Я оборачиваюсь и хватаю Тима за запястье, обнимаю, вжимая в собственное тело.

— Живой… Живой, — шепчу как помешавшийся. Да я и есть такой. Трогаю, ощупываю, наверняка причиняя боль грубыми нажатиями. Он поднимает ничего непонимающие лицо, а я смотрю на него, не веря. Но это правда он, мой мальчик. Любимый. Да, именно любимый.

— Что с тобой, Лёш? Ты словно призрака увидел. Такой бледный и глаза лихорадочно блестят. У тебя часом нет температуры? – он выпутывается из объятий и прислоняет ладонь к моему лбу. – Вроде нет.

Беру его руку в свою, начинаю целовать пальцы, а потом прислоняюсь к губам, трусь своей щекой о его, целую в нос.

— Живой.

— Да что ты всё заладил?

Я протягиваю ему смятую газету, он настороженно смотрит на меня и разворачивает страницу.

Краски вмиг исчезают с его лица.

— Я думал, что это ты. Татуировка…

Он смотрит жалостливо, с раскаянием в глазах, утыкается мне в грудь лицом, шепчет своё: «Прости». И резко отстраняется, пряча взгляд под чёлкой, горбится, становясь ниже ростом.

— Я знал этих людей. Они были виноваты в смерти сестры, и я сделал то, что счёл нужным. Один парень повторял всё за мной, он наколол такую же татуировку… Но он предал меня… Поэтому оказался на том же складе. Я ушёл от тебя всё-таки после сделанного…

— Думал, я не приму тебя?

— Да, — он выпрямляется, смотрит прямо в глаза. – Я убил их, убил семерых человек и не случайно. Я придумал план, потратил кучу времени на его реализацию, подготовку, действовал холодно и просчитывал каждый шаг. Я убийца, Лёш.

Я смотрю на него, понимая всё, что он говорит, что кроется за каждой фразой. Воображение подсовывает одну картинку за другой. Словно смотрю фильм с Тимом в главной роли, вижу, как он собирает данные, заманивает предателей на склад… Действует с холодным расчетом и каменным выражением лица. А в глазах рождается затягивающая воронка сплошной боли, и груз человеческих жизней ложится на плечи, навсегда пригибая к земле. А мне плевать. Это всё равно мой мальчик, о котором я так мало знаю. Странный, чокнутый, а теперь ещё и убийца. Да. Абсолютно всё равно. Наверное, я повредился умом. Чтобы там не должно ёкать внутри, оно молчит и лишь факт, что он есть, имеет значение. Протягиваю ему руку, ничего не говоря. Я готов принять его, пусть сам решает, готов ли он довериться и быть принятым, жить дальше с таким грузом. Но раз окликнул меня, значит не всё потеряно. Ведь так?

Смотря в глаза, ищет ответы. Хочет верить, но боится обжечься, как свои собственные чувствую метания. Но это должно быть его решением и ничьим больше, и я усилием воли не двигаюсь, уговаривая взглядом.

Он переплетает наши пальцы и возвращается на своё место – в мои объятия. Я утыкаюсь носом в его макушку, вдыхаю аромат родного человечка.

— Почему ты вернулся? — спрашиваю.

— Мне нравится быть твоим.

Тепло разливается по телу, я поднимаю его лицо за подбородок и целую, провожу языком по губам, приоткрывая, вкладываю всю нежность, на которую способен в этот поцелуй. Он отвечает страстно, тихо постанывая, и я тону в ярких ощущениях, забывая о целом мире вокруг. Ведь только мы имеем значение, а прошлое не должно вставать на пути будущего и возможного счастья. Даже если ничего не выйдет и жизнь вновь подложит свинью – неважно, главное попытаться, чтобы ни сожалеть потом о несделанном.

— Знаешь, я в тебя, наверное, влюбился, — шепчет на ухо, пряча лицо у меня на плече.

— А я вот не наверно, а точно, — заключаю в кольцо рук, желая быть как можно ближе.

Молчим.

— Теперь-то имя мне своё скажешь? – спрашиваю.

— Хм, — слышу улыбку в голосе, — да я вот тоже Алексей.

— Класс.

— Знакомых путать будем.

— Ну и пусть, — целую в ямку за ухом, прихватываю губами мочку.

— Как скажешь… – обнимает за шею и трётся кончиком носа о мой.

— Вот она какая, идиллия, — прислоняюсь лбом к его лбу.

— А ты меня так и не связал ни разу, — лукаво смотрит в глаза и подмигивает.

Я смеюсь, тиская своего Лёшку.

А мир вокруг живёт своей жизнью… Всё также вращается планета, светит солнце и дует ветер, ежеминутно встречаются и расходятся люди, мимо нас проезжают машины… А мы целуемся, стоя на Краснопресненской набережной, и нам нет дела до случайных прохожих, их наверняка презрительных взглядов и редких улыбок. Есть только мы – я и он – и лишь это имеет значение.