В какой-то из дней в мою дверь позвонил Игорь.

— Господи, всё хуже, чем я думал, — вместо приветствия выдал он, отталкивая меня от входа и заходя в квартиру.

— Привет, — мне хотелось остаться одному.

Странно да? Мучиться от одиночества и желать никого не видеть одновременно.

— Мне позвонил твой менеджер, сказал, что курьер нервно вздрагивает, когда приходится к тебе в очередной раз ехать. Просил проведать, — Игорь скользнул по мне встревоженным взглядом. Я скрестил на груди руки.

— Это вообще только моё дело. Тебя это не касается.

— Это я сам решу. Ты хоть себя видел?

— Отвали.

Друг хмыкнул, и, завернув мне руки за спину, поставил перед зеркалом, заставляя в него смотреть.

— Совсем сбрендил?! А ну пусти! – брыкался я.

— Посмотри, на кого ты похож! – он крикнул с такой злобой в голосе, что я перестал вырываться от неожиданности. – Щетина, засаленные волосы, круги под глазами, бледный, одежда мятая и несвежая, — действительно, всё было именно так. Я виновато опустил голову. – И прости, но ты воняешь, — стало стыдно. — Ты когда в душе был? А ну быстро в ванную, — пихнул он меня к нужной двери. – А после мы поговорим. Буду ждать на кухне.

Нехотя я подчинился. Всё-таки он прав, запускать себя последнее дело.

Стало чуть легче, горячая вода всегда действовала успокаивающе. Побрившись и одевшись во всё чистое, я поплёлся к Игорю.

Он пододвинул ко мне чашку с чаем, посмотрел немигающим взглядом, неприкрыто изучая, высматривая что-то. Стало жутко, и я уставился в чашку, обхватив ту руками. Захотелось сбежать и плевать, что он обо мне подумает. Но ведь не даст, поймает и бока намнёт. Слабаком я не был, но с Игорем, бывшим профессиональным боксёром, никогда справиться не мог и в лучшей своей форме. А теперь…

— Давно он пропал? – спросил друг.

Я дёрнулся и посмотрел на календарь.

— Сегодня одиннадцатый день.

— Я как увидел, как ты на него смотрел на моём дне рождения, так сразу подумал, что сорвёшься, если что. После похорон Лины ты себя так же вёл: замкнулся, никого не подпускал к себе, лишь механически выполнял необходимые действия, сидел целыми днями дома. Мы боялись, впадёшь в кататонический ступор… Хочешь, я у тебя несколько дней поживу? Ты ведь, наверняка, даже не жрёшь ничего, — в голосе послышалась жалость.

Я скрипнул зубами. Только этого мне не хватало, чтобы со мной нянчились, как с маленьким. Это отрезвляло лучше всякой пощёчины. Я злобно посмотрел на Игоря, он ухмыльнулся в ответ. Сволочь. Именно такой реакции от меня и ждал.

— Не надо, я справлюсь, — буркнул ему.

Игорь прав. Люди постоянно появляются в нашей жизни и кто-то, исчезая, забирает с собой частичку другого человека, но кое-что оставляет и после себя. Например, воспоминания. В конце концов, я уже больше не ребёнок, справлюсь, переживу. Не могу же я заставлять беспокоиться и других. Нужно взять себя в руки. Просто продолжить жить дальше. Уважать его решение, раз он ушёл, значит, были причины. Насильно ведь мил не будешь… В общем, я справлюсь с этим. Попытаюсь…

Игорь потрепал меня по влажным волосам.

— Лёшка, у тебя есть полное право страдать и убиваться, только не надо доводить всё до крайности… Прозвучит жестоко, но не все живут долго и счастливо и умирают в один день в глубокой старости под большим тёплым одеялом. Я не знаю, чтобы делал, окажись на твоём месте, если Машка… – он сглотнул. — Но так изводиться – точно не выход. Это тупик, загонишь в него себя, и останется только сдохнуть. Посиди, подумай, а лучше выйди на улицу. На дворе апрель, светит солнце, и снег уже растаял. Иди, пройдись.

Игорь ушёл, оставив меня одного, но легче всё же немного стало. Я, обессилев, завалился спать. О чём только можно, давно подумал, хотелось только покоя, чтобы ничего не грызло изнутри.

========== Глава 8. Люди шлют письма счастья, а счастье шлет людей. ==========

В одном не вправе мы жаловаться на жизнь: она никого не держит.

(Сенека Л.А.)

Я просто заставил себя подняться с постели, умыться и выйти на улицу. Ничего другого по большому счёту и не оставалось. Всё как сказал Игорь: ни я первый, ни я последний, кого бросили. Возможно, меня расстроил именно такой способ ухода: секс на прощание и исчезновение на утро. Но кто сказал, что есть безболезненный способ разорвать отношения? Тим поступил, как счел нужным. Устрой он скандал и громко хлопни дверью, легче мне от этого не было бы.

Прогулка действительно приносила облегчение, ветер освежал, успокаивая навязчивые мысли и выветривая лишние, а тянущая боль в ногах от долгой ходьбы была даже приятной. Она словно удерживала в реальности, не давая уйти слишком далеко в раздумья.

Когда впереди показался газетный киоск, я решил, что неплохо бы узнать о событиях в мире. Может, стоит сходить в кино на новый фильм или посмотреть спектакль. Наверняка в Москве проходит очередная выставка, а мне как раз нужны впечатления. Набрав газет и журналов, я устроился на ближайшей скамейке и, гордый собой, начал их пролистывать.

Это была самая обычная бульварная газетёнка с ничего незначащим названием, но с отозвавшейся болью в сердце фотографией на первой полосе. Я похолодел, буквально почувствовал, как кровь отхлынула от лица, и, сжав в руках страницы, заскулил сначала тихо и протяжно, а потом сгибаясь в немом крике.

Почти ничего не видя от бегущих по лицу слёз, прочёл статью до конца. В ней рассказывалось о пожаре на заброшенном московском складе и повлекшем смерть семерых человек, и я бы не обратил на него никакого внимания, если бы не сообщение и это фото. Личности умерших устанавливались, и население просили помочь в следствии, призывая позвонить по указанному номеру тех, кто располагает какой-либо информацией по данному делу. На складе обнаружили следы хранения наркотиков и, судя по всему, все погибшие были членами банды, а их смерть явилась результатами какой-то разборки. На теле одного из трупов имелась татуировка. Да… маленькая чёрно-белая бабочка. Татуировка Тима.

Внутри всё болезненно сжалось, будто заледенело, пришлось с силой втянуть в легкие расплавленный воздух. Меня трясло как в лихорадке, мысли мельтешили, раскалывая голову на части. Самое главное, что я отчетливо понимал, насколько мне всё равно кем был Тим, чем занимался и где пропадал, принял бы его любым, лишь бы живым… Я всхлипнул, уткнувшись носом в колени. Призрачная надежда, что он пусть и ушёл, но будет счастлив где-то там – испарилась. Спазмом сдавило горло, мешая дышать. Я терялся в собственных мыслях, и лишь спустя долгое время поднялся, немного успокоившись, и отправился, куда ноги понесли. Почти ничего не видя перед собой, я и добрёл до Новоарбатского моста по Краснопресненской набережной. И вот стою теперь на нём…

А ведь я даже не смогу забрать его тело. Да, звонок в милицию с сообщением, что это мой друг, имени не знаю, но ему было двадцать лет, любил кофе, рок и сладости, вряд ли будет хорошей идеей.

Но надо выяснить, где его похоронят…

Я засмеялся, уткнувшись в ограждение лбом, вспомнив, что пожар произошел четыре дня назад и Тима, наверное, зарыли. Или нет? Экспертизы и всё такое… Надо узнать, что там с ним.

Жизнь сука. Она умеет только отбирать, и скорее удавится, чем сделает подарок. А хрен со всем, поплаваю в речке в апреле, круто же будет.

Я улыбаюсь, смотря на мутную воду.

— Привет, — вздрагиваю.

Закрываю глаза и делаю медленный вдох, потом выдох. Вот так. С ума ведь сходят постепенно, это подсознание подсовывает желаемое.

Затравлено всхлипываю, ощутив горячую ладошку на спине.

— Прости… Мне не следовало показываться, ты, наверное, злишься. Я шёл за тобой, хотел просто посмотреть издалека, но не удержался и вот… Прости, — ладошка исчезла, — я больше никогда не потревожу тебя.