Да нет, конечно.

Время растягивается в бесконечность: Йену кажется, если он сейчас откроет глаза, будет уже белый день, а Микки просто подохуел, что он так долго подушку плющит, да и вообще весь этот разговор ему приснился и всё по-прежнему. Он мысли, что придётся начать его ещё раз, прошибает холодный пот, но тут пол опять коротко скрипит, а потом Йен слышит сдавленное ругательство.

Через несколько минут полной тишины он всё-таки решается открыть глаза и повернуться на спину. Микки в комнате уже нет, но дверь в его спальню не заперта, как было до этого, а приоткрыта. Он всегда так делал, если Йен ночевал на диване, с самого первого раза, когда между ними ещё даже ничего не было. Ну, как Микки думал. Эта мысль теплом расползается по всему телу, потому что Йен знает, что это значит.

Разрешение.

Разрешение ввалиться в его комнату среди ночи и прижать спиной к себе. Чтобы Микки ворчал с утра, что ему неудобно, и вообще какого хуя он припёрся – да что угодно ворчал, это же Микки.

Чего Йен точно не ожидал, так это того, что будет счастливо лыбиться в темноту этой ночью. Он очень хочет вскочить с кровати прямо сейчас и лечь уже спать там, где и должен, а ещё лучше – не спать, потому что Микки определённо стоит наказать за все его выебоны. Йен будет терзать его долго, старательно, пока он не начнёт умолять, и только тогда сжалится. И над ним, и над собой, да.

Подождать только чуть-чуть надо. Потому что если он придёт сейчас, Микки поймёт, что всё это время Йен не спал, и опять уйдёт в отрицание. Ну и ничего. Йен три года ждал, ещё полчасика подождёт.

Или… он вдруг распахивает глаза шире и рывком садится на кровати. Не будет он ничего ждать, нахер. Если только Микки дверь открытой не просто так оставил – в надежде, что Йен не заметит? Что-то типа: «Я сделал шаг навстречу, ты его проебал, это твоя проблема». Да ну нахуй. Пусть привыкает.

Йен больше не проебёт ни единого шанса.

Он встаёт с кровати и уверенными шагами входит в спальню. Даже не пытаясь быть аккуратным и не разбудить Микки – спит он, как же, – ложится на кровать, влезает под тонкое одеяло и притягивает Микки к себе.

— Опять кошмары? – негромко, но язвительно спрашивает тот, а ещё Йену кажется, будто он в его голосе слышит облегчение.

— Мне не снятся кошмары, – так же тихо отвечает Йен. – Их до этого момента наяву хватало.

— Галлагер…

— Ой, заткнись и спи, – обрывает его он и утыкается носом в плечо.

Никто не пахнет вкуснее Микки.

Ни на ком больше рука Йена никогда не лежала так, будто для этого была создана.

И никогда прежде он так быстро не засыпал.

========== Глава 26 ==========

Микки просыпается, когда уже совсем светло. И ничего удивительного, блядь: шторы он задёрнуть забыл. Где там было об этом помнить.

Рука Йена по-прежнему на нём. Так уже было раньше, и всякий раз Микки стряхивал её с себя, чтобы не дать себе ни единой лишней секунды подумать о том, нравится ему это или нет. Но он так много думал вчера, что сейчас уже откровенно лень: и так ночью от мыслей уснуть не мог. Он вставал, ходил по комнате, вышел в ванную попить воды, чтобы не разбудить Йена шумом на кухне, и зачем-то спустил воду в унитазе, будто боялся, что Галлагер его в чём-то заподозрит. А он просто пялился на себя в зеркало и думал, как докатился до такой жизни.

А ещё – что на месте Йена давно бы уже съебал, оставив задроченного мудака самого разбираться со своими тараканами. Но Йен не ушёл. И в спальню ломиться не стал: улёгся на диване.

В последний раз проведя ладонями по лицу, Микки вышел из ванной, сделал несколько шагов и замер. Галлагерское плечо окаменело, будто тот задержал дыхание, и он в очередной раз почувствовал себя идиотом, которого пытаются обвести вокруг пальца, поэтому прищурился, побуравил Йена взглядом ещё немного и ушёл в спальню. Нет, он был твёрдо намерен ни за что не оправдать ожиданий Галлагера: запереться и утром выставить того вон, – но вместо этого оставил дверь приоткрытой.

Просто потому, что ни за что не сказал бы Йену вслух, что не хочет, чтобы тот уходил.

А он не хочет. Лежит сейчас на боку, пока ладонь Йена прожигает кожу у локтя, и понимает, что хочет к этому привыкнуть. Хочет не отскакивать в ужасе, когда тот рядом; не пороть хуйню, когда слышит признание. Хочет довериться, потому что ебучий Галлагер уже хуеву тучу раз доказал, что ему можно верить. Блядь, да они уже даже крещение общей дракой прошли, а в Саус-сайде это что-то вроде клятвы на крови.

Микки вздыхает, немного сдвигается, и в локоть тут же крепко впиваются пальцы, а сзади к шее прижимаются губы.

— Лежать, – мягко командует Йен, и рот Микки сам собой расползается в довольной ухмылке.

— Ты не охуел командовать? – огрызается он.

— Не-а, – беззаботно отзывается Галлагер.

— Да блядь! – вскидывается Микки, потому что Йен вдруг с силой кусает его за плечо.

— Если ты думаешь, что приоткрытой ночью двери хватило, чтобы я забыл, что за херню ты нёс несколько предыдущих недель и особенно вчера ночью, то ты ошибаешься, – невозмутимо говорит он.

— Мне извиниться? – вскидывает брови Микки и недовольно морщится.

Блядь, место укуса надо обработать. Хуй знает, может, Галлагер ядовитый, иначе хули так щиплет.

— Одними извинениями не отделаешься.

— На коленях?

— Определённо да, – хмыкает Йен. – Можешь даже без единого слова.

— Стоп, – хмурится Микки и, отцепив всё-таки от себя его руку, поворачивается к нему лицом: – Ты хочешь, чтобы в качестве извинений я тебе отсосал?

— Ничего нового, конечно, но мне кажется, это лучшее, что ты можешь сделать в этой ситуации, – часто кивает Йен. – Ладно, я в душ. Без меня не начинай.

Ничего нового, значит, задумчиво рассуждает Микки, провожая взглядом галлагерский зад. В голову сходу приходит штук восемь идей чего-то нового, чего они с Йеном ещё не пробовали, а следом как из рога изобилия сыплются вопросы «почему?».

Почему Галлагер ведёт себя так, будто всё в порядке?

Почему всё, что он себе позволил, – это упрёк, который даже и упрёком-то не назвать?

Почему он обнимает? Улыбается?

Почему он ведёт себя так, будто всё в грёбаном порядке?

И главный вопрос – что-то не так с Галлагером или с ним, Микки?

Телефон на тумбочке коротко вибрирует, и он хватается за него как за спасательный круг.

Галлагер

[11:41 a.m.] Ты уже начал сбивать себя с толку идиотскими вопросами?

Ебанутый, ещё и телефон с собой в душ таскает.

Странно, но после сообщения становится легче. С души сваливается не булыжник, а так, пара песчинок, но дышать проще, он даже улыбается. Вполне себе искренне.

Вы

[11:42 a.m.] Мне не до того

[11:42 a.m.] Я отсчитываю время, которое ты ковыряешься в душе

[11:43 а.m.] До момента, когда я начну без тебя, 31

Галлагер

[11:43 а.m.] Ты меня переоцениваешь. Полчаса – дохера

Вы

[11:44 а.m.] 24

Галлагер

[11:44 а.m.] Что?

Вы

[11:44 а.m.] 19

Галлагер

[11:45 а.m.] Пиздюк

Микки довольно ухмыляется. Блядь, сказал бы ему кто раньше, как он будет себя вести, он бы мудаку лёгкие с почками местами поменял, а яйца – с мозгом. А узнал бы наверняка – точно бы вышел в окно прямо среди рабочего дня. Но это вообще не ебёт, когда в голове складывается план. Нового хотел, Галлагер? Да на здоровье.

Дверь ванной с грохотом открывается, и Микки в мгновение ока скидывает с себя трусы. Чтобы Галлагер не подумал, что он тут пустыми угрозами разбрасывался, естественно, больше ни одной причины. Тот на пороге поскальзывается и въезжает бедром в дверной косяк, морщится, но делает ещё пару длинных шагов вперёд и обвиняюще тычет пальцем в Микки.

— Ты – охуевший пиздюк!

— Уже второй раз за две минуты, – пожимает плечами Микки. – Ты уложился, ты в курсе?

Само собой, он не считал, но сдержаться выше его сил.

— И что ты тут начинать собирался? – придирчиво оглядывает комнату Йен. – Тут нихуя нет.