- Дело в том, что вы искали её всю вашу жизнь, так?
- Так...
- Но, - продолжал старик, как ни в чём не бывало, - так как жизнью вы жили не вашей, а чужой, то поиски были бесплодны, да и как некто чужой, чею жизнью вы пытались жить, мог бы отыскать вместо вас то, что именно вам и предназначалось, вам исключительно. Так ведь? Это всё равно, что попытаться проникнуть в чужой сон в надежде отыскать в нём разгадки к своему собственному. Но, должен вас несколько разочаровать. - Он сделал внимательную паузу. - Эта шарманка неисправна. Она вот уж десятки лет как не играет. И до сих пор никому так и не удалось её починить.
- Это не важно, - поспешно сказал он, и тут же поправился. - Т.е., наоборот, это очень важно! Я знал, что она неисправна, т.═е. надеялся... Я хочу сказать, что... Видите ли... в детстве... в ранней юности, я видел себя настройщиком старых шарманок. Собственно, только им я себя и видел - настройщиком и играющим... А сегодняшний день начался с того, что... я перестал жить чужой жизнью, начал жить своей. И вечером этого же первого дня моей настоящей жизни я нашёл вас, т.═е. её, т.═е... я хочу сказать... Сколько она стоит?
И вновь старик пронзил его взглядом, словно просветил насквозь. И назвал сумму. Сумма сама по себе была более, чем приемлемой. В той, прежней своей жизни, он счёл бы её ничтожной. Но теперь... Он достал всю свою наличность и пересчитал. Она соответствовала запрашиваемой цене с точностью до цента, словно старик пересчитал взглядом содержимое его карманов.
- Это как раз всё, что у меня есть, - сказал он. - Больше у меня нет ничего. Вообще. Точнее, от всего прочего я избавился. Правда, я успел оплатить авансом комнату в гостинице на несколько дней вперёд, но потом... Дело в том, что я... ну, в общем, больше у меня нет ничего, и если я...
Он говорил, а руки его сами выкладывали деньги на стол, словно тот, настоящий, кто пробудился в нём лишь этим утром, панически боялся возвращения, другого, прежнего, давнишнего хозяина своего тела и разума, коий в любой миг мог вернуться и заявить права на столь бесцеремонно отобранную у него собственность, и вот, дабы пресечь возможное возвращенье...
- Да, я знаю, что это всё, что у вас есть. Что поделаешь, шарманка именно столько и стоит. - И он сокрушенно развёл руками. - Впрочем, добавил он после хорошо выдержанной паузы, - есть один вариант. Вы сказали, что мыслили себя настройщиком и хотели бы её починить, так?
- Так.
- И думаете, вам это удастся?
- Я в этом не сомневаюсь, хоть никогда прежде этим не занимался, да и вообще никогда ничего не чинил - ни простейших бытовых приборов, ни, тем более, музыкальных инструментов.
- И тем не менее, вы думаете, что сможете.
- Да, смогу.
- Тогда мы сделаем вот что: в задней комнатке у меня располагается небольшая личная мастерская, со всем необходимым. Приходите завтра с утра и приступайте. Сможете работать сколько захотите, в любое время. Ну а потом, в случае вашего успеха, мы вернёмся к вопросу о цене. Да, и вот ещё что, возьмите-ка визитку с адресом, а то, ведь, опять обязательно потеряетесь. И вам вновь потребуется целая жизнь, дабы отыскать её заново, на сей раз - уже ваша собственная. А отель ваш, кстати сказать, совсем близко, через три моста направо, по ту сторону Арно. Ну-с, доброй ночи, друг мой, и до встречи.
Ранним утром он уже стоял у запертых дверей лавки, ожидая поднятия жалюзей.
- Вы уже тут! Ну конечно! - приветствовал его антиквар. - Позавтракали? Нет? Ну, это потом, знаю, вам не терпится взглянуть на ваше рабочее место. Пойдёмте.
Он повёл его вглубь лавки, отпер неприметную дверь, отпер и зажёг свет. Видимо, Али Бабу при виде пещеры с несметными сокровищами обуяли те же чувства. Узкий проход меж стеллажами и полками уводил вдаль. А на них, снизу до верху, по обеим сторонам, обитали чудеса и диковины. Нет, не только одни лишь шарманки, хоть и их были десятки, самых разных форм и времён, - там жило несметное множество неописуемых по своей красоте старинных предметов. Они были восхитительны тем самым ни с чем не сравнимым духом подлинников, кое время заботливо окутывает очарованием ветхости. Но не мёртвой, недосягаемо музейной, застывшей в себе, нет, к каждой из вещей можно было протянуть руку, прикоснуться, ласково погладить, более того, вернуть к жизни. Ибо всё, находившееся в хранилище, так или иначе, нуждалось в починке: сломанный японский зонтик эпохи поздних самураев; надтреснутая шкатулка сандалового дерева; шлем, кираса и шпоры с налётом ржавчины; позеленевший от патины корабельный колокол; надломленный бивень нарвала; дамские корсеты и мужские парики двухсотлетней давности; сотни безделушек и предметов первой необходимости давно минувших времён, благополучно утратившие не только свой изначальный облик, но и память о собственном предназначеньи; и, конечно же, шарманки.
Антиквар вёл его вглубь сокровищницы, доколь та не расширилась в квадратную комнатушку, почти всю заполненную необъятным столом. На нём и на полках вокруг располагались инструменты.
- Вот, это и есть ваша мастерская - рабочее место и, если угодно, жизненное пространство, - он указал на узкую койку, точнее, софу, с виду столь же древнюю, как и всё вокруг. - Здесь вы найдёте, практически, любой необходимый инвентарь - от инструментов и запчастей до красок и лаков. Я покажу вам где тут что. Если же чего-то, всё же, не окажется - скажите мне, и оно появится. Окна здесь, как видите нет - солнечный свет и сырость вредят... эээ..., - казалось, он намеревался сказать "вещам", но язык его явно не поворачивался назвать живое неодушевлённым - ни вещами, ни предметами, ни экспонатами, - всему, что здесь находится. Сперва было бы неплохо если бы вы произвели беглый осмотр вашей шарманки и сообщили о своих заключениях. А там поглядим. Ну что ж, друг мой, приступайте!
Всю бессонную ночь он ждал именно этого мига и этих слов. Ждал, и одновременно, страшился. Ибо за десятки лет, проведенных им в чужом сознании, в не своих мыслях, в глубоком анабиозе памяти и чувств, в нём сохранились лишь смутные тени воспоминаний о полуистлевшей страсти, едва ли не столь же древние и надломленные, как сама шарманка. Он всего только и знал, точнее, казалось ему, что помнил, как в юности изучал в мельчайших подробностях руководства по строению шарманок, принципы их работы и починки, нет, по-моему, поправил он себя, я звал это "лечением"... Но это было всё. Больше он не помнил ничего.
- Мне... мне хотелось бы, если можно, взглянуть на учебник... руководство по строению и принципам... Видите ли, за все те годы, что... я...
- Ну разумеется, друг мой. Да вот он и есть, перед вами.
И он приступил к работе. Нет, к самообучению с азов, втайне надеясь на пробуждение подкорковой, едва ли не атавистической памяти. Через несколько часов он был близок к отчаянию: оказывается, он и представить себе не мог, насколько же всё это сложно! Он, не имевший и начальных навыков в каких бы то ни было прикладных ремёслах, в механике и инженерии, - пришёл в ужас от необходимости вникать в бесконечное множество специальных терминов, технических деталей и тонкостей, хуже того! - оказалось , что ко всему, он ещё и ничего не смыслит в музыке. В музыке! А ведь именно она и являлась конечной целью всех усилий - шарманка, рождающая музыку! Единственное, что хоть как-то вселяло в него надежду, так это его абсолютный слух, коий не отняли у него даже в той, чужой, навязанной ему ипостаси.