Да, то, что Антонио жив, было для меня очевидно. Меня мучало иное: зачем он это сделал? В силу тяги и вправду обрести себя - неведомого никому, а быть может, и ему самому? сбросить свыкшуюся, опостылевшую личину навязанного естества, как сбрасывает актёр в гримёрке по истечении всегдашней роли, - сбрасывает, умывает лицо, стирает грим, облачается во всё новое и, иной до полнейшей неузнаваемости, выходит наружу, в мир, в жизнь, в свет? Или была то всего лишь игра, - игра, зашедшая несколько дальше предыдущих, да так, что внезапное его воскрешение из мёртных грозило бы чередой иных, и вовсе никому не нужных разоблачений? А может, таким образом Антонио старался поспособствовать устроению моей собственной личной жизни, в расчёте на то, что я обрету счастье своё с той, кто прежде предлагала себя ему самому? Если так, то надеждам его не суждено было сбыться: я так и не женился на той, предназначенной ему и втайне лелеемой мною, вопреки своим собственным принципам, ни на ней, ни на ком-либо ещё, так что я искренне надеялся, что замысел Антонио заключался в ином, и вины моей, пусть и косвенной, в исчезновении его нет.
По прошествии положенных семи лет, когда пропавший без вести формально объявляется усопшим, ко мне перешла доля Антонио в семейном деле. Я снял с лавки вывеску "Антонио & Джузеппе Скоццини" и взял на себя ряд обязанностей, кои прежде исполнял мой брат. Во всём же прочем особых изменений не было.
С тех пор минуло без малого 37 лет. Спустя время умерла моя матушка и я остался один - единственный и полноправный владелец семейного дела и последний отпрыск древнего рода Строцци. - Антиквар грустно улыбнулся. - Тогда-то я и выставил в витрине эту шарманку. Она уже тогда не работала. Выставил, и терпеливо ждал. Не смогу вам с уверенностью сказать: чего именно. Но я был уверен, что некое судьбоносное событие должно быть связано именно с ней. И что оно обязательно произойдёт. Не спрашивайте меня: почему? У этой шарманки своя история, тесно связанная с нашей с Антонио молодостью. И вот, я дождался.
Вы верите в знаки Судбы? Предназначение? Провидение - пусть не Господне, но хотя б неуловимого, вездесущего Рока? Знаю, что верите, иначе вы бы не отдались со столь фатальной покорностью в руки своего собственного, кое и привело вас в тот вечер к витрине моей лавки. Остальное, так сказать, было не более, чем естественным следствием. Ну вот.
- А теперь слушайте. У вас есть два варианта или, если угодно - два сценария развития вашей дальнейшей... судьбы. Точнее, один у вас есть в любом случае, а второй предлагаю вам я. В первом случае вы уезжаете. Разумеется, после того, как получите свою законно заработанную шарманку. Более того, вы получите определенную сумму за свои самоотверженные усилия по её воскрешению, так что на первое время вам вполне хватит. И вы исчезнете, растворитесь на своём пути поисков себя. Правда, у вас не будет никаких документов и над вами будет витать опасность обнаружения, со всем вытекающим. Но, думаю, вы и так прекрасно отдаёте себе отчёт во всех возможных последствиях такого выбора.
По иному сценарию вы остаётесь. На том же месте и в том же качестве. Вы продолжите возвращать к жизни старые шарманки и других обитателей лавки древностей. А со временем возьмёте на себя большую часть управления ею. Но с одним разительным отличием: вы обретёте новое имя и станете... Антонио Строццини. Да, я предлагаю вам принять образ моего исчезнувшего брата, и тоже - со всем из того вытекающим. За десятилетия, прошедшие со времени его гипотетической смерти, образ его успел благополучно выветриться из памяти подавляющего большинства флорентийцев, его просто нет. Этот город меняется столь стремительно, хорошо или плохо, - что тут не осталось, практически, никого, кто бы знал и помнил Антонио лично. Конечно, какие-то слухи поползут, это неизбежно, но со слухами я управлюсь и, что куда важнее, я сумею выправить вам настоящие официальные бумаги на имя Антонио. По росту и общему сложению вы с ним вполне сопоставимы, ну а несопоставимое всегда можно списать на счёт прошедших лет, время, знаете ли, поразительный гримёр. Начальник городской полиции - мой давнишний приятель, он, как и я, коренной флорентиец, а это, скажу я вам, всё ещё кое-что да значит... Кроме того, вы достаточно молоды или не слишком стары - выбирайте на свой вкус, - для того, чтобы обзавестись семьёй и, кто знает, быть может, роду Строццини не суждено вконец угаснуть на мне самом. Остаётся ещё проблема вашего жуткого, ни на что не похожего акцента. Антонио никогда бы так не заговорил, даже по прошествии и ста лет отсутствия. Но тут уж ничего не поделаешь, как говорят у нас во Флоренции: чего нет, того не отнять. Я приму любой ваш ответ. Итак, друг мой, что вы решаете?
- Я согласен, - произнёс он. Произнёс почти мгновенно, словно давно уже всё обдумал и только и ждал, что предложение будет высказано вслух. Конечно, ничего такого не было, предложенное явилось ему полнейшей неожиданностью. Просто, в тот же миг, когда в воздухе ещё витало эхо последних слов антиквара, ему явился образ: он Антонио Строццини. В лавке древностей или где угодно ещё, но - Антонио Строццини, антиквар и искусствовед. Он представил себя им и мгновенно понял, нет, ощутил всем своим существом, что именно его он и искал, искал с того самого момента, когда на пыльной сельской дороге покинул своё роскошное спортивное авто, зашёл в закусочную и... исчез. Антонио Строццини. Он понял, что обрёл себя - того, коим всегда и был, предчувствовал, осознавал, тяготясь несоответствием. Обрёл себя. Оказывается, иногда для этого требуется всего лишь набрести на лавку древностей, в единственно правильноим местовременьи, предварительно стерев перед этим себя-прежнего. Вот и всё.
- Я согласен.
- Я знал, что вы согласитесь. Иначе и быть не могло, это было бы... эээ... неправильно. Понимаете? А уж что-что, а неправильности я различать умею и, думаю, вы тоже. Да, и ещё одно: с этого самого момента тебе следует называть меня не иначе, как Джузеппе или Пепе. И исключительно на "ты"! Договорились?
- Конечно, Джузеппе.
- Вот и чудесно, Антонио. За нас!
***
Как-то раз, весной, в раннее тихое утро, когда лучи солнца едва тронули туманную пелену над Арно, а голуби оглядывались спросонья, готовясь занять свои места на пияццо и статуях, случайный прохожий, объявись он ненароком в одном незаметном переулке, что между Palazzo Strozzi и Via de' Tornabuoti, смог бы заметить как два человека поставили стремянку у лавки древностей. Они осторожно сняли висевшую над ней вывеску и столь же аккуратно укрепили другую. Чёрные с позолотой буквы в античном стиле, как то и подобает такому месту, как это, гласили:
Антонио & Джузеппе Строццини
лавка древностей
с 1884
Но откуда было взяться прохожему в этот рассветный час, пусть даже и в таком волшебном городе.
Если вам когда-нибудь доведётся побывать во Флоренции, быть может вы сподобитесь его встретить, как встретил я. Он неспеша брёл вдоль набережной Арно, от Ponte alle Grazie до Ponte Vechio и обратно, то прислоняясь к фонарному столбу, то облокотясь о парапет, брёл, и столь же неторопливо вертел ручку своей шарманки. Фонари уже зажглись, и их желтоватый свет колыхался в водах Арно точь-в-точь в ритме его мелодии. Я и прежде никогда не мог пройти равнодушным мимо шарманщиков, но этот был удивительный. Он, словно бы возникнув из ниоткуда, сотворился из самого пространства, веками ткавшего над городом утонченно затейливую канву. Неопределенного возраста, в одежде, казавшейся одновременно сошедшей с полотен Ботичелли и, в то же время, как нельзя более естественной, - он скользил взглядом по окружавшим его камням и людям, столь же далёкий и неземной, как его облачение и чарующая музыка. Улыбка ни чем не замутнённого счастья играла у него на губах.
