На кухню я вбежал и, выхватив чашку из рук, швырнул её в сторону. Послышался звон разбивающегося фарфора, немного отрезвивший меня. Я прижал парня к стене, сдавив шею. Он захрипел и зацарапал по руке ногтями, в тёмных глазах плескались ужас и отчаяние. Я сильней и шансов освободиться у него не было.

— Ты ВИЧ-положительный… Значит, решил меня заразить, да?! – зло выплюнул в лицо слова и вдохнул поглубже, успокаиваясь.

Его руки безжизненно повисли вдоль тела, а зрачки расширились ещё сильней. Тут только до меня дошло.

— Ты не знал, — я отпустил его.

Он мотнул головой из стороны в сторону. Такой бледный, почти прозрачный, весь будто съёжился на глазах, сделался совсем крошечным. Тим метнулся в ванную и захлопнул дверь.

Дурак, придурок, что же я… так. И ведь даже не подумал… В том то и дело, что не подумал! Презервативы… он ведь о них первым заговорил. Употреблял раньше наркотики, видимо тогда… Слишком худой, бледный, одевается не по погоде, неизвестно где живёт. Я ни разу не видел, чтобы он звонил кому-нибудь. У него есть семья? А друзья? Я и мобильного у него не видел. Простудившись, он пришел к человеку, с которым пересёкся всего раз. Знал, что сам не справится, не сможет как следует позаботиться о себе, обеспечить необходимый уход. Мне хотелось рвать на себе волосы. Но там в ванной был человек, которому очень и очень плохо. Чёрт!!! Я взвыл в голос.

— Тим, открой! Мать твою, открой эту чёртову дверь! – пнул её, распаляясь. – Впусти меня! Что ты там делаешь?! Ответь хотя бы! Слышишь?!

Я побежал на кухню за ножом. Дело в том, что дверь в ванную закрывается на простой замок, нужно только повернуть небольшой «язычок» с внутренней стороны. Но при желании, если вставить в прорезь снаружи, скажем лезвие, можно легко открыть.

Я распахнул дверь. Он сидел на бортике ванной, обхватив себя руками, и дрожал. Даже не сразу заметил меня.

— Какого хера ты пользуешься электрической бритвой?! – в меня полетел станок и больно ударил в грудь.

Он тут вены резать собирался?

— Тим, Тим, не делай глупостей, — я обнял его и притянул к себе.

Он тут же начал вырываться и бить меня руками, но это не давало результата. А потом впился зубами в плечо. Я аж взвыл от такого коварства и пронзившей острой боли. Зашипел, но лишь с большей нежностью стал гладить по спине и волосам парня, что-то шепча и тихо раскачиваясь из стороны в сторону. Он выпустил начавшее неметь плечо и всхлипнул.

Я убирал с пола осколки, пока Тим умывался, размышлял, что теперь мне делать, и, только услышав шум в коридоре, вынырнул в реальность.

— Ты никуда не пойдёшь в таком состоянии! – крикнул я и кинулся оттаскивать его от двери.

— Пусти! Это тебя не касается!

— А мне всё равно! – я стащил с него рюкзак и куртку.

Где-то посреди процесса раздевания он обмяк и повис у меня на руках, позволяя отнести себя в спальню и уложить на кровать.

— Мы справимся, всё будет хорошо. А тест следует переделать, они постоянно ошибаются, — я поцеловал его в висок и прижал к себе свернувшийся клубок.

В спальне не было слышно даже дыхания, а мой мальчик, казалось, окаменел.

Утром в кровати кроме меня никого не было. Как и в квартире. Он ушёл.

========== Глава 3. У меня душа не ипотека, в неё лезть не нужно. ==========

Ничто так не обманчиво, как жизнь;

(…) поистине, ее не принял бы никто,

если бы не получил против воли.

(Сенека Л.А.)

Кладбище. Пустой гроб закапывают в землю. Небольшая церемония, которую организовал друг Лины. Я не плачу. Не могу себя заставить принять смерть самой дорогой в моей жизни женщины, единственного человека, которому доверял и которого любил. Всюду венки из её любимых белых роз, такие же у меня в руках, и такие же кидают на крышку гроба.

Через пару месяцев мне исполнится девятнадцать, ещё через четыре откроют наследство.

По закону её объявили умершей по истечении шести месяцев со дня несчастного случая: крушения самолёта. Поиски проходили несколько суток и на четвертые были найдены его обломки.

Моя приёмная мать сама была за штурвалом, и хотя тело не нашли, решили что его унесло в море, так как где-то над ним, самолёт стал распадаться на части.

Я унаследовал абсолютно все активы и ценные бумаги. Тот же друг семьи, юрист Лины, и ещё некоторые поверенные лица помогли разобраться с документами. В дальнейшем я сам стал управлять её любимым рестораном в Москве. Многое из унаследованного было продано, и выручка осела на счетах в различной валюте. В двадцать я перебрался из нашей квартиры в ту, в которой живу сейчас.

Мне до сих пор кажется, что Лина где-то есть… И по одной известной ей причине не хочет возвращаться… Или не может.

В день, когда Тим ушёл, я съездил в больницу и прошёл необходимые тесты. Отрицательно. Но мне объяснили, что результат будет более точным только через две-три недели, потом ИФА нужно повторить ещё раз через три месяца и снова через год, в случае того же отрицательного результата. А пока вирус в крови нельзя обнаружить. Но теперь хоть известно, что у меня его не было и если проявится, буду знать от кого. До тех пор лучше ни с кем не спать.

Предпоследняя неделя марта вышла особенно загруженной, чему я несказанно радовался. Хорошо отвлекало от лишних мыслей. Прошло уже восемь дней, как он исчез из моей жизни, оставив гадать, не исчез ли случаем и из этого мира. Мне снилось, что Тим прыгает с моста на автостраду, кидается под машину, глотает таблетки, режет вены… И везде я пытался остановить его, поймать, найти нужные слова, но каждый раз опаздывал. Просыпался от собственного крика и шёл на кухню варить очередную порцию кофе из задницы зверька с острова Ява. Было ли это нечто большее, чем чувство вины за свой поспешный вывод, я не знал. Да и какая разница?

Всего лишь раз тренькнул дверной звонок. Показалось? Дмитрий переживал за меня и звонил каждый день, видимо, решил навестить, я говорил ему, что плохо засыпаю. Обещал выписать мне снотворное или успокоительное, если кошмары не прекратятся.

Сердце пропустило удар, когда я увидел Тима на пороге. Ещё более осунувшегося, но живого… Я привалился спиной к стене, боясь не удержаться на ногах. Под его глазами лежали тёмные круги.

— Что показал твой тест? – спросил он почти одними губами.

Вернулся только из-за этого?

— Отрицательный. Нужно переделать, пока рано судить.

— Ясно, — Тим даже не поднимал глаз. – Мне страшно, — прошептал.

Я притянул парня к себе, обнял, не зная, что сказать. Когда его руки коснулись моей спины, судорожно выдохнул. Кажется, я задерживал дыхание. Его куртка холодная, а мне всё равно тепло. Впервые за столько дней я почувствовал, как напряжение покидало тело. Поцеловал посиневшие и дрожащие губы Тима.

Ладонями скользил по коже, размазывая гель для душа, ощупывал, словно ища изменения в его теле, желал найти заразу в его крови и выдавить… Смыв шапку пены с головы, я обнял Тима, прижал спиной к груди. Он положил голову мне на плечо, потерся своей щекой о мою.

Тим заснул у меня на руках, когда я нес его в спальню. Устроившись рядом, провалился в темноту, обнимая тёплый комочек. Впервые за несколько дней не видел снов и выспался.

А на утро его снова не оказалось.

Я массировал виски, силясь хоть что-то понять. Куда опять убежал этот придурок? Хотелось курить и выкинуть в окно стул. По столу, вибрируя и светясь, пополз мобильник.

— Алексей! – оглушил Дмитрий. Впервые слышал, чтобы этот человек повысил голос. Странно, вчера я отправил ему сообщение, и он не должен беспокоиться. – Лёшенька, прости старого дурака. В лаборатории новая девочка, и она… Ну, что я несу! Тест ошибочный! У твоего друга нет ВИЧ, но лучше вы приходите сегодня в любое время… Прости меня, мальчик, натерпелись…