро закрутила головой по сторонам в поисках кого-нибудь подходящего. Но парень сам подхватил ее за руку и повел вперед. Повернувшись, она узнала Яна и весело ему улыбнулась, он ответил ей такой же широкой и светлой улыбкой. Следом за ними шли Андрий и Ада, а дальше лучший друг Андрия Апполинарий, который тоже с детства был знаком с Настасьей и Яном. Его называли просто Полюш. Там было еще несколько пар, и хоровод оказался широким. Такой компанией они станцевали еще раза два, а затем танцующих пар становилось все меньше, а поющих – все больше.

– Як це маш?⁵ – спросил Ян Настасю, когда они уже сидели у берега, вдоволь натанцевавшись.

– Помимо того, что ты видишь, ничего.

– Мне жаль твою мать, она была очень добрая, – решил упомянуть Ян, он вспомнил, что еще не выражал своих соболезнований.

– Спасибо, да, очень добрая, – задумчиво ответила она, бросая камешки в воду.

А Ян вытянулся на траве, зажав ковыль между зубов. Настася наконец вспомнила, что из приличия надо бы спросить, как дела и у собеседника и быстро протараторила:

– А ты, как дела, как в гимназии? Ты ведь совсем недавно вернулся.

– От этих знаний только голова тяжелее стала, – улыбаясь, сказал он. Настася засмеялась в ответ и повернулась к нему лицом, совсем избавившись от наплыва грусти, который появлялся всегда, когда речь заходила о ее маме:

– Это все, что ты успел понять за столько лет? – с иронией спросила она.

– Нет, – резко сев, как достойный выпускник гимназии, он с выражением продолжил, – еще «in vino veritas»⁶ и «errare humanum est»⁷. – проговаривая это, он поднял указательный и с видом знатока смотрел на ключницу.

Настася приоткрыла рот от произнесенных иностранных изречений, они очень впечатляли ее, как будто перед ней был какой-нибудь философ, но Ян залился смехом и снова упал на землю.

– Это что еще значит, балагур ты такой? – обиженно спросила она.

– Хочешь дам тебе почитать что-нибудь? – вместо ответа и, как бы извиняясь, мягко произнес Ян.

– Я давно не читала, с тех пор, как ты уехал. Мне будет сложно вспоминать. Да и времени у меня не так много, как у тебя. Лучше ты читай мне временами, а?

– Длячего не?⁸ договорились, – и они пожали руки, как в детстве, когда поспорили о том, кто быстрее добежит до хутора. Они рванули, но Настася споткнулась о какой-то камень, не пробежав и полметра, и разбила коленку и локти, Ян не стал над ней смеяться, как другие, а принес ей подорожник. Так они и не выяснили, кто был быстрее. Зато они выяснили, что Настя хоть и была активным ребенком, но вот удачливой и проворной ее вряд ли кто-то мог назвать.

Они замолчали, невольно прислушиваясь к стрекоту цикад. Так прошло несколько минут, но Настася нарушило это умиротворение. Спохватившись, что перед ней сын пана, она вскочила на ноги и решила спросить: «А ты что здесь, с нами?» Ян только снова рассмеялся и предложил идти домой. Вечер выдался холодным, так что долго пробыть на всеобщем веселие не удалось, да и другие рано ушли в избу, к одной вдове, которой заплатили, чтобы продолжить праздник.

«Мне скучно здесь, друзья все в городе, наверно, придется тоже уехать скоро, – задумчиво произнес пан, когда они шли к усадьбе.

– Но тебе ведь завтра гостей встречать, надеюсь потерпишь – не уедешь? – только и нашла что ответить ключница, расспрашивать о действительно беспокоящим ее она не умела.

– Ну нет, это тебе их встречать, – снова подшутил над ней пан. Он был в хорошем расположении духа.

Этой ночью Настя спала спокойно. Не было еще времени, чтобы что-то тревожило ее девичье сердечко. Только каждую ночь за окном до нее доносилось урчание голубей, клюющих с кормушки снаружи хлебные крошки, которые она оставляла. И никогда еще она не разбиралась в своих чувствах: она просто жила душевными порывами, как всякий простой и открытый человек. В вечерней молитве она попросила как обычно, чтобы маме и папе было хорошо там, на небе, и, вспоминая сегодняшний вечер, решила еще попросить за Яна. «Дай, боженька милостивый, ему здоровья и всего хорошего, что он пожелает». Перед глазами у нее возник образ улыбающегося Яна и что-то шевельнулось в душе, но Настася только улыбнулась в ответ миражу, он всегда так улыбался при виде нее.

Настася всегда вставала спозаранку, во сколько бы не ложилась. Ее будили звонкие трели соловья или скворца, вивших гнезда на соседнем дереве каждой весной. Но сегодня, проснувшись также рано, она сладко потянулась и совсем не захотела вставать, ей вспомнился вчерашний вечер. Ей много всего нужно было сделать: и продукты кухарке принести, и слуг собрать, задания раздать, хозяев разбудить, поручения их утренние выполнить. И это только утро. Обычно, она находила время между всем этим поесть самой. Марыня готовила отличные каши или похлебки для всей прислуги.