— Которые? – зачем-то уточняет Микки.

— Все! – рявкает Йен. – Не хочу, чтобы у тебя были неприятности, – мягче добавляет он. – Ты мой начальник. Я твой подчинённый. И да, дома, конечно, всё наоборот…

Он многозначительно умолкает в ожидании, видимо, реплики Микки, но он молчит, только улыбается. Никто и никогда раньше за него не переживал. За него и за то, как он выглядит со стороны. И на самом деле это пиздец как странно, но Микки дохера доволен. А Йен злится, глядя на его довольную физиономию.

— Остальным корпоративная этика не мешает, – дёргает плечом Микки, не давая Йену сказать, а он явно хочет высказаться.

— Может, это потому что у нас парочек нет в офисе? – саркастично уточняет тот.

— Ну да, парочек нет, – кивает он, – Кев, Ви и Светлана уже почти год живут втроём.

Йен сводит брови и, кажется, зависает, но после паузы всё же подаёт голос:

— Что?

— Оглох? – заботливо интересуется Микки.

— Да не пизди, – одновременно с ним недоверчиво тянет Йен. – Откуда тебе знать.

— Так они не прячутся.

— Я не знал!

— Хотел бы я быть на твоём месте.

— Но Ви лучшая подружка Фионы!

— Хорошая из твоей сестры подружка, что я могу сказать.

Йен буравит его взглядом, пока он допивает кофе и отставляет чашку в сторону. И открывает уже рот, чтобы сказать что-нибудь ещё, но стук в дверь мешает.

— Явно Мэнди, – закатывает глаза Микки, но открывать не идёт, вместо этого наливает себе ещё кофе.

Йен дёргается в сторону выхода, когда стучат второй раз, но косится на Микки и остаётся на месте. Не то чтобы Микки ему запрещал, нет, он об этом даже не думал. Просто Галлагер то ли ещё не обжился, то ли хер разбери, в чём там дело. Дверь открыть он не может, а вот неловко елозить на стуле и бросать на Микки виноватые взгляды – это пожалуйста.

— Да иди, иди, открывай, – не выдержав, разрешает он.

— А ты уверен, что…

— Валяй, – торопит Микки.

Йен тут же слетает со стула, и Микки ничего не остаётся, кроме как прислушиваться. Вот открывается дверь, вот они верещат так радостно, будто не виделись лет десять, а вот оба вваливаются на кухню, и Мэнди трясёт головой, осыпая Микки колкими брызгами растаявшего снега.

— Блядь! – выругивается он и отряхивается. – Ты нахера тут?

— Пришла напомнить тебе, неблагодарная мразь, о твоих планах на сегодняшний вечер, – язвительно отзывается она и плюхается на стул Йена. – С тебя станется забыть.

— Я бы с удовольствием, но вот этот не даст.

— Не даст тебе, если ты не пойдёшь? – ухмыляется она и, отобрав у Микки чашку, отпивает кофе. – Или кончить тебе не даст? Ой, не ебу, как это у вас называется.

— Личным пространством, – услужливо подсказывает Йен, и Мэнди недоверчиво смотрит на него.

— Микки не идёт тебе на пользу.

— А тебе на пользу не идёт недотрах, – ворчит Микки, и она пихает его локтем.

— Я почти готова вычеркнуть тебя из списка приглашённых.

— Ну нет! – тут же возмущается Йен. – Зачем ты это сказала? Посмотри, у него уже надежда в глазах! Ты вообще знаешь, чего мне стоило его уговорить?

О, Мэнди этого никогда и не узнает. Зато Микки в курсе. В курсе, что Йен вошёл во вкус и теперь сам постоянно тянется за коробкой на верхней полке шкафа, чтобы освоить что-нибудь новенькое. Кляпы ему не зашли, причём ни в каком виде и ни на одном из них, зато анальные шарики, к удивлению Микки, приглянулись. Если поначалу у него был какой-то странный пунктик на неиспользование тех игрушек, которые мешают ему чувствовать Микки, то сейчас всё уже стало совсем иначе.

Микки это устраивает. А с кляпами они ещё разберутся.

Мэнди болтает, и болтает, и болтает, и никак не может заткнуться, он её уже даже не слушает, да и Йен откликается довольно вяло, а минут через пять и вовсе не выдерживает:

— Тебе на работу не пора случайно? Готовиться к вечеру, например.

— Точно не идёт на пользу, – безапелляционно заявляет она, но встаёт.

— Я сегодня подыщу тебе кого-нибудь, кто так же не пойдёт на пользу тебе, – подмигивает ей в ответ Йен, и Микки с трудом прячет улыбку.

Когда он там беспокоился, что эти двое объединятся против него?

Ха.

Так ей и надо, пожалуй.

*

— Только не говори, что собираешься идти в чёрной рубашке, – настораживается Йен, входя вечером в спальню. Микки продолжает молча застёгивать пуговицы. – Микки? Почему ты молчишь?

— Сам сказал не говорить, – отвечает он и проводит рукой по волосам.

— Да ты шутишь.

— Точно. Потому что я тот ещё ебучий шутник.

— Я же просил надеть что-нибудь другое!

— Что? – загорается Микки, оборачиваясь к нему. – Что? Свитер с оленями? Колпак Санты? Что я должен надеть? Завали, Галлагер. Я и так повёлся и повесил на окна эти долбоебические гирлянды! Продолжишь меня ограничивать – съебёшься отсюда раньше, чем успеешь произнести кличку главного оленя Санты.

— Рудольф, – торопливо тараторит Йен и под подозрительным взглядом добавляет: – Просто проверил.

— Проверил, насколько сильно тебя нужно пнуть, чтобы ты долетел до двери?

— Да ладно, Микки, – мягко зовёт тот и подходит ближе. – Тебе идёт чёрный, но ведь сегодня Рождество. Может, хоть что-нибудь…

— Йен.

— Ну хоть еловую ветку в карман сунь! В нагрудный, Микки, а не на заднице. Я не собираюсь потом зализывать ссадины от иголок.

Микки только хмыкает, потому что знает точно: если понадобится, Йен сделает что угодно и не будет ни думать, ни спрашивать. Просто сделает.

По-прежнему препираясь, они выходят из дома и садятся в такси. До Петли максимум минут десять езды, хотя сегодня на улицах столько народу, что проще, наверное, было бы идти пешком. Гуляющие бродят по улицам, игнорируя сигналы таксистов, и у ресторана машина останавливается только через сорок с хером минут.

Если бы Микки ехал один, он бы уже сто раз взбесился. Но с Йеном – по-другому.

Мэнди в блестящем тёмно-зелёном платье курит у входа.

— Сколько раз успели потрахаться в такси? – едко уточняет она, когда Йен наклоняется, чтобы чмокнуть её в щёку.

— Шесть, – коротко отзывается он и подмигивает, – нам много не надо. Ну ты же помнишь: сунул, кончил, все дела.

— Долбоёб злопамятный!

— Ага, – радостно щерится он и входит в ресторан.

— Я думал, ты хоть в Рождество будешь меньшей сучкой, но не сложилось, да?

— Без шансов, – соглашается Мэнди и подставляет щёку. – Это для меня слишком.

Конечно, это для неё слишком, Микки знает. Слишком уж много у них общего. Раньше они цеплялись друг за друга так, будто были последней надеждой на спасение, а сейчас…

— Извини, – искренне говорит он, забирая у неё сигарету и затягиваясь.

— За что? – хмурится она.

— Я тебя кинул.

Мэнди криво улыбается и едва успевает подхватить сползающее с плеча пальто.

— Да ладно. Ты мне ничего не должен. А даёшь всё равно больше, чем те, кому до этого реально должно быть дело. – Она хмыкает и после паузы добавляет: – Мы с тобой вроде как брат и сестра, да? Пиздимся до крови то друг с другом, то вместе против остальных.

— Никогда не хотел иметь сестру.

— А я всегда хотела нормального брата.

Они молча докуривают сигарету и тоже входят в ресторан. Зал украшен гирляндами и шарами, в углу стоит ёлка, негромко играет музыка. Микки бегает глазами по залу в поисках Йена и неожиданно для самого себя видит его выходящим из распашных дверей кухни – в белом фартуке и подносом в руках. И оленьими рогами на голове, конечно, как же без этого. Мэнди смеётся, видя его, а Микки только качает головой.

К десяти за столом оказывается человек тридцать, он не считает, но где-то около того: персонал ресторана и их семьи. Более разномастной компании Микки видеть ещё не приходилось: хозяин ресторана, у которого из-под рукава простого свитера выглядывают часы за десятку тысяч баксов, подкладывает картофельное пюре сидящей напротив официантке, пока шеф-повар объясняет своей соседке, как приготовить курицу так, чтобы она получилась сочной.