Я посмотрела на него и увидела блеск в его глазах и пылающие щеки. Недосказанность подчас приводит к недопониманию, а я хотела, чтобы Дэвид не сомневался в моей преданности ему. И потом, мне жизненно необходимо было выговориться, извлечь наконец из сердца всю накопившуюся тяжесть.

– За все, что случилось с нами, – расстроенно ответила я.

Но Дэвид словно не слышал меня. Он по-прежнему в упор смотрел на меня и молчал. Меня это сбивало с толку. Я опустила голову и стала снова говорить, потому что не могла молчать:

– Дэвид, если посмотреть правде в глаза, ты переиграл Хэлли по всем статьям и перетянул одеяло на себя. Я знала, что так и будет. Так в итоге и случилось: Джек снял его историю, историю Макса, но думаю, что у него она была несколько иной. И Хэлли – это не я. Но, может быть, я ошибаюсь? И если я такая, то я себе совсем не нравлюсь. А потом ты был так прекрасен и так проникновенно убедителен в раскаянии Макса, что, возможно, я тебя бы и простила, но, скорее всего, нет. Мне даже в фильме сцену измены было больно смотреть, и я закрыла глаза. А она в фильме была более целомудренной, чем в жизни. Все было так ужасно. Поверь мне на слово. Возможно, я ревновала уже не его, а тебя… Но было больно смотреть, а пережить… В жизни все страшней и больней. Я совсем тогда потеряла голову. Когда не готов это увидеть, хотя к этому нельзя подготовиться, тебя захлестывает ужас и боль. Эмоции зашкаливают, и тогда в голове остается только одна мысль – убежать и спрятаться. Не могла же я вам сказать, что поверженная и обманутая Хэлли – это я.

– Даже мне? – услышала я голос Дэвида, и это привело меня в чувство.

– Как раз тебе и не могла. Тебя это удивляет? – я с трудом подняла голову и посмотрела на него.

Дэвид обнял меня и крепко прижал к груди. Затем отстранился и перевел на меня взгляд, в котором читалась такая грусть, что мне стало больно дышать.

– Это ты должна простить меня. Дорогая, любимая, прости, что я такой твердолобый. Мне нужно было самому догадаться. Но ты всегда была такой неприступной и отстраненной. Твоя реакция на меня была столь равнодушной, что, разозлившись на тебя, а возможно и на себя тоже, я вломился в твою жизнь нагло и цинично. Конечно, я избалован вниманием к своей персоне, но чтобы так… холодно и подчеркнуто равнодушно. Ты была вся такая недоступная, просто недосягаемая для всех, а главное, для меня, что я почувствовал себя в тот момент неуютно. Не буду скрывать, меня это очень задело. Пожалуй, моя гордость была уязвлена. Джек предупредил меня, что ты особа строгая и не склонная к авантюрам. Не буду утверждать, что не замечаю красивых женщин, но и удивить меня неземной красотой не просто, сама понимаешь, с какими красавицами мне приходилось сниматься, а уж соблазнить – тем более.

– Как видишь, Джек ошибся. Я не прошла тест и оказалась особой ветреной и склонной к авантюрам. Но со всей ответственностью заявляю, что не пыталась тебя соблазнить. Если честно, то у меня даже в мыслях этого не было. Я ставлю перед собой только реально выполнимые задачи. Если я тебя все же соблазнила, то поверь мне, это получилось случайно, помимо моей воли, но, вместе с тем, я горда собой. Ловко я тебя поймала?

Дэвид покачал головой и рассмеялся.

– Жаль, что не хотела меня соблазнить. Но рад, что ты поймала меня, и у тебя это получилось на раз. Ты правда не хотела меня?

Я захлопала глазами и от его наглости, открыла рот, но так и не нашла, что сказать и закрыла его. А Дэвид продолжал подтрунивать надо мной:

– Даже чуть-чуть? Нет?

Я растерянно покачала головой.

– Обидно! – И он действительно с обидой вздохнул. – Твое утверждение, что ты ветреная, не выдерживает никакой критики. Не льсти себе. Ты не способна на флирт. И поймала не ты меня, а я тебя, и мне это стоило немалых усилий. Ты вгоняла меня в отчаяние своей отстраненностью и равнодушием ко мне. Когда Джек в первый раз подвел меня к тебе, чтобы познакомить нас, ты улыбнулась, но твои чудесные глаза оставались такими холодными и серьезными, а улыбка лишь тронула твои губы и замерла где-то там… – он наклонился и поцеловал меня в переносицу, и я зажмурилась от счастья. – В тот момент ты была чарующим равнодушием, вот кем ты была. И еще меня задело твое упрямство. Ты упрямо избегала меня, а я пытался угадать, где смогу тебя встретить, а когда угадывал – радовался, как ребенок, что вижу тебя. Это такое чудесное подростковое чувство, и я его постоянно испытываю, когда обнимаю тебя после долгой разлуки.

Пока Дэвид говорил, я любовалась им. Каждым его движением, поворотом головы, движением его губ, таких любимых и желанных.

– Вот уж не ожидала, что тебе нравятся упрямые ослицы. Но ты ошибаешься, я не подружка ослика Иа. Я скорее лошадка Крис. И у меня тоже зашкаливало сердце, когда я видела тебя. Но я не должна была… Пыталась бороться сама с собой, но не смогла… У меня оказалась жалкая воля, и в итоге мое жалкое «Я НЕ МОГУ» победило мое сильное «Я ХОЧУ». Ты действительно поймал меня и приковал к себе цепями. Что значит это для меня – я знаю, но хорошо ли это для тебя? Не думаю, что тебе следует этому радоваться. Я из легкой интриги могу превратиться для тебя в проблему и обузу.

Я рассчитывала на шутливый ответ, поскольку сказала это так, ради смеха, но по лицу Дэвида пробежала дрожь. Похоже, я задела что-то важное для него. Я поймала себя на мысли, что в этот раз все идет не так. Все иначе, и Дэвид напряжен, как будто пытается что-то для себя решить.

– Крис, прости меня, дорогая.

Он произнес это таким обреченным голосом, что на мгновение я потеряла дар речи. Я ведь только хотела пошутить. О боже! Я что, правда его проблема? Это что, я угадала?

– Простить? За что простить? – мой голос предательски задрожал.

– За то, что разрушаю твою жизнь, за то, что обижаю тебя… за то, что…

– О нет! Ты не должен так говорить, – горячо зашептала я. – Ты вернул меня к жизни. И если тебе со мной хорошо, значит, я счастлива. Я живу только рядом с тобой. Только будь со мной и не говори больше так. Хорошо?

Дэвид улыбнулся, но улыбка получилась такой печальной, и поцеловал меня в нос, а в зеленых глазах его что-то блеснуло, но он тут же спрятал свое лицо в моих волосах и чмокнул меня в макушку.

В тот день мы больше не возвращались к этому разговору, но Дэвид был, на удивление, задумчивым, и я постоянно ловила на себе его внимательный взгляд. Подсознательно я чувствовала тревогу. Бр-р-р. Противное состояние. Что-то было не так и это – «что-то» – шло от Дэвида. Его явно беспокоила недосказанность. Но чего? Он хочет мне сказать, но не решается. Что-то мешало ему, но что? «Почему он вдруг попросил у меня прощение», – с тоской подумала я. Зачем? Почему? Мы никогда не говорили так откровенно о наших отношениях, и это пугало меня. «Мне не следовало быть такой откровенной», – корила я себя. Наши встречи были так редки и так коротки, что я жалела о каждой минуте, потраченной на сожаление и обсуждение наших – таких непростых – отношений.

Мы долго гуляли по узким дорожкам вдоль скал. На стене замка Гримальди Дэвид обнял меня и прижал к себе, целуя в макушку. Мне было так хорошо, я в эту минуту была счастлива. Вернувшись в дом, мы заказали в ресторане обед, и, когда он был доставлен, я накрыла стол белой скатертью, зажгла свечи и надела нарядное платье. Мне хотелось, чтобы вечер был праздничным. Когда мы уже должны были сесть за стол, Дэвид все поставил с ног на голову.

– Иди сюда, – чуть задыхаясь, сказал он и, протянув руку, легонько коснулся моего оголенного плеча, отчего в моем теле миллионы нервных окончаний буквально застонали от его прикосновения.

Лукаво улыбнувшись, Дэвид с легкостью подхватил меня, перекинул через плечо и унес в спальню, а там с нежностью опустил на постель. «Наш обед остынет», – попыталась я вяло протестовать, продолжая наблюдать за тем, как он быстро через голову сдергивает рубашку и ловко расстегивает брюки.