Как только он вошел в гостиную, девушка принесла ему чай в полупрозрачной чашке и печенье в блюде. Хан был голоден, но для более сытного ужина было уже довольно позднее время.

- Ты похудел, - сказала Ёшико, с глубоким вздохом разглядывая осунувшееся лицо сына. - Ты должен хорошо питаться. На тебе остались одни глаза и нос.

- И еще уши, - пошутил Хан.

Он обнял мать, потом поздоровался с остальными присутствующими - подошел к каждому и пожал руки с поклоном. - Такая приятная компания. Почему меня не предупредили? Я бы закончил дела раньше.

- Не переживай, - за всех ему ответил Итиро, - Мы приятно проводили время, пока ты был углублен в изучение тех вопросов, в которых у тебя здесь осталось мало советчиков.

- Я понимаю, как ты устал, - сказала Ёшико и с трудом удержала новый вздох, как не было ей жалко сына, она понимала, что жертвы сейчас необходимы, и усталость не самая ужасная из них. - Я постараюсь коротко выразить наше общее мнение, - она оглядела склоненные в знак согласия с ее словами головы присутствующих родственников. - Большим облегчением в наших делах будет поддержка сильных семей нашего клана, которые не проявили враждебности. Я говорю о семье Ямомото. У него нет сыновей. Мы сможем заручиться поддержкой этой семьи без особого труда, потому что две любимые дочери главы семейства еще не нашли себе мужей.

- Ох, - тяжко вздохнул Хан и присел на корточки у чайного столика, взял свою чашку и залпом опустошил.

Итиро заговорщицки подмигнул ему.

Идею женить сыновей на дочерях Ямомото Ёшико подсказал ее родной брат, который был близок к семье Ямомото и обеспокоен быстрым ростом авторитета и богатства семьи Сато.

- Это наш шанс, Ёшико. - сказал он ей. - Потому что сейчас у Тэтсуя нет того авторитета, который есть у Сато. Наследование прав оябуна у многих вызывает неприятие. Мамору сложил полномочия и среди наших братьев начались разговоры, что пора выбирать нового "старшего брата". И если выборы состояться, если Сато уговорит большинство братьев провести эти выборы, то клан Сей-гьюу может потерять все. А с ней все твои родственники тоже. Ну и я, в том числе, и все наши друзья.

Примерно такими доводами Ёшико и рассказала об этом. Хан выслушал ее молча, поглядывая на гостей. Большинство из них кивали в знак согласия со словами старшей сестры", даже Якудза одобрительно склонил голову. Раздражение подбиралось к уставшему разуму Хана, затмевая его эмоциями. Он чувствовал себя униженным. Близкие люди в присутствии большого числа людей, которые обязаны его уважать, высказывали сомнение в его способности управлять кланом. Пока мать говорила, он крепился, сдерживал ярость, пульс в висках стучал все чаще, он все сильнее сжимал в кулак чайную чашку. Раздался треск, а затем звон осыпавшихся в блюдце с печеньем осколков. Кровь сочилась из порезов, собираясь в ручейки, стекала на белый фарфор. Ёшико испуганно замолчала. Тогда в полной тишине он встал, оказавшись сразу же выше всех присутствующих, и в этот момент они вынуждены были смотреть на него снизу вверх.

К Хану подбежала девушка из прислуги с аптечкой в руках, стала сноровисто обрабатывать раны, вынимая пинцетом осколки и обильно поливая порезы прозрачной жидкостью из пластиковой бутылочки, потом она туго перебинтовала ладонь и сразу же убежала.

- Я выслушал ваше мнение, - голос Хана слегка дрожал от гнева, - Я надеюсь, что зародилась эта замечательная идея не в уме моей уважаемой мамы, которую я люблю и потому не могу осуждать. Я знаю, что каждый из присутствующих знал, ради чего это уважаемое совещание было созвано. Благодарю всех за то, что проявили к моим делам внимание тем, что пришли сюда. Я ценю и считаю ваше присутствие выражением преданности.

Он огляделся и увидел, что Якудза, прежде смотревший в стол, поднял голову, улыбка тронула его губы. Эта улыбка придала ему сил, чтобы справиться с гневом.

- Спасибо всем, но я терплю от своих людей, которыми обязан руководить только прошенные советы. Мама, спасибо тебе за заботу, но я вырос и перестал писать в пеленки более двадцати лет назад, жаль, что ты пропустила время, когда я сильно вырос и поумнел.

Итиро, который хмурился во время монолога матери, тоже улыбнулся.

- Я с большим уважением отношусь к семье Ямомото, с которыми мне лично не пришлось познакомиться раньше, о чем я глубоко сожалею. - Продолжал Хан, все больше успокаиваясь. - Я готов признать, что краше его дочерей и выгоднее брака с ними нет на этой планете. Но я родился и был воспитан, чтобы стать главой клана. И я буду им. Спасибо всем за то, что почтили меня своим присутствием.

Хан замолчал и поклонился, давая понять, что считает совет завершённым.

Гости после недолгой паузы, когда стало понятно, что выступать в речью никто больше не будет, стали вставать и прощаться. Ёшико провожала родственников до дверей, кланялась, улыбалась, благодарила, извинялась.

- Мама хотела нам помочь, а я нагрубил, как шкодливый подросток. - Вздохнул Хан, обращаясь к Итиро.

К ним подошел Мамору.

- Дочери у Ямомото красивые. Особенно младшая, - сказал он, - Было бы хорошо, если бы Итиро познакомился с одной из них.

- Ты считаешь, она поможет ему забыть Чунхуа? - Спросил Хан.

Широкие густые брови Мамору поползли на лоб, собирая смуглую кожу глубокими морщинами. Он всем корпусом обернулся к Итиро:

- Не верю, что сейчас, когда судьба клана на волоске, Итиро все еще волнует любовная связь с китайской шлюшкой? Неужели, кроме нее, не нашлось женщины, которая разбудили бы в нем огонь желания?

Он устал и поэтому не смог сдержать язвительных слов.

Итиро проглотил насмешку из уважения к своему наставнику, однако набычился.

- Если я скажу тебе, что твоя Чунхуа сейчас работает в борделе Шанхая: обслуживает не простых клиентов, все они - шишки триад, ты забудешь ее?

- Я не хочу с тобой ссориться, сэнсэй, потому что воспитан тобой в уважении к старшим. Но я стал достаточно взрослым, чтобы ожидать уважительного отношения к себе. Я хочу знать правду. Ты виноват в том, что Чунхуа меня бросила?

- Я спас тебя. И сейчас ты с нами, а не в Корее зарабатываешь боями на пропитание жены и сына.

- Сына? Почему сына?

Мамору промолчал.

- Ты хочешь сказать, что она не сделала аборт?

- Только японская женщина может стать женой якудза, только ее дети могут стать якудза. Да, я расстроил ваш союз. Я хотел, чтобы она избавилась от ребенка. Но она поступила глупо, по-китайски глупо. Она родила и стала проституткой.

Итиро был в шоке от услышанного. Чунхуа считала его предателем, он и был предателем, и виноват в этом человек, которому он доверял и которого должен уважать.

- Вместе с Чунхуа ты получишь массу проблем. Сможешь ли ты простить ей всех ее клиентов? Каждый раз, когда она будет целовать тебя, ты будешь думать о том, что она делала этим ртом на протяжении пяти с лишним лет.

На лице Итиро отразились сомнение и отвращение - он представил себе, как милый ротик Чунхуа... Он тряхнул головой, отгоняя наваждение.

- Долго ли ты сможешь испытывать угрызения совести по отношению к той, которая променяла любовь на деньги? Когда-нибудь этих чувств не хватит, чтобы угодить твоей Чунхуа, и она приведет к тебе врагов, чтобы доказать тебе, что достойна большего, чем жалость. Я знаю, что нужно, чтобы ты успокоился. Забери к себе сына. Ты сможешь воспитать из него воина. Сейчас ему светит только одна судьба - судьба евнуха при борделе или мальчика для педерастов.

По утрам Чунхуа выпускали на прогулку с сыном, а по вечерам она оставляла сына в своей комнате под присмотром няни, а сама спускалась в зал, где посетители выбирали себе девушку на ночь.

Мальчику исполнилось четыре года. Он пока еще не понимал, чем занимается его мать. И Чунхуа со страхом думала о будущем. Наступит день, когда он её застыдится. Ради чего ей будет жить, если сын ее возненавидит? Идея побега возникала в ее голове, но каждый раз она откладывала ее реализацию на потом. У нее не было личных накоплений, которые позволили бы ей уехать за границу, хотя бы обратно в Корею, и начать жизнь с чистого листа. Ее заработки хозяйка борделя - Сонг - хранила на своем банковском счете. Она объясняла ей, что делает это в ее интересах. Когда Чунхуа станет старой и будет мало зарабатывать, Сонг станет платить ей из этих накоплений.