– О, бедный Мэтт, – вздохнула она.

– Я говорил тебе, что это скучно? – спросил он, роняя портфель на пол и кидая ключи на пристенный столик, после чего он сполз на пол, прислонясь к косяку двери. – Знаешь, как я завидую тебе оттого, что ты можешь работать в пижаме, пить чай, когда тебе захочется, удобно устроившись на диванчике у окна и слушая радио? Ты живешь так, словно ты выиграла в лотерею, не обращая внимания на проклятый мир! – Он улыбнулся ей.

Джессика кивнула.

– Ты прав, но зато, сделав сказочный карьерный выбор и работая внештатным художником-иллюстратором, я едва зарабатываю на то, чтобы питаться консервированной фасолью, может быть, даже всего лишь на полбанки, и, если бы у меня не было такого умного и хорошо оплачиваемого мужчины, который содержит меня, я была бы беспомощной. – Она содрогнулась.

– Найдется немало женщин во всей стране, которым после того, как они услышат подобное заявление, станет не по себе в их майках с надписью «Все мужики – сволочи».

– Это правда. – Засунув карандаш в рот, Джессика перелистывала страницы своего альбома. Ею овладели сомнения. Ей нравилось рисовать, это было то, что она умела и к чему у нее был талант – настоящий талант, – но если она не могла зарабатывать этим деньги, тогда какой смысл?

– Я сомневаюсь, что ты долго оставалась бы беспомощной, – добавил Мэттью. – Не похоже на это.

– Посмотри, что я сделала за сегодняшний день. – Джессика, проигнорировав его замечание, развернула альбом в сторону мужа и показала замысловатый карандашный набросок с фигурой создания, похожего отчасти на девушку, отчасти на фею, с заостренными ушками, торчащими из-под блестящих густых кудрей. У нее были огромные глаза и личико в форме сердца. Губки были пухлыми, а на голову был надет венок из полевых цветов. – Она – лесная фея и старается спасти мир от чар злого волшебника.

– Здорово, какая красавица! – Мэттью, как всегда, был почти сражен талантом своей жены. Ему было невдомек, как можно так искусно изображать мельчайшие подробности всего лишь с помощью светотени и карандашной штриховки. – Она напоминает мне тебя.

– Заостренными ушками, да? – Джессика заправила волосы за уши.

– Да. И сексуальными губами.

Джессика вздохнула.

– Что ты хочешь сначала, ужин или секс? – прозаично спросила она, вставая и кладя альбом с карандашом на пол.

Мэттью выдернул галстук из-под воротника и рухнул на диван.

– Как сказать, все зависит от обстоятельств. А что у нас на ужин?

– Я подумывала приготовить пасту с горстью креветок, добавить немного чили, сбрызнуть сливками, сделать гренки из чесночного хлеба и налить по бокалу вкусного теплого красного вина… – Она как попугай повторяла услышанное в кулинарном шоу, которое в обед смотрела по телевизору. В то же время она сняла резинку с волос и распустила их по плечам.

– О, ужин как будто будет вкусным! – поддразнил Мэттью, подходя к жене и заключая ее в объятия. – Но, полагаю, небольшой сеанс секса не повредит, по правде сказать, это, возможно, станет самым нескучным моментом за сегодняшний день.

– Хорошо, тогда договорились. Здесь или наверху? – Освободившись от его объятий, Джессика с бесстрастным выражением лица сняла носки и подбросила их в воздух.

– Думаю, наверху. – Мэттью сбросил туфли с ног и расстегнул пуговицы на рубашке. – Знаешь, я догоню тебя, представь, что я – злой волшебник! – Он зарычал и бросился к ней, задрав руки и согнув пальцы, как когти.

Джессика завизжала, промчавшись наверх по лестнице, и бросилась в постель. Она терпеть не могла, когда ее преследовали. Мэттью схватил ее и целовал в шею до тех пор, пока она не начала пронзительно хохотать, а ее лицо не засветилось счастьем.

Положив голову на грудь мужа, она замедлила дыхание, приноравливаясь к ритму его сердцебиения. Она заурчала, почувствовав, как Мэттью поглаживает рукой ее волосы, паутиной опутавшие его кожу.

Джессика посмотрела на будильник у кровати.

– Я почти уверена, что мы опоздали с ужином. Поздновато для пасты и вина. – Она ухмыльнулась.

– Я встану через минуту и принесу тосты с медом и чай. Как тебе? – Он поцеловал ее в макушку.

– Я думаю, это замечательно. – Джессика, опершись на локоть, пристально рассматривала мужчину, который выглядел совершенно взъерошенным со стоящими дыбом волосами.

– Я по-настоящему счастлива. – Она улыбнулась.

– Что же, если бы я знал, что тосты с медом – это то, что тебе надо, я давным-давно предложил бы их тебе.

Внезапно ее лицо стало серьезным.

– Я серьезно, Мэтт. Я знала, что люблю тебя и хотела быть с тобой, но я не имела никакого представления о браке, и я чувствую… – Она теребила однотонное белое постельное белье из египетского хлопка, стараясь подобрать нужные слова.

– Что ты чувствуешь? – подтолкнул он ее.

– Я чувствую себя спокойно и в безопасности.

– Отлично. Это моя задача – сделать так, чтобы ты чувствовала себя именно так.

– Мне легко оттого, что я знаю, куда идет моя жизнь, и оттого, что мне больше никогда не придется расфуфыриваться, собираясь на свидание. Конечно, исключая свидания с тобой!

– Конечно.

– Иногда у меня возникает желание заползти внутрь тебя и остаться там навечно, просто свернуться комочком у тебя в животике. Я думаю, так я была бы ближе всего к тебе, и мне бы там понравилось.

– Должен сказать, мне вполне довольно того, что ты не сидишь у меня в животике. Было бы очень сложно поиметь тебя, и я не понимаю, как ты могла бы приготовить ужин. – Он засмеялся. – Не то чтобы ты часто готовила ужин. Но когда ты его готовишь, ты становишься черной как смоль!

– Я пытаюсь говорить серьезно, Мэтт. Я не знала, что чувства миссис Мэттью Дин будут совсем другими, но они совершенно изменились, в лучшую сторону. Я чувствую себя в безопасности.

– Ты – в безопасности, – прошептал он. – Я никогда не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. – Он дотронулся большим пальцем до ее руки и провел по фиолетовой вене, извившейся у нее под кожей.

– Я понимаю, что мы молоды, и это может показаться глупым, но я всегда боялась постареть. Я не могла вообразить себе, как это будет. Но теперь я больше не боюсь. Я знаю, что, когда я с тобой, все в порядке. Даже если это означает старость, и морщины, и запах мочи.

– Я буду считать тебя сексуальной, когда ты станешь старой и морщинистой и будешь пахнуть мочой.

Джессика засмеялась и поцеловала мужа прямо в губы, чувствуя, как ее охватывает любовь к этому мужчине и его телу. Она забралась на него и снова поцеловала. Тостам придется немного подождать.

29 августа 2012 г.

Длинные-длинные летние дни почти закончились. Я не могу видеть деревья или нюхать цветы, аромат которых доносил до меня легкий ветерок, если не считать сорока минут ежедневно, что для меня совсем недостаточно. Я стою и глотаю ртом воздух, делая глубокие вдохи, насыщаясь удивительно свежим воздухом, не проникающим через кондиционер.

Сейчас для меня не самое любимое время года, я люблю осень. Несмотря на то, что все эти годы сплошь похожи на один осенний день. Воздух пах, как в «Ночь Гая Фокса»[5], землей и сыростью, мне всегда нравился этот запах. Было пять часов вечера. Машины ехали с включенными фарами, хотя еще не совсем стемнело, шел дождь, и все было подернуто дымкой, изумительной дымкой. Я застегнула до горла молнию на куртке, потому что было немного зябко. В моей памяти не отложилось ничего, что происходило в тот день вплоть до этого самого момента, это был обычный школьный день. Но я все еще помню его в мельчайших подробностях. Я помню, как сидела в автобусе, раздумывая, смогу ли я сделать домашнее задание, пока буду смотреть сериал «Малколм в центре внимания», или же мама отошлет меня наверх, в мою комнату.

Половину пути я просидела с левой стороны в одиночестве, уперев ногу в пол, чтобы не потерять равновесия, когда водитель круто сворачивал за угол. Услышав шипение тормозов, я встала как раз перед тем, как автобус остановился, и приготовилась стащить свой рюкзак с проволочной сетки над головой. Он был тяжелый. Я видела, как он начал падать, и подставила руки так, чтобы он свалился прямо на меня. Мои руки были высоко подняты, когда двери со скрипом открылись, и я услышала шум, за которым последовал пронзительный, визгливый звук трущейся об асфальт резины, потом появился дым, и запахло как будто бы рыбьим жиром, химикатами и чем-то горелым. Кто-то закричал. Это я тоже помню.